В Ленинском районном суде Перми начнется судебное разбирательство по делу пермского предпринимателя, руководителя проекта «Школа лидеров» и автора серии книг о счастье и успехе Эдуарда Каравацкого.
Напомним, уголовное дело в отношении бизнесмена было возбуждено 14 апреля 2011 года по статье 159 УК РФ («Мошенничество»). На следующий же день он был задержан в подъезде собственного дома и помещен СИЗО №1. По версии следствия, Эдуард Каравацкий при строительстве здания под кондитерский цех занимался незаконными операциями по возмещению НДС.
Накануне слушаний Эдуард Каравацкий рассказал корреспонденту 59.ru о своем быте в СИЗО. А также объяснил, кто организовал дело против него и почему он не верит российскому правосудию.
– Почему вы приняли решение направить суду ходатайство, в котором попросили сделать слушания в закрытом режиме? При этом ранее вы достаточно подробно рассказывали о ходе процесса (в том числе и в открытом обращении к жителям Перми на сайте Karavatskiy.ru).
– Это очень провокационный вопрос! Очень! Позвольте мне ответить на него после суда. Не умею врать, но, правда… Я хочу вернуться побыстрее к своей семье. Они не должны страдать за мою честность. Когда я выйду из СИЗО, то расскажу, как все было. Без прикрас.
– В упомянутом открытом письме вы отмечаете: «уголовное дело – ничто иное, как заказ моих конкурентов по бизнесу при поддержке правоохранительных органов. Мои конкуренты – это еще не так давно мои ближайшие партнеры по бизнесу». Можете прояснить, на чем основывается это суждение?
– Это уголовное дело – стопроцентный заказ, к сожалению. В деле скрыта и зависть, и обида, и желание отнять деньги. С самых первых дней ареста поступали предложения вытащить меня из СИЗО за деньги и закрыть дело. И так было на протяжении восьми месяцев. Последнее предложение поступало 1,5 месяца назад. Цифры, как ни странно, называли одинаковые: за выход из СИЗО примерно 4 миллиона рублей, за закрытие дела – 7 миллионов рублей. И каждый раз после отказа, моего непонимания, почему я должен выйти отсюда униженным, люди, которые предлагали «выход» смотрели на меня, как на инопланетянина. Неужели я на самом деле мамонт, который не сможет адаптироваться к ледниковому периоду?! Один мой знакомый, узнав о моей позиции, удивился и сказал: «Эдуард, тебе же могут и срок дать!». Он знал меня как боевого и уверенного человека, но так и не понял, что я не могу жить без чести, со страхом в душе. Такой жизни для меня никогда не существовало. Никто не смог забрать у меня самое ценное – право быть личностью.
Сейчас я не могу назвать фамилии людей, которые предлагали сверху мне такие условия, из-за этого могут пострадать мои знакомые и друзья, через которых они выходят на связь со мной. Но один мой близкий друг все-таки набрался сил и сказал, что он приложил свою руку к этому заказу. Я об этом догадывался, но не хотел верить. Единственный вопрос к нему: «Зачем?». Его ответ был таким: «Эдуард, ты – сильный человек и это для твоего блага». «Лучше бы ты убил меня», – ответил я ему.
– Сталкивались ли вы ранее с попытками давления конкурентов?
– Сталкивался. Это было постоянно. Это часть борьбы, некого соревнования. Но за пределы рыночного «ринга» раньше никто не выходил. Сейчас иначе. Это не рейдерский захват, а уничтожение бизнеса через уничтожение меня. Это как минимум попытка нанести смертельный удар.
– Каковы условия в СИЗО? Известно, русские тюрьмы – зрелище, мягко говоря, неприятное.
– Когда из ИВС меня перевели в СИЗО и сразу после «оприходования» отправили в душевую, то мне показалось, что я перенесся на 24 года назад – в свое военное училище. Все то же самое. Те же стены, тот же кафель, те же трубы. Время здесь остановилось. Это точно. Но к таким условиям я был привыкшим. Клопы, бетонный пол, который невозможно промыть из-за въевшейся десятилетиями грязи, подобие оконных рам, окна из десятков составных разноцветных цветных стеклышек. Все это вызывало тоску по нормальным условиям жизни. Но и к этому быстро привыкаешь.
Что поделать, если тюремным работникам не выделяют никаких средств для ремонта. Все напоминает армию, где всегда решали вопросы по принципу «каши из топора». В СИЗО сами арестанты научились так обживать свои новые жилища, что их находчивости и смекалке можно только позавидовать. А это смягчает психологическую атмосферу внутри камеры. Не зря камеры превращаются в «хаты». Мои соседи живут тут уже более двух лет. А это ведь много для временного места, поэтому они обживают свои новые жилища, поддерживают бетонные «квартиры» в чистоте. Стараются держать в чистоте и себя. Я, например, как и раньше, моюсь три раза в день. Смешно, конечно, выливать на себя воду, стоя на фаянсовом унитазе, а затем вытирать пол грязной тряпкой.
Самое сложное в тюрьме – поддерживать свое здоровье, энергетику, дух. Для того чтобы не потерять форму, я без перерыва все 230 суток провожу тренировки два раза в день. На прогулке я бегаю во дворике без остановки от одной стены к другой (примерно 5 метров). Пробегаю, таким образом, 9 километров за час. После без остановки отжимаюсь, подтягиваюсь. Вечером отжимаюсь в камере. А в течение дня хожу по камере от 10 до 16 часов. Всего за день прохожу километров 40-50. За все время здесь я прошел более 10 тысяч километров. Это бесконечный марафон! Иногда чувствую себя Форрестом Гампом. Никогда не лежу на нарах, я все время в движении. Но это, скорее, особенность моей психологии. Другие живут иначе, а я, как зверь в клетке.
– Вы жаловались на условия содержания в СИЗО?
– На администрацию СИЗО я не жаловался. Да и в последнее время по камерам постоянно ходят проверки и смотрят за содержанием арестованных. Сами охранники говорят, что сейчас их заставляют выполнять все права арестантов.
– Доверяете ли вы российскому правосудию? Верите, что решение суда будет справедливым?
– Я не доверяю правосудию в принципе. Один мудрый человек сказал: «Закон ниже правды. Правда ниже справедливости. Справедливость ниже милосердия». Я завершил эту цепочку – милосердие ниже любви. Это означает, что человек – очень сложное существо. И часто его поступки нельзя измерить законом. Человек не может и не должен быть роботом. На все сто процентов он никогда не сможет и не должен отвечать за свои поступки. Правосудию очень хотелось бы упростить человека, но это – неверный путь. Запугиванием, длительными сроками в местах лишения свободы не решить проблему человеческих ошибок.
Я думаю, что правосудие должно быть более человеколюбивым, чем государстволюбивым. Только после этого мы сможем уйти от варварства во всем.
– В случае, если суд признает правоту за вами, нет мысли о смене деятельности? Скажем, уйти из бизнеса и полностью заняться политикой? Вы видите себя в списках какой-нибудь политической партии?
– Я не думаю, что мне удастся доказать свою правоту. Не дай Бог, чтобы вас когда-нибудь предали самые близкие люди, ведь они знают о вас все. Тем более, если они еще и организовали все ваши дела. В российском бизнесе просто невозможно делать все идеально. Проще совсем не начинать. Более того, государству безразлично, как вы будете справляться с кризисом в собственной компании. Так было всегда.
Судя по тому, что я вижу на экране телевизора, судя по тому, какие законы принимают наши власти, скоро будут сажать за малейшую ошибку в любой сфере деятельности. Идет массовое запугивание. Это грустно. И из-за такого ужесточения ответственности, из-за возможных атак моих недоброжелателей, да и просто из-за того, что, возможно, у меня будет срок, я вряд ли продолжу заниматься бизнесом. Это просто опасно. В тюрьму возвращаться мне не хочется. Хочу радовать своих близких, хочу пожить для них.
В политику я точно не пойду. Мне тяжело врать. Да и не верю я в чистоту намерений ни одной политической партии.
– Останетесь ли вы в России после освобождения? Многие бизнесмены, на которых оказывалось давление, в том числе и со стороны правоохранительных органов, считают, что, например, в Лондоне приятнее и спокойнее жить. Разделяете ли вы эту точку зрения?
– Пока не знаю. Если не отстанут, то буду вынужден уехать. Куда? Пока не знаю. И, конечно, это грустно, потому что придется помогать людям, что называется «из-за бугра». Но сидеть в тюрьмах я не хочу. Я не настолько идейный человек, чтобы преодолевать это постоянно. Да и дух у меня слабоват, хотя все свои 42 года я страдал. Но при этом верил, что когда-нибудь стану счастливым. В постоянной борьбе стать счастливым я не смогу. Нужно понимать главную отличительную черту нашей страны – здесь запрещено быть счастливым. Тебя всегда подведут к тому, что твое счастье будет получено за счет других. А значит, ты будешь виновен даже когда отдашь все. Но не все так плохо. Например, в нашей стране можно постоянно совершенствовать свой дух.
