13 лет в шести избах деревни Афонино Пермского края действует приют «Рассвет». Частный, стихийный, неофициальный. Его основала местная жительница Валентина Овчинникова. Говорит, успела помочь полутора сотням бездомных: одиноким пенсионерам, больным, брошенным родственниками, бывшим сидельцам. Мы отправились в Афонино, чтобы узнать, зачем бывшая учительница биологии спасает обездоленных и что держит их в приюте. А через месяц пришлось ехать снова — встречаться с пятью пенсионерами, вывезенными из «Рассвета». У стариков нашли вшей. Сами они жаловались, что три раза в день ели кашу на воде и не видели своих пенсий.

Афонино — деревня в Юсьвинском районе Пермского края, примерно в 250 километрах от Перми. Добраться туда непросто — последние три километра нужно идти пешком, легковушка не проедет. В свой первый визит мы встретили в деревне двух полицейских, приехавших по делу. Один как раз отправляется вытаскивать машину трактором. Говорит, до Афонино они «почти доехали» на уазике.

На въезде с обеих сторон дороги — разрушенные дома. Перед некоторыми в землю вкопаны деревянные палки с голубыми табличками. На них — имена, отчества и фамилии тех, кто жил здесь раньше.

Афонино — родина Валентины Овчинниковой. Когда-то она уехала отсюда в соседнее село Архангельское, где работала учительницей химии и биологии. Рассказывает, что однажды вопреки запрету директора повезла учеников на конкурс художественной самодеятельности в Пермь, и за это была уволена. Около года искала новую работу, не нашла. В 2004-м вернулась на малую родину и заняла пустующий родительский дом. Со слов Валентины, Афонино на тот момент было деревней-призраком: пустующие, разрушающиеся дома, клуб, конеферма...

Вместе с Овчинниковой сюда переехали её приёмные сын с дочерью и ещё одна женщина с грудным ребёнком. Они сошлись через общих знакомых, от которых Валентина узнала, что девушке некуда идти из роддома. Предложила переехать вместе. Жили огородом и на сиротские пособия. Через год в Афонино после отсидки объявился отец приёмных детей Валентины — Николай. Его поселили отдельно: мужчина болел туберкулёзом. Овчинникова говорит, что вылечила его травами и баней.

А потом в деревню потянулись бывшие сидельцы и одинокие пенсионеры. Управительница приюта утверждает, что переселяться в Афонино бездомным скитальцам предлагали даже в поселковых администрациях Юсьвинского района.

Стихийно образовавшемуся приюту дали имя — «Рассвет». Так раньше назывался колхоз, располагавшийся в Афонино. В советское время его возглавлял отец Овчинниковой. Со слов женщины, колхоз был «богатый, зажиточный, сто семьдесят человек рабочей силы». За счёт него деревня и жила. Валентина говорит: отец всю жизнь заботился о других, и она, давая кров бездомным и возрождая деревню, решила продолжить его дело: «Гены доброты». «Я зимой не хожу в перчатках, у меня даже их нету, у меня руки очень горячие. Я своей биоэнергией заряжаю больных, даю им радость жизни. А иначе я не могу», — говорила о себе Валентина в одном из интервью.

Овчинникова утверждает: в больницах и колониях её до сих пор просят принять новых обитателей. Всего через приют прошли полторы сотни постояльцев. Кто-то умер, кто-то вернулся к нормальной жизни.

У «Рассвета» есть свои коровы и огород, на котором каждый работает по мере сил. Помогают и благотворители. Так, в 2015 году депутат Законодательного собрания края Вагаршак Сарксян послал в Афонино грузовик с кроватями, а ещё — комплекты посуды, стиральный порошок, постельное бельё и телевизор. Весной этого года краевой министр по делам Коми-Пермяцкого округа Виктор Рычков отдал на благотворительность 715 тысяч рублей, которые ему выплатили за неиспользованные пять лет отпуска. Среди получателей пожертвований был и приют в деревне Афонино.

Приютский «общак» (так называет его устроительница «Рассвета») складывается из пенсий и пособий жильцов. Весной прошлого года Овчинникова говорила, что доход пристанища составляет около 120 тысяч рублей в месяц. Плюс Валентина получает небольшое пособие — около 3 тысяч рублей в рамках государственного проекта «Семья для пожилого». Эти деньги ей дают на уход за одним из пенсионеров.

Внутри одного дома из серых от времени брусьев — вытянутая комната. Вдоль стен стоят кровати. На них лежат или сидят женщины разного возраста.

80-летняя Александра Ахметгареева рассказывает, что передвигается максимум до коридора — дальше отказывают ноги. Раньше жила в посёлке Майкор Юсьвинского района. В Афонино попала после смерти дочери, которая за ней ухаживала. Провела здесь несколько лет, но, сколько именно, не помнит.

— Тогда я не поехала, а щас каюся, — машет рукой Ахметгареева, но уезжать снова отказывается.

На вопрос, почему, отвечает:

— Не скажу. Меня кто отсюда отпустит? — продолжает она. — Народу мало будет — кто будет здесь находиться?

В ноябре 2016 года Овчинникова обещала ей найти родственников. Фрагмент их разговора сохранился в документальном фильме «Радио Cвобода»:

— Я тебе дала слово, что найду твоих дочерей.
— Их в живых-то нету, — отвечала Александра. — Одна-то если есть, а больше нету.
— Одну-то хоть найдём. Постараемся!

Постоялица говорит: Валентина Павловна — «заступница, какая бы ни была».

В одном доме с управительницей приюта живут ещё две женщины — 32-летняя Светлана Зубова с двухлетней дочкой и 36-летняя Светлана Захарова. Их ежедневные заботы — приборка, готовка, поход до ближайшего села в магазин.

Зубова до приюта жила в детском доме, потом — в общежитии при училище в Юсьве. Жильё получить не смогла: говорит, потому что потеряла документы, подтверждающие сиротство. Когда родила, «пять месяцев по больницам с дочкой скиталась», рассказывает хозяйка «Рассвета». В одной из больниц Света познакомилась с родственницей Овчинниковой, через которую и попала в приют.

— В лучшую сторону у меня пошло всё, когда ты меня, мама, взяла с больницы… — говорит девушка Валентине. — Хоть жильё появилось, где жить нам временно.

Овчинникова обнимает её:

— Я заменила тебе всех твоих родственников.

Просит рассказать о жизни в приюте:

— Давай, Света, я к тебе с душой — и ты тоже раскрой [что я для тебя сделала]. Или я не нужна — пожалуйста, мы расстаёмся.

Затем:

— Света, долго людей мы задерживать не можем, правильно? Ты просто меня тогда обижаешь…

Хозяйка обещает помочь Светлане с документами и найти родственников:

— Святая обязанность, может, ещё живы родители, сестра. Я тебе даю слово, даже две руки, — продолжает Овчинникова. — Я, если сказала (ты прекрасно знаешь, да ведь?), пройду огонь и воду, медные трубы, но всё так и сделаю. Я волчица, я сражаюсь за вас.

Но фраза про маму — единственное, чего добивается управительница приюта от Светланы. Когда Овчинникова начинает беседовать с другой постоялицей, Зубова смотрит в окно.

Ещё одна Светлана, Захарова, оказалась в «Рассвете» после того, как сюда четыре года назад переехала её мать. Оставшись в родном селе одна, ходила по кочегаркам, жить было негде, есть нечего. Валентине об этом рассказали соседи, и та забрала девушку.

Когда мать Светланы умерла, Захарову признали недееспособной, встал вопрос об опекуне.

— Я говорю: Светку вам не дам, хватит по человеческим судьбам топтаться, — пересказывает Овчинникова беседу с соцработниками. По её словам, Светлана попала бы в психоневрологический интернат.

Овчинникова сидит на диване рядом с Захаровой, спрашивает её:

— Как меня зовёшь?
— Мама, — быстро проговаривает Светлана.
— Ну-ка, давай, ещё полюбимся... — Валентина обнимает девушку. — Мне семьдесят один год, и Света чё мне делает — Света, покажи, что делаешь, — масса-а-аж.

Девушка мнёт руками ноги Валентины Овчинниковой. Затем та выходит в центр комнаты, начинает петь и танцевать:

— Говорят, что я старая, а все мои знают, какая я ещё старая!

Когда мы остаёмся с Захаровой наедине, она спрашивает, есть ли у нас сигареты — их дают мало. Уточняем, кто даёт.

— Павловна.
— А если она увидит, что ты ещё где-то берёшь [сигареты], что скажет?
— Не, не увидит...

Овчинникова говорит, что сейчас в приюте проживает четыре десятка человек. Мы насчитали в два раза меньше. Некоторые в разговорах признались, что пенсий не видят совсем (их получает хозяйка приюта) и что их паспорта хранятся у Валентины.

На лавке перед одним из домов сидит 60-летний Александр Маленьких. Он тоже живёт в приюте, и вместе с другими мужчинами ухаживает за лежачими. Мимо Александра идёт другой постоялец, в руках — пакет с парой буханок хлеба.

— Кормит их, уродов этих, — говорит, сплёвывая, Александр. — Я же не буду [это делать], на хрена мне. Я [только] смотрю за ними, чтоб был порядок, были они все сытые, чистые.

— Тут же все больные на голову, — считает Маленьких. — Ты говоришь — белое, а они — зелёное.

В конце нашей беседы мужчина показывает на окна соседнего дома. Оттуда, по его словам, за нами давно наблюдают и уже наверняка позвонили «Павловне».

Перед нашим отъездом Валентина Овчинникова просит показать записи в тетради, которые мы сделали не при ней.

— Доверяй, но проверяй, милые друзья, — объясняет она. — Меня об******** [обманывали] уже.

Записи мы не показываем.

— Тогда работу прекращаю я, — говорит Овчинникова, имея в виду, что больше не будет отвечать на вопросы, и уходит в другую комнату.

Расспросить Валентину про пенсии и паспорта нам удалось позднее, по телефону. Хозяйка приюта утверждает: кто может, тот получает пенсию сам. А если, например, незрячий человек или с другим недугом, тогда получает она, по доверенности. При этом каждый может «сделать заказ» — сказать, что ему купить. Подтвердила, что документы некоторых жильцов действительно лежат у неё «по папкам»:

— Если человек ходит под себя, давай будем держать [паспорта] под подушкой!

Впрочем, из тех троих, что сообщили нам про документы, двое лежачими не были.

На вопрос о поисках дочери Ахметгареевой Овчинникова вдруг раздражается:

— Думаете, так просто, да? Сколько мы запросов сделали!
— Куда делали запросы?
— ...Знаете, мне с вами отвращение работать. Понял?

Завершает беседу Овчинникова словами:

— Пиши, пиши!.. Мне по х** мороз, понял?

4 ноября в ток-шоу Андрея Малахова «Прямой эфир» показали сюжет о «Рассвете» (по случайности приезд телевизионщиков в приют совпал с нашим первым визитом). Гостями известного ведущего в День народного единства стали жители России, которых можно назвать «гордостью страны». В этом шоу Валентина назвала себя «пермской матерью Терезой» и пожаловалась на отсутствие нормальной дороги до Афонино. Артист Николай Басков тогда предложил обратиться к губернатору Пермского края Максиму Решетникову, сказав, что с его стороны будет неуважением, если он не поможет приюту. А певец Олег Газманов спел песню «Мама» и даже попытался поцеловать Валентину.

После этого в редакцию кудымкарской газеты «Парма-Новости» обратились сёстры Андрея Епанова. В марте этот 50-летний мужчина умер в приюте.

Год назад женщины пришли в администрацию Белоевского сельского поселения и попросили найти Андрею место в интернате. Он болел и нуждался в присмотре, у женщин возможности обеспечить постоянный уход не было. В администрации выслушали и рассказали про афонинский приют, отметив, что проходить медосмотр и собирать справки туда, в отличие от государственного учреждения, не нужно. Сёстры согласились.

— Сейчас жалею, что не ездила туда и не смотрела, как он там живёт, — поделилась с нами одна из сестёр, Людмила Щербакова. — Поначалу звонила раз в неделю, Валентина Павловна отвечала: всё хорошо, всё хорошо. Стала звонить раз в две недели…

Причиной смерти мужчины медики назвали «острую сердечно-сосудистую недостаточность вследствие хронической ишемической болезни сердца», но Щербакова им не верит. На лице умершего брата была длинная борода. Он таких никогда не носил, и до переезда в Афонино сёстры всегда помогали Андрею бриться. Но сотрудник морга сбривать бороду отказался. Сказал: тогда будут видны шрамы.

Откуда они взялись, Людмила Щербакова только предполагает. После смерти Епанова юсьвинский мировой суд осудил двух постояльцев «Рассвета», мужчину и женщину, по административной статье «Побои». Каждого оштрафовал на 6 тысяч рублей. В решениях судов сказано, что мужчина бил больного книгой по голове, а женщина — деревянной палкой, после чего у него появились «множественные кровоподтеки, ссадины, ушибленные раны на различных частях тела». Людмиле следователь в Кудымкаре рассказал и о других травмах — обожжённых волосах на голове и в паху.

Связи побоев и смерти суд не увидел и рассматривал избиение как бытовое преступление в частном доме.

Оштрафованные мужчина и женщина больше в приюте не живут. Редактор «Парма-Новостей» Елена Истомина рассказывает: глава «Рассвета» сначала заявила, что выгнала их из-за смерти Епанова, а потом начала утверждать, что из-за интимной связи (в «Рассвете» это не допускается). Вторую версию Овчинникова изложила и нам.

Валентина утверждает: сёстры Епанова отказались ухаживать за ним, а «мы с ложки кормили». Произошедшее она называет несчастным случаем, не объясняя подробностей. Публикацию в «Парма-Новостях» считает «заказом» Министерства социального развития Пермского края, которое разозлило участие хозяйки «Рассвета» в ток-шоу Малахова.

В действительности начальник территориального управления Министерства соцразвития по Коми-Пермяцкому округу Григорий Мехоношин пожаловался на Овчинникову в полицию ещё 31 октября — до выхода сюжета в эфир. Чиновник считает, что она занимается незаконным предпринимательством, не соблюдает требования безопасности и незаконно удерживает недееспособную Светлану Захарову (в теруправлении утверждают, что не собираются передавать её в интернат, а хотят устроить в семью).

16 ноября сотрудники министерства, включая Мехоношина, приезжали в Афонино повторно, вновь за Захаровой. В свой прошлый визит они видели девушку, но та вошла в избу, куда хозяйка приюта гостей не пустила. Во второй приезд чиновники не нашли ни девушку, ни хозяйку (постояльцы объяснили, что те куда-то уехали), зато смогли зайти в некоторые постройки. Там они в очередной раз стали предлагать людям переехать.

Сначала согласились три бабушки, все неходячие (среди них и героиня нашего рассказа Александра Ахметгареева), и незрячий мужчина 58 лет. Когда соцработники перед отъездом зашли в одну из изб, то столкнулись в коридоре с ещё одним пенсионером. До этого он уезжать отказывался, сейчас же был одет и тоже просился в Кудымкар. Всего в интернат в тот день отправились пятеро. Ещё одному молодому мужчине вызвали скорую — он был болен пневмонией.

Работники кудымкарского дома-интерната для престарелых рассказывают, что с одежды новых постояльцев сыпались вши. На головах и телах приехавших они увидели сыпь из корост и красных точек от свежих укусов. Почти у всех нашли также платяных вшей (живут в одежде, но питаются кровью). Головы у женщин были неровно, коротко подстрижены. У мужчин тоже были короткие стрижки и длинные бороды. У всех на ногах — длинные неподстриженные ногти. Стариков два раза обработали противопедикулёзным средством, сейчас крупные участки их тел буквально красно-фиолетовые от раствора фукорцина. Вещи пожилых людей сожгли в вёдрах во дворе.

Сотрудники интерната рассказывают — бывало и хуже. Так, у одного из афонинских, привезённого сюда раньше, в паху нашли опарышей.

Мы навестили стариков на их новом месте жительства 21 ноября. Александра Ахметгареева снова пожаловалась, что не может ходить. Считает: если бы её сразу «привезли сюда, [с ногами] нормально было бы». Вновь спрашиваем женщину, почему она не уехала из приюта раньше, когда предлагали соцработники. Женщина поднимает кулак и будто стучит им по голове.

— Каюся! — повторяет Александра свои слова, сказанные в деревне.

А потом уточняет, что несколько раз просила Валентину Овчинникову её увезти, но та отвечала:

— Собирайся, уходи, уё***** [убирайся].

Ахметгареева утверждает, что Овчинникова несколько раз била её по лицу.

По словам пенсионерки, за всё время в приюте она ходила в баню только один раз. Обычно её мыли из таза, который подносили к кровати. Затем она ложилась в то же постельное бельё. Памперсов не было, в туалет Ахметгарееву водили за руку. Но она просилась не всегда: боялась, что наругают. Иногда ходила под себя.

Ахметгареева не может вспомнить, писала ли она доверенность на Овчинникову, чтобы та получала за неё пенсию, но деньги брала именно руководительница «Рассвета». По словам женщины, её пенсия — чуть больше 8 тысяч рублей (работники кудымкарского интерната считают, что, скорее всего, в два раза больше).

— Деньги возьмут, — вспоминает бабушка, — говорят: «Сейчас пойдём, купим». А чё принесут, [мы] не видели.

Иногда, вспоминает женщина, её угощали конфетами.

Незрячий Николай Спешилов говорит, что свою пенсию — 17 тысяч рублей — на руки тоже не получал, хотя помнит, что доверенность на «Павловну» не писал. Жить в приюте он приспособился, даже баню посещал каждую неделю, мылся там «на ощупь». В Афонино приехал из Перми пять лет назад, когда стало «жить негде». Его дочь тогда сказала, что у неё он оставаться больше не может. Поискала в интернете, предложила варианты.

— Был ещё приют в Соликамске, — вспоминает Николай, — но я подумал, что там одни тюремщики.

Из «Рассвета» просился, однако Овчинникова всякий раз напоминала о денежном долге. А должен он был, как понимает мужчина, за то, что управительница приюта оформила ему инвалидность.

71-летний Анатолий Мальцев (тот, что в последний момент вышел в коридор к чиновникам из министерства) до этого ушёл из афонинского приюта сам, «по первому снегу». Мужчина не отвечает на вопросы о том, когда, как и почему это произошло, но говорит — его догнали. Сейчас Анатолий собирается бежать из кудымкарского учреждения тоже. Ни в Афонино, ни здесь он не чувствует себя дома.

Сотрудницы дома престарелых в коридоре обсуждают новых постояльцев: «Облизывает тарелку». Говорят, люди никак не могут наесться. Раньше было так же, когда привозили предыдущих постояльцев «Рассвета».

Все выехавшие рассказывают, что на завтрак, обед и ужин ели одно и то же — перловую или геркулесовую кашу без масла. У всех нет ни паспортов, ни каких-либо других документов. Директор кудымкарского интерната Лариса Уварова написала запрос в полицию, в котором указала, что Овчинникова документы «не желает возвращать, причины при этом не называет». Дом престарелых также обратился в Пенсионный фонд, чтобы следующую, декабрьскую пенсию пожилым людям пока не приносили и не перечисляли.

В доме-интернате отрицают, что забрали пенсионеров из приюта лишь после ток-шоу Андрея Малахова. Перевозить афонинцев начали полтора года назад. Сотрудницы учреждения связывают это с назначением на должность начальника теруправления минсоцразвития Григория Мехоношина. Главный редактор местной газеты «Парма-Новости» Елена Истомина предполагает, что он стал начальником здесь, после того как навёл порядок в детском доме в селе Пешнигорот (при прошлом директоре учреждение стало «известно» из-за изнасилований двух воспитанниц) — мол, тогда его заметили в Перми.

По словам самого Мехоношина, за полтора года из Афонино уехали 18 человек (считая последних пятерых). Кого-то устроили в семьи в рамках проекта «Семья для пожилого», кому-то оформили надомное обслуживание. Семь человек оказались в кудымкарском интернате. Двое из них уже умерли, двоих перевели в учреждения ближе к малой родине, трое остались.

После ноябрьского визита соцработников в приют мы снова звоним Валентине Овчинниковой. Обвинения в избиениях постояльцев хозяйка приюта отвергает. Про паспорта и другие документы объясняет: не отдаёт, потому что не знает, что сейчас с уехавшими пенсионерами, «живы ли они и здоровы». Про Свету Захарову — она «теперь всегда со мной». На вопросы о вшах отвечает: «А каких мы людей подбираем!..» и «Бабку доконать решил, молодой человек?»

Жёсткую позицию Григория Мехоношина разделяют не все. Например, у начальника юсьвинского отдела Министерства социального развития Ирины Мелюхиной претензий к коммуне нет. Спрашиваем её, почему паспорта постояльцев хранятся у организатора и почему именно она получает за жителей пенсии. Отвечает:

— Это уже у неё спросите, я не могу сказать.

— Я отношусь к приюту, наверное, инертно, — говорит глава Юсьвинского района Михаил Евсин. — Если такая услуга востребована, значит, соцзащита не дорабатывает, вот и всё.

— Планируете помочь приюту, например, с оформлением официального статуса? — спрашиваем Евсина.

— Мы и так помогаем в меру способностей и возможностей. Дорогу там надо будет делать. Где-то помощь соберём-организуем (глава района и его подчинённые обращаются к знакомым предпринимателям, чтобы те передали в приют деньги, продукты или вещи. — Прим. ред.).

Два года назад, к юбилею Юсьвинского района, Валентину Овчинникову наградили грамотой.

Уполномоченный по правам человека в Пермском крае Павел Миков считает, что государственных учреждений — соцгостиниц, домов престарелых, кризисных центров — не хватает. На этом фоне и развивается «рынок» неофициальных приютов: за проживание там могут платить родственники, также услуги могут оказывать за пенсию или в обмен на завещание квартиры. По мнению уполномоченного, кроме цены койки и отсутствия обязательного сбора справок, в неформальных объединениях людей привлекает отсутствие строгого режима дня. Миков считает, что нужно уважать «право выбора каждого»: «Мы не можем заставить человека изменить свой образ жизни».

Краевой омбудсмен знает о шести неофициальных приютах в крае. В ещё одном из них — Доме милосердия в посёлке Сива Пермского края — мы также побывали в октябре. Формально это такой же частный дом, где разрешают жить за посильную плату или вовсе без неё. Дом принадлежит местному жителю Евгению Соловьёву. В нём сейчас проживают 16 человек. В краевом министерстве социального развития тоже называют Соловьёва незаконным предпринимателем, а условия для его подопечных небезопасными. В январе этого года чиновники приехали в пристанище и оставили предписание устранить нарушения. Его мужчина не выполнил, за что в июле был оштрафован на одну тысячу рублей.

Одна из обитательниц сивинского приюта пожаловалась на то, что Соловьёв постоянно просит у неё деньги (хозяин приюта признал: конфликты из-за денег бывают, как и в «любой семье»). Однако при этом пенсию женщина получает сама. Здесь все платят за крышу над головой по-разному. Например, пенсия другой женщины приходит на банковскую карточку, которая хранится у организатора. За ещё одного пожилого мужчину переводит деньги сын. Местная повариха утверждает, что иногда в приюте нет даже хлеба, но в наш приезд она варила суп, на завтрак в тот день была каша, на ужин женщина хотела приготовить макароны с сосисками. Никто из постояльцев, в отличие от «Рассвета», не пожаловался, что ему не разрешают оттуда уйти.

Стихийные приюты работают из-за дефицита мест в государственных заведениях, соглашается с Миковым директор одной из старейших в России благотворительных организаций помощи бездомным людям «Ночлежка» Григорий Свердлин. Но подчёркивает: важно, как всё организовано.

— Если у людей отнимают паспорта, это сразу говорит о том, что вся эта затея, во-первых, незаконна, во-вторых, дурно пахнет, — считает Свердлин. — Другое дело, если какая-то благотворительная организация предлагает помощь бесплатно или люди платят деньги, но взамен получают заранее оговорённый перечень услуг. Таких крайне мало.

Свердлин называет признаки недобросовестной организации: какое бы то ни было насилие, отсутствие договора (обязательного письменного), невозможность уйти добровольно, когда забирают документы, пенсии и зарплаты. Рассуждения о свободном выборе из уст краевого омбусмена директор «Ночлежки» называет «лицемерными разговорами», считая, что их могут вести, не желая решать проблему неэффективности государственной помощи.

Официальная реакция на события в Афонино пока последовала только от пермского уполномоченного по правам человека и главы теруправления Министерства соцразвития. Несмотря на всё сказанное ранее Павел Миков призвал правоохранительные органы разобраться с афонинским приютом. А Григорий Мехоношин предупредил:

— Если кто-то [из сотрудников министерства] отправит [человека в Афонино], я распрощаюсь с таким работником.

На вопрос о том, уволил ли он уже кого-нибудь, чиновник отвечать отказался.