Анастасия сечина, михаил данилович, ярослав чернов
«Фигово. Одиноко. Больно.
Всё хорошо»
История войны взрослых, в которой никто не хотел уступать
Весной 2016 года 14-летнюю Дарью А. поместили в Центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей (ЦВСНП). Через три недели краевой суд отменил решение районного, постановив, что его «нельзя признать законным и обоснованным». Родители подали в суд, пытаясь взыскать компенсацию морального вреда за неправомерное лишение их дочери свободы, однако в феврале этого года дело проиграли. Теперь общественный защитник девочки хочет дойти до Европейского суда по правам человека. Незаконное наказание подростка, разлучение с семьёй, отказ в возмещении морального вреда – эта история стоила того, чтобы разобраться. Но чем глубже мы погружались в детали, тем больше понимали: условного «врага» ищут не там.
В распоряжении редакции есть официальное разрешение указывать в публикации имя и фамилию девочки, а также размещать её фото. Однако мы сочли этичным оставить все сведения, позволяющие однозначно идентифицировать подростка, за кадром.
Как следует из постановления суда Индустриального района Перми, Дарью поместили в ЦВСНП из-за «неоднократных деяний»: кражи проездного и телефон, ложного доноса об избиении, употребления токсических веществ. Во всех четырёх случаях в возбуждении уголовного дела было отказано в связи с «недостижением возраста привлечения к уголовной ответственности». В решении суда говорится, что в декабре 2015 года в отношении Дарьи велись проверки ещё по трём делам: инцидент в школьном туалете (девочке стало плохо, родители подали заявление в полицию, обвинив школу в «оставлении в опасности»), нанесение побоев одноклассникам и «интимные притязания в отношении одноклассниц» (на этот счёт есть коллективное обращение родителей).

Прокурор Индустриального района в заключительном слове поддержала ходатайство о помещении в ЦВСНП и обратила внимание на то, как вела себя Дарья на суде: «Она дерзит, перебивает участников процесса, повышает голос. Законный представитель полностью оправдывает поведение дочери, не понимая, что при таком поведении появляется дозволительность». Защитник подростка попыталась вступиться: «Девочку никто не понимает. Родители за неё бьются, девочка неплохая, она может учиться...», однако суд склонился на сторону прокурора.
Выдержка из протокола судебного заседания
Решение суда: «Принимая во внимание то, что профилактические беседы к положительным результатам не приводят, подросток склонен к асоциальному поведению, совершению правонарушений и общественно-опасных деяний, не даёт оценку последствиям за совершённые поступки, родители с воспитанием дочери не справляются, она подлежит помещению в Центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей».

Заседание закончилось вечером пятницы. Дарью увезли из зала суда, не дав возможности попрощаться и собрать вещи. «На мне была жилетка, джемпер... Ничего с собой не было, даже телефона», – расскажет она позже. Девочка утверждает, что в машине инспектор ПДН заявила ей: «Вот видишь, я же говорила, что закрою тебя».
Дарью увезли из зала суда, не дав возможности попрощаться и собрать вещи: «На мне была жилетка, джемпер… Ничего с собой не было, даже телефона»
Родители подали апелляцию на решение Индустриального суда. 4 мая 2016 года, краевой суд признал, что «решение суда [о помещении Дарьи в ЦВСНП] нельзя признать законным и обоснованным». В постановлении говорится, что не дана «должная оценка всем обстоятельствам дела» и не исследованы «все отказные материалы по всем общественно опасным деяниям», совершённым Дарьей. При этом выводы о возможном совершении подростком повторного общественно опасного деяния названы необоснованными, поскольку «отсутствуют сведения о полноте и достаточности проведённой профилактической работы с семьёй и самой Дарьей».

Девочку отпустили, дело направили на новое рассмотрение. 9 июня 2016 года суд Индустриального района рассмотрел новое ходатайство об отправке Дарьи в ЦВСНП и отказал, указав, что оснований для помещения подростка в Центр «ещё на неделю» не имеется.
Иск о компенсации морального вреда за незаконное лишение свободы родители подали только в 2017 году. «Дошли руки», – объясняет общественный защитник подростка Денис Галицкий. Дача гражданского активиста находится по соседству с домом семьи Дарьи. Девочку он знает лично, и вопрос, по его мнению, предельно прост: ЦВСНП – это лишение свободы, а значит, если помещение туда признано незаконным, государство должно за это заплатить, как оно заплатило бы, незаконно лишив свободы взрослого человека.

Денис Галицкий
правозащитник
Однако в исках отказал сначала районный, а потом и краевой суд. Мотивировка – вина должностных лиц доказана не была, а случаи, когда ответственность за причинение вреда гражданину налагается на казну РФ независимо от доказанности вины, перечислены в статье 1070 ГК РФ, и ЦВСНП там не упомянут. Формально, помещение в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей является не наказанием, а «принудительной мерой воспитательного воздействия».
Социальный анамнез
«Мир взрослых показал звериный оскал. Моральный вред [нанесённый девочке] очевиден. Даже взрослому трудно вынести, когда вот так неожиданно тебя изымают из жизни и помещают в такую странную среду», – говорил Денис Галицкий на суде, упирая на то, что «домашний ребёнок» был разлучён с семьёй, и это «недопустимо». При этом, считает правозащитник, то, как у девочки складываются отношения с учителями, родителями, сверстниками и вообще окружением, к делу не относится. Мы не смогли с этим согласиться и постарались узнать о жизни подростка как можно больше.
Школа: «Какая она у нас…
Я даже не помню»
Школа на суде ходатайство о помещении Дарьи в ЦВСНП поддержала.
Социальный педагог учреждения тогда заявила, что за 30 лет работы впервые сталкивается с таким «хамским отношением» и считает, что за него «несовершеннолетнюю нужно наказать».
По её словам, сложности начались сразу после перевода Даши из другой школы – двух учеников девочка угостила насваем (вид некурительного табачного изделия – Прим.ред.), для одного дело кончилось отравлением.

Встретиться с социальным педагогом не удалось. Сначала она согласилась увидеться, но к условленному времени в школу не пришла – сказалось больной. «Вы своими "поглаживаниями" только развращаете ребёнка. Если вы посадите её за парту, я буду вам благодарна», – сказала она по телефону. Позже в переписке охарактеризовала Дарью как «очень неглупую девочку» и «мощного неформального лидера среди подростков»: «Цены бы ей не было в нашей школе, если бы эта энергия уходила на добрые дела. А так.... в никуда».

Классная руководительница Дарьи знает девочку с пятого класса. Говорит – та всегда была очень активной и импульсивной. «Хотелось ей везде участвовать, [независимо от того] может она или не может», - говорит учитель. В результате нередко подводила. Характер девочки сейчас педагог описать затруднилась: «Ну, как вот вы её охарактеризовали, такая она и есть. Какая она у нас... Я даже сейчас не помню». На вопрос о том, какие предметы Дарья любит, учительница ответить также не смогла: «Это её надо спросить».

По словам классной, на контакт девочка не идёт, направления к школьному психологу игнорирует, а сейчас и вовсе почти не бывает на уроках: до школы доходит, до занятий – нет. На вопрос, почему пропускает, всякий раз отвечает, что сильно болит голова. Справок не предоставляет. Обо всех пропусках педагог сообщает родителям – шлёт им «эсэмэски».
Медали Дарьи
В школе у девочки репутация задиры и пацанки. Представление об её характере можно составить, прочитав протоколы допросов по делу о краже телефона (один из эпизодов, послуживших причиной помещения в ЦВСНП) – Дарья назначает «стрелки», устраивает разборки и наказывает за «косяки». Один из одноклассников девочки на условиях анонимности рассказал, как однажды, заступаясь за него, она избила мальчика из другого класса: «В кусты толкнула. С ноги в лицо дала. Палец ему сломала, нос. Я пытался её остановить, она меня не слушала». Сейчас, говорит подросток, с Дашей он не общается: «Подставляет она постоянно, деньги вымогает, бьёт всех. Пацаном себя возомнила. Одевается, как пацан. Подстриглась, как пацан – всё, это не девочка даже». По словам парня, «все учителя пытаются выгнать Дарью из школы».

За мальчишку поначалу Дашу принял и тренер по самбо в СК Сухарева, на секцию к которому приходила девочка. Мужчина характеризует её как необязательную. «Я с ней сколько разговаривал: "Ходить надо, будешь ходить?" - "Буду". [Потом] бах – нету. Несколько раз пришла – перестала. Потом снова два раза пришла – и у нас телефон у мальчика пропал. Вот и всё», – рассказал тренер.

Мальчишеские же повадки Дарьи стали причиной направления её к психиатру. Это была инициатива инспектора по делам несовершеннолетних (ПДН). На суде она пояснила: «Позиционировать себя мальчиком ненормально». После этого родители, как они сами говорят, инспектору доверять перестали, хотя поначалу были к ней расположены.
Родители: «Не понимаем, из-за чего эта война»
Семья Дарьи живёт в частном доме. Покупали как дачу, потом перевели в жилое строение. «Потихоньку всё доделываем. Отопления не было, воды не было. Сейчас и вода в кране бежит, и машина стирает, и батареи тёплые», – рассказывает отец семейства Виталий.
Руки, впрочем, доходят не до всего. В комнате, где мы беседуем, довольно темно – лампа светит тускло. Разбросана одежда, кресло сломано, настенные часы стоят. Стол заставлен грязной посудой и пепельницами. В доме накурено. «А чего, я с 12 лет курю, она (кивает на жену – Прим.ред.) с 11 лет. Ну, живые же, не наркотики курим», – объясняет отец. Мать добавляет: «Это пока Дашки дома нет».

У Виталия, по словам очевидцев, любое взаимодействие с «системой», а тем более представителями полиции, вызывает агрессию. Но ещё до помещения дочери в ЦВСНП родители Дарьи начали конфликтовать с другой системой – образования. Первое столкновение (по крайней мере, то, о котором известно нам) произошло, когда девочке было 9 лет. Тогда родители перевели её в другую школу. На суде отец сказал: классная руководительница заявила, что их дочь не всегда готова к занятиям и разговаривает на уроках. «Мы решили, что житья не будет и перевели дочь в другую школу», – объяснил мужчина.
«А чего, я с 12 лет курю, жена с 11. Ну, живые же, не наркотики курим», – объясняет отец.
В острую фазу противостояние семьи и новой школы вошло в ноябре 2015 года. Тогда Дарье стало плохо в школьном туалете. Она позвонила родителям, приехал папа. Виталий утверждает, что учителя якобы смеялись за дверью, а один из педагогов заявил, что судьба его дочери «сдохнуть у унитаза». На суде Виталий говорил, что в образовательном учреждении даже скорую вызвать не предложили. Правда, в личной беседе с журналистом сообщил уже иное – дескать, всё-таки предложили, но он отказался, потому что вызвал сам. После инцидента родители подали заявление в полицию об оставлении в опасности (статья 125 УК РФ), но проверка вины педагогов не выявила.

Несколько месяцев спустя Дарью поместили в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей. Мать и отец полагают – это что-то вроде мести. Во всём, что происходит с их дочерью, они винят третьих лиц – педагогов, полицию, инспектора по делам несовершеннолетних. Утверждают, что последняя якобы заявила прямым текстом: «Сломаю жизнь вашему ребёнку, потому что так хочу».
Все настенные часы
в доме Дарьи стоят
«Мы сами не понимаем, из-за чего эта война», – говорит мать, но переводить Дарью в другую школу родители отказываются. «Зачем? – заявил на суде отец. – Я считаю, что такие учителя должны сами уходить». Он целиком на стороне дочери, свои отношения с ней называет «доверительными». Утверждает, что занятия в школе она посещает – хотя знает об этом только со слов Дарьи. Уверен, что наркотики не употребляет – хотя и дружила с группой ребят, замеченных в токсикомании. Убеждён, что единственное правонарушение, совершённое его дочерью – кража 50 рублей, хотя как раз этот инцидент в решении суда о помещении Дарьи в ЦВСНП даже не упомянут.
Прикамский ОДН: все хороши
Начальник отделения по делам несовершеннолетних ГУ МВД России
по Пермскому краю Татьяна Кандакова в разговоре формулировку
«трудные подростки» употреблять отказывается: «Ну, какие они трудные?
Просто дети. Это взрослые трудные».
«У меня примеров много, когда реально можно решить проблемы, и они решаются, если мы все – и сотрудники полиции, и родители, и педагоги – поворачиваемся лицом к детям. Тогда мы детей видим, слышим, начинаем понимать их проблемы», – говорит Кандакова.

Она признаёт: школы зачастую не заинтересованы в проблемных детях, им «проще от них избавиться»: «Нет ребёнка – нет проблем». «Такие дети не являются гордостью [школы], – размышляет начальник прикамского ОДН. – Даже если у них есть какие-то шажки вперёд, небольшие успехи, победы над собой, это [часто] не отмечается».
Впрочем, Кандакова признаёт также и то, что нередко у педагога просто не хватает времени, чтобы заниматься проблемным ребёнком. Поэтому в большей степени ответственность за поведение подростка лежит на родителях.

Про родителей Дарьи она говорит так: настолько увлеклись защитой интересов дочери, что самого ребёнка видеть перестали. «Они слепо защищают своего ребёнка, не помогают ему признать, что он нехорошо поступил. Ребёнок, чувствуя покровительство со стороны родителей, продолжает [совершать правонарушения]. Какие [родителям] нужны аргументы? Что они хотят услышать? Они хотят ребёнка сами на месте преступления застать?», – недоумевает собеседница. Говорит, аналогичных примеров родительской «слепоты» она может привести немало.

Татьяна Кандакова
начальник ОДН ГУ МВД России по Пермскому краю
Обитель зла
Чтобы своими глазами увидеть «звериный оскал» взрослого мира, как охарактеризовал ЦВСНП Денис Галицкий, отправляемся в пермский Центр временного содержания для несовершеннолетних правонарушителей. Он находится на улице Дзержинского. Двухэтажное здание на задворках отделано бело-серым сайдингом и окружено забором с колючей проволокой. На окнах решётки. Сюда направляют подростков, которые совершили общественно-опасное деяние, но ещё не достигли возраста уголовной или административной ответственности. Решение об этом остаётся на усмотрение суда. Находиться в Центре несовершеннолетние могут не дольше 30 дней. До 2003 года ЦВСНП назывался Центром временной изоляции. Все его сотрудники были обязаны ходить в форме. Теперь иначе.
«Дашку? Помню»
У входа в Центр, возле поста охраны, сидит девочка в верхней одежде. Держится за щеку. «Что, всё-таки зуб?» – сочувственно спрашивает проходящая мимо женщина в коротком пёстром платье. Девочка со страдальческим видом кивает. «Ну, держись, Настя», – утешает женщина.
Позже нас представят друг другу. Это Инга Грачёва, психолог ЦВСНП. Она работает в Центре уже 16 лет, из них психологом – 12. Инга проводит нам экскурсию по учреждению, показывая спальни, душевые, туалеты, учебные комнаты, спортзал, кинозал, библиотеку и столовую, стены в которой разрисованы одним из бывших подопечных ЦВСНП. Светлые помещения, обои тёплых расцветок. Информационные доски увешаны детскими рисунками. Кругом – на подоконниках, стендах и даже на потолке – поделки из бумаги. Одну из них – красную собаку с туловищем-цилиндром – подарили нам.

– Помните Дарью А.? – спрашиваю я у психолога.
– Дашку? Да, помню.
Энергичная, весёлая. Своеобразная. Часто выступает защитницей чужих интересов. Так охарактеризовала девочку Грачёва. Сегодня это единственный психолог, которому удалось пообщаться с Дарьей. В одном из постановлений суда по делу девочки приводятся её выводы после работы с подростком: «Родители чересчур опекают Дарью, не дают ей самой ни в чём разобраться. Ребёнку нужно взрослеть. Сейчас уже не нужна такая гиперопека со стороны родителей». На вопрос, действительно ли отношения с мамой и папой у девочки доверительные, психолог отвечает отрицательно: «Конечно, нет. Даша – очень закрытый человечек. Она взрослая, сама решает свои проблемы».

«Она разная. Очень интересная. С одной стороны, как мальчишка. Внешне жилистая, мускулистая. Но внутри – очень чувствительная, ранимая. Она это не показывает. У неё защитные иголки такой длины, [что] она никого близко не подпускает», – добавляет заместитель начальника ЦВСНП Наталья Галкина. По её словам, в Центре к девочке претензий не было: хозяйственная, ответственная, соблюдала дисциплину, помогала с младшими детьми – «опекала на правах старшей сестры». То, что происходило на суде о помещении Дарьи в ЦВСНП, Галкина считает недопустимым: говорили, что у неё нетрадиционная сексуальная ориентация, что все от неё устали.
«С одной она стороны, как мальчишка. Внешне жилистая, мускулистая. Но внутри – очень чувствительная, ранимая»
«С Дашей можно работать, – уверена зам. начальника Центра. – [Надо только] увидеть в ней обычного ребёнка, не правонарушителя, и относиться, как к обычной девчонке. И с семьёй можно работать. Мама старается слушать. С отцом сложнее. Я пытаюсь ему объяснить, что его негативное отношение ко всем окружающим мешает дочери выстроить неконфликтные отношения с миром. Он не слышит. [Родители] в своём соку варятся, друг друга накручивают постоянно. А Дашка же всё это слышит. Не понимаю, как она выдерживает всё это». Наталья Галкина утверждает, что Центр готов и дальше работать с девочкой: «даже не в рамках содержания, пусть просто приезжает вместе с родителями».

В постановлении суда приводятся слова Инги Грачёвой, где она объясняет, в чём суть работы ЦВСНП: «Это не мера наказания, а возможность разобраться в том, почему ребёнок так ведёт себя, выявить причину». В замкнутом пространстве Центра становится возможно то, что не получается в повседневной жизни. Например, психологу – установить более или менее тесный контакт, педагогу – выявить талант ребёнка. «Я не лечу, мы не терапевты. Но моя задача выяснить причину и дать в кратчайший срок рекомендации семье», – объясняет Грачёва. Она убеждена: асоциальное поведение подростка в 100% случаев связано с проблемами в детско-родительских отношениях.
«Это не колония, у нас другая цель»
То же самое говорит Елена Пахмутова, начальник Центра. Она рассказывает, как три года назад «позволила дерзость» предложить председателю краевого суда Владимиру Вельянинову помещать в ЦВСНП не только ребёнка, но и хотя бы одного «законного представителя». Думала, тот засмеётся в ответ. Но он назвал мысль «интересной» и попросил помощника её записать. «Может быть, когда-нибудь это случится», – говорит Пахмутова.
Формально, задачи Центра временного содержания – защита жизни и здоровья подростка, предупреждение совершения им повторного правонарушения, а также – выявление обстоятельств, которые его на эти правонарушения толкают. Это получается сделать через личное общение с ребёнком. К некоторым найти подход не удаётся, но чаще ребята раскрываются. Кто-то сразу, кто-то только к концу своего пребывания в ЦВСНП.

Подоплёка «социально неприемлемого поведения» подростка порой вскрывается страшная. Однажды выявили девять эпизодов педофилии в отношении трёх девочек. Все они на тот момент содержались в ЦВСНП. «Мы за голову схватились. Пригласили сотрудника уголовного розыска, стали дело оформлять, – рассказывает Пахмутова. – Девять эпизодов в отношении падчерицы и двух её подружек. Никому о них не было известно».
К решению проблем подростка Центр пытается подключить всех причастных к его жизни: полицию, школу, родителей. «Передаём его, как эстафетную палочку», - говорит директор ЦВСНП. Школам пишут рекомендации, с отцами и матерями стараются разговаривать. Часто выясняется: контакта между родителями и «трудным» подростком нет. «Маме говорю: "Вы когда ребёнку последний раз говорили, что он у вас хороший, любимый, единственный сын?" Мама отвечает: "Вы знаете, он мне два года мозг выносит, я его уже любить даже не могу"», – делится Инга Грачёва.

Понимания удаётся достичь не всегда. Не все родители готовы признать, что воспитывают своего ребёнка как-то не так. Да и школы относятся по-разному. По ответам из образовательных учреждений всегда видно, где их рекомендации приняли к сведению, а где даже не читали, говорит начальник ЦВСНП.
«Всё, Димочка»
Спрашиваем воспитанников Центра, как им здесь. Нестройный мальчишеский хор – «нормально», «хорошо», «хреново», «кормят прилично». Ребят построили в коридоре – поведут одеваться на прогулку.
Воспитанники всегда ходят строем – умываться, заниматься, обедать, ужинать. Таковы правила. Они строги во всём, что касается режима, но эта строгость, кажется, не распространяется на общение. Воспитанники разговаривают со своими воспитателями без особого пиетета, запросто. Могут обратиться на «ты». Могут холодно уйти от контакта. И то, и другое воспринимается как норма.

– Ты пообщался с отцом Михаилом? (в ЦВСНП практикуют разговоры со священнослужителями разных конфессий, с согласия ребёнка и родителя – Прим.ред.) – спрашивает одного из мальчишек Елена Пахмутова, заглянувшая в комнату. – Как тебе?
– Нормально, – сухо отвечает парень.
– Отец Михаил доволен остался, слышишь? А чего не поехал в пожарную часть?
– Не захотел, – опять сухо бросает парень.
– Понятно, – реагирует Пахмутова и скрывается за дверью.

Когда мы просим перейти всех в кинозал для фотосъёмки, парни открыто возмущаются. Один и вовсе бунтует: «Вот делать нечего, с места на место таскаться! Давайте без меня тогда». «Всё, Димочка», – мягко урезонивает парня воспитатель. Минут 10 спустя он будет крутить бусину из бумаги и радоваться: «Во, смотрите, я сделал самую здоровую в мире!»

Завоевать доверие ребят за тот короткий период, что мы были в Центре, невозможно. Поэтому говорить о том, за что их поместили в ЦВСНП, парни отказались. Один объяснил: «Нам сказали, можно не говорить, если мы не хотим». На вид – обычные мальчишки и девчонки. Только взгляд исподлобья.
Дитя в хаосе
«Во время нахождения в центре, вы говорите, какие-то страдания испытали?» — спросили Дарю на суде о взыскании моральной компенсации. «Да. У меня был нервный срыв из-за того, что мне не хватало семьи. Я домашний ребёнок. Когда мама приезжала, я очень радовалась. Когда она уезжала, у меня была истерика», — ответила она.
Примерно то же самое и теми же словами Дарья говорила и журналисту, только при этом противоречила сама себе. По словам девочки, поговорить и посоветоваться в Центре ей было не с кем. «Там ни к одному из детей не искали подход, со всеми одинаково», — говорила она на суде. «Там детей слушают, но не всегда понимают», — сформулировала в личной беседе. «Психолог пыталась со мной пообщаться, и у неё это получилось», — сказала она позже.

Из сильных негативных воспоминаний о Центре — первые дни, которые пришлось провести в медицинском изоляторе (таковы правила ЦВСНП). Крошечная комната, на двери и окнах решётки. Чтобы попасть в туалет, приходится долго звать кого-то из персонала. Все развлечения — книжки со стихами и сказками.

В остальном, говорит Дарья, было «нормально». Она училась на четвёрки и пятёрки, рисовала, шила подушки, участвовала в постановках, «весёлых стартах», выездных мероприятиях. После того, как покинула Центр, какое-то время переписывалась с сотрудниками ЦВСНП в социальной сети «Вконтакте».
Негативные
воспоминания - первые дни в медицинском
изоляторе
С Дашей мы встретились у неё дома. Девочка живёт на втором этаже. Узкая кровать, застеленная клетчатым пледом. Стены, обитые фанерой. Свёрнутый ковёр и старый плюшевый медведь в углу. На видавший виды стул с давно сошедшей обивкой и оголившемся поролоном брошена чёрная толстовка Russia mix-fight. Дарья говорит, что хочет пойти на тайский бокс: «В боевое тянет. Там можно выбросить энергию, которая концентрируется в тебе, злость вот эту…» На вопрос, откуда берётся злость, девочка ненадолго задумывается, потом криво улыбается: «Так учителя доводят!»

Дарья утверждает, что отношения с педагогами в школе у неё, в основном, нормальные. Только с некоторыми не получается найти общий язык. Тут она вновь заводит речь о «подходе», который к ней «не ищут». По её словам, учителя «ставят себя выше» неё: «У них как? Как они сказали, так и должно быть. А меня это не устраивает».
Дарья говорит, что хочет пойти на тайский бокс:
«В боевое тянет. Там можно выбросить энергию,
которая концентрируется в тебе, злость вот эту…»
Обвинения в свой адрес девочка опровергает. Наркотики не употребляет – когда ей стало плохо в туалете, медицинские анализы ничего не показали, а «виртуальных наркотиков не существует» (теми же словами говорит Дашин отец). В драках не участвует, конфликты старается решать на словах – правда, признаётся: если кто доведёт, может и «выписать подзатыльник». Курить бросила пару месяцев назад, потому что «упала дыхательная система». К алкоголю не прикасается. Про кражу проездного отвечает: «Не помню». Телефон не крала, а взяла проверить – узнала, что на нём якобы есть компрометирующие её фотографии (в беседе с журналистом Даша утверждала, что вернула аппарат, а на суде заявила, что одноклассник «продал его шаурмисту»).
На суде о помещении в ЦВСНП Дарья говорила, что хочет выучиться на повара. Теперь планы изменились – собирается пойти на психолога. Говорит, что общается со многими ребятами, даёт советы. «У одного моего приятеля с мамой проблемы были. Она не слушала его, уходила из дома, гуляла, – рассказывает Дарья. – Я дала ему совет – пусть мама живёт своей жизнью, а ты живи своей, ты ничего не можешь изменить, она уже взрослая. Он со мной согласился, и мама вдруг сама начала к нему тянуться».

«Мне Дашу больше всех жалко в этой ситуации, потому что взрослые никак не могут договориться, а страдает ребёнок, – говорит заместитель начальника ЦВСНП Наталья Галкина. – И сейчас не надо выяснять, кто виноват, надо искать выход. Может быть, службы примирения помогут? У нас же они прописаны в федеральном законодательстве. Но никто не хочет уступать, никто не хочет слышать». Через месяц, отмечает собеседница, девочка вступит в возраст уголовной ответственности.
«Взрослые никак не могут договориться.
Никто не хочет уступать, никто не хочет слышать».
На руке девочки резиновый браслет с надписью «На удачу». Говорит, купила. На шее крестик. Говорит, крестилась по собственной инициативе: «Я верю в бога. Бог есть в каждом из нас, он внутри просто».

На мою просьбу дать ссылку на аккаунт в социальной сети, Дарья отвечает: «Не сижу [в соцсетях] вообще». Но найти аккаунт девочки во Вконтакте не составило труда. Впрочем, она и правда давно в нём ничего не писала. На страничке много мотиваторов из спортивных пабликов и личных фотографий. На одной из них Дарья стоит на крыше дома, раскинув руки. На другой – показывает средний палец своему отражению в школьном зеркале.

11 апреля 2016 года, за четыре дня до помещения в ЦВСНП, запись: «Тебя спрашивают, как у тебя дела. Твои мысли : "Фигово. Одиноко. Грустно. Больно. Тяжело. Сердце болит". Твой ответ: "Всё хорошо"».