Пребывание в постоянных пристанищах (стационарах), в отличие от временных, бессрочно. К таковым относятся дома-интернаты для престарелых и инвалидов, геронтологические центры, психоневрологические интернаты. Постояльцам обеспечивают четырёхразовое кормление и предоставляют социально-медицинские услуги. С официальным направлением проживание обходится в 75% от дохода. Без направления придётся заплатить от 20 до 30 тысяч рублей в месяц.

Приюты рассредоточены по всему Пермскому краю. Мест в стационарах около шести тысяч. Во временных пристанищах (кроме палатки) – около четырёхсот. Однако, утверждают чиновники, когда требуется больше, койки ищут «в рабочем режиме». Например, увеличивают госзаказ частным приютам, с которыми сотрудничает министерство. «Никогда [не скажут]: ты иди, койки все заняты», – говорят в отделе соцобслуживания ведомства.

Помимо пристанищ, учреждённых государством или включённых в государственную сеть через госзаказ, в крае действуют неофициальные приюты и приюты, зарегистрированные, но не одобренные министерством соцразвития (например, из-за невозможности оказывать в них специализированные услуги). В ведомстве говорят, таковых примерно три десятка, в них могут находиться около 500 человек.

44-летний Маркс Тураев – улыбчивый мужчина в простой одежде. Мы встречаемся с ним на одном из дачных участков на окраине Чайковского. На участке – две деревянные постройки, сарай и баня. Во второй Маркс живёт.

Баня маленькая, два на два метра. Напротив входа кровать. Застелена или нет, не разобрать – на ней свалена груда тряпья. Слева низкое окно, возле него маленький столик. Лампы нет, свет – только из окна и от буржуйки. Если топить её постоянно, можно ходить без верхней одежды. Дрова приходится подкидывать каждые пять-шесть часов, их Маркс берёт в лесу. Готовит еду мужчина тоже на буржуйке. Живёт случайными заработками – убирает снег и рубит дрова у соседей. Говорит, «пока нормально».

Он вырос в детском доме в Башкирии. В 90-х, когда Марксу исполнилось 18, получил земельный участок у себя в республике. Мэр родного города обещал подвести коммуникации и помочь со стройматериалами для дома, но дело затянулось. Молодой человек обещанных благ так и не дождался. Начал жить, где получится – то на съёмных квартирах, то у знакомых.

В 2012-м переехал в Чайковский – на одном из предприятий здесь было рабочее место. Через три года перебрался к сожительнице. Та занимала квартиру сестры и за это должна была оплачивать коммунальные услуги. Но платила, судя по всему, не регулярно – к концу 2016 года накопился долг, из-за которого хозяйка квартиры попросила постояльцев покинуть жильё.

Один из друзей предложил переехать в свою баню. Маркс согласился. О том, что можно было обратиться в местную администрацию или подразделение министерства соцзразвития, мужчина даже не знал. Только в прошлом году участковый чуть ли не за руку привёл его к общественнице Любови Григорьевой. Она помогла восстановить паспорт, сейчас пытается оформить временную регистрацию. Григорьева руководит организацией «Матери против наркотиков», которая, в рамках контракта с министерством соцразвития, оказывает услуги по социальной реабилитации тех, кто, в частности, отбывает наказание, не связанное с лишением свободы (Марксу в прошлом году дали 480 часов принудительных работ за «причинение средней тяжести вреда здоровью» сожительнице).

Григорьева несколько раз предлагала Марксу перебраться в реабилитационный центр «Новый свет» в деревне Степаново Чайковского района – тот также официально сотрудничает с минсоцем в рамках госказаза. Но мужчина только отнекивается. Любовь объясняет: привык к тому, что имеет, и не стремится к большему. Впрочем, возможно, ему не по душе дисциплина, которой придётся придерживаться в «Новом свете».

«Новый свет» – приют, который министр социального развития Павел Фокин называет «очень классным примером». По словам чиновника, он – доказательство того, что не нужно «бояться прийти в орган соцзащиты, заявить о проблеме, и мы [бездомного] разместим – без справок, без документов». По сути, это протестантский реабилитационный центр для бродяг, нарко- и алкозависимых. Он находится в 30 километрах от Чайковского. Здесь есть несколько зданий: столовая, «братский» и «сестринский» дома (жилые помещения для мужчин и женщин). Всё вместе выглядит как небольшой городок. Три раза в неделю сюда ходят автобусы.

С 2009 года по заказу краевого министерства соцразвития центр предоставляет место под государственную социальную гостиницу. По факту, это восемь коек в общих спальнях.

Сейчас в «Новом свете» живёт 64 человека. Из них 46 – реабилитанты и постояльцы социальной гостиницы, остальные – те, кто уже прошёл реабилитацию, но решил остаться в центре. Первые, в отличие от вторых, должны бесплатно работать (например, на частной пилораме), и эти правила едины как для проходящих реабилитацию, так и для жильцов гостиницы. Руководитель ребцентра Евгений Голдобин объясняет: выживать как-то надо. Да и нельзя иначе. «Невозможно, чтобы один без правил жил, а другие – по правилам. Люди же остальные будут вопросы задавать», – объясняет глава чайковского подразделения фонда «Новый свет» Рустам Даутов.

Правила в центре строгие. Например, здесь категорически запрещено курить. На наших глазах только что приехавший новичок, не заходя за ограду, достаёт сигарету. Мужчины из-за забора сразу кричат в его сторону – мол, здесь не курят. Когда молодой человек заходит в помещение, он кладёт пачку сигарет на стол администратора – позже её заберёт сотрудник центра.

«Когда приходят в себя, гормоны начинают играть – чтобы это [непредвиденные последствия] исключить, такие правила», – объясняет Даутов. Нарушителям сначала делают предупреждения, потом наказывают. Один из реабилитантов сообщил, что наказанием могут быть дополнительные работы. Даутов же говорит, что нарушители переписывают в тетрадь псалмы и библейские песни, «изучают стихи из Библии».

Протестантская вера играет ключевую роль в «Новом свете», сообщил в частной беседе один из реабилитантов. Но формально центр открыт для представителей всех конфессий и атеистов. «Туда приглашаются и православные, и мусульманские священники, если есть заявка от клиента», – утверждает заместитель начальника чайковского теруправления министерства соцразвития Ирина Макурова. Она же заявляет, что никакого обязательного труда в приюте нет, а есть только дежурство по комнатам или на кухне. Про запрет на общение мужчин и женщин чиновница услышала от нас впервые и назвала это «мракобесием». Впрочем, добавила она, никаких жалоб по этому поводу не поступало.

Одну из коек социальной гостиницы в «Новом свете» занимает пенсионер Александр Жигулёв. Он приехал сюда из соседнего Еловского района больше четырёх месяцев назад. Говорит, что многое о себе не помнит. Об Александре нам рассказывает человек с соседней койки, Жигулёв лишь кивает. В Еловском районе у него якобы сгорел дом, после этого мужчина работал и жил на ферме. Потом вроде как попал под трактор и лежал в больнице.

Затем еловский отдел министерства соцразвития отправил его в Степаново. Инвалидность старику тогда не поставили. «Я не могу определить визуально по человеку, нужна ему группа инвалидности или нет. Человек обратился за конкретной услугой – эту услугу мы ему предоставили», – объяснила замначальника еловского отдела минсоца Лариса Сальникова. По её словам, медики осмотрели Жигулёва и ничего подозрительного не нашли.

В приюте Александр занимается исключительно посильным трудом, говорит администратор ребцентра Людмила Баранова. «В кочегарке сижу», – коротко объясняет он сам. Чтобы перевестись в дом престарелых или психоневрологический интернат, ему надо пройти ещё один медосмотр. Документы для него собирают с января 2018-го. «Это процедура небыстрая. Для того, чтобы определиться по типу интерната, нужно понимать, сохранный ли у него интеллект», – объясняет Ирина Макурова из управления минсоца по Чайковскому району.

Чайковский офис «Нового света» располагается в двухэтажном коттедже. Здесь проживают те, кто скоро поедет в Степаново на реабилитацию, или те, кто только вернулся с неё и пока не готов к новой жизни. В холле, в кресле, опустив голову, сидит седой мужчина. Это Юрий Фадеев, ему 70 лет, и он здесь случайно.

Пожилой мужчина прибыл в центр в октябре 2017 года. По рассказу Рустама Даутова, «документов нет, приехал на автобусе» из соседнего региона. В родном городе старик три месяца ночевал на железных скамейках в аллее. Даутов нашёл в соцсетях его родственников, но те ответили, что Юрий обижал мать, и помогать отказались. Рустам думал записать мужчину в клиенты центра, а потом узнал, что ему уже 70 лет. По правилам «Нового света», максимальный возраст постояльцев – 65 лет. Несмотря на это, старика решили не выгонять, начали восстанавливать ему документы.

Но чиновница оговаривается – вообще-то за этой госуслугой нужно идти к чиновникам своего региона. «Если мы будем брать клиентов [из других субъектов федерации] – вы нас поймите, у нас просто бюджета не хватит», – объясняет замначальника чайковского теруправления министерства соцразвития. При этом в административном регламенте по направлению в дома престарелых и инвалидов прописано, что воспользоваться услугой может любой гражданин Российской Федерации (равно как и постоянно проживающие в России иностранные граждане и лица без гражданства). В аналогичном документе, касающемся временного приюта, территориальных ограничений не установлено вовсе.

Пермячки Наталья Логинова и Анна Фадеева раз в неделю устраивают в Перми ужины для бездомных. В ноябре 2017 года к ним подошёл мужчина. Представился Айнуром. Точный возраст девушки не запомнили, на вид – средних лет.

Айнур сказал, что не знает, куда идти ночевать. До этого он спал на железнодорожном вокзале Пермь-II, а раньше обитал в бытовках на объектах, которые строил. В последний раз не повезло – работодатели «кинули». Мужчина расстроился, напился, потерял паспорт и телефон. Пошёл в Центр социальной адаптации на Героев Хасана, 47в. Однако, это учреждение предоставляет услугу ночного пребывания, и без медицинских справок туда не берут. Айнур сдал анализы, принес результаты через два дня и услышал ответ: «Мест нет, звоните».

Заместитель министра социального развития Прикамья Дмитрий Санников уверяет: алгоритм действий с сотрудниками Центра на Героев Хасана отработали «до автоматизма». Те должны направлять нуждающихся в другое подразделение – на Таборскую, 22а, где есть койки отделения милосердия и социальной гостиницы. На практике, если сотрудники Центра и перенаправляют туда обратившихся, то далеко не всегда.

Звоним на Таборскую. Там подтверждают – справки для заселения туда не нужны. Но, как и в Центре на Героев Хасана, оговариваются: «С местами напряжёнка. Посмотрим, был или не был раньше, какую память о себе оставил». В качестве альтернативы предлагают также палатку у рынка.

Люди, которые не смогли получить место в официальных приютах, нередко вынуждены пополнять число постояльцев неформальных пристанищ. Так случилось с 49-летним Андреем Епановым из Белоевского сельского поселения Кудымкарского района. Мужчина болел, не мог за собой ухаживать. У родственников такой возможности тоже не было. Осенью 2016 года сестра Андрея, Людмила Щербакова, пришла в белоевскую администрацию просить путёвку в дом престарелых. Однако, там ей посоветовали обратиться в неофициальный приют «Рассвет», что в деревне Афонино Коми-Пермяцкого округа – туда, мол, не нужно собирать медицинские справки.

В ноябре 2016-го Людмила перевезла туда брата, а через четыре месяца он умер. Медики заключили, что это произошло из-за «острой сердечно-сосудистой недостаточности вследствие хронической ишемической болезни сердца». Однако, Щербакова уверена – на смерть мужчины повлияло плохое обращение с ним в приюте. Так, уже после смерти Епанова, суд оштрафовал двух постояльцев «Рассвета» за его избиение.

О том, что в «Рассвет» направляют именно чиновники, нам рассказывали и другие постояльцы приюта. Напомним, в ноябре 2017 года из него вывезли пятерых истощённых стариков, которые жаловались на плохие бытовые условия и отсутствие ухода (мы подробно рассказывали об этом в материале «Рассвет не наступит»). Сейчас в ситуации с афонинским пристанищем разбирается Следственный комитет по Пермскому краю, он возбудил уголовное дело по части 1 статьи 238 Уголовного кодекса («Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности жизни или здоровья потребителей»).

Впрочем, не все неофициальные приюты подобны афонинскому. Есть и такие, откуда постояльцам уезжать не хочется.

36-летняя Минсулу Мухаматшина из посёлка Октябрьский в 2012 году попала в аварию. После отказали руки и ноги. Теперь женщина может лишь немного двигать одной рукой, передвигается на коляске. Поначалу о Минсулу заботились мама и сёстры, но со временем они поняли, что не справляются: мать сама стала нуждаться в уходе, а одна из сестёр перевезла к себе двоих сыновей Минсулу.

Сначала женщина поселилась в неофициальном приюте в Щучьем Озере Октябрьского района (по сути – двухкомнатной квартире местной жительницы). Оттуда через несколько месяцев скорая вывезла её с высокой температурой и одышкой. Назад женщина возвращаться отказалась. Пока находилась в больнице, попросилась в другой приют – «Ковчег» в селе Мостовая Октябрьского района. На тот момент он также работал без регистрации.

В «Ковчеге» Минсулу живёт с 2016 года. У неё здесь своя, отдельная комната (до этого жила вместе с бабушкой, но потом ту забрал к себе сын). На окне тюль и шторы, напротив спального места зеркало, в углу телевизор. На подносе приносят ужин – пюре с маленькими кусочками коричневой массы. Судя по меню, это гуляш, но Минсулу говорит – наверно, тушёнка. Впрочем, в Щучьем Озере не было и такого. Банковская карточка Минсулу находится у управляющих «Ковчега», они снимают с неё деньги (пособие по инвалидности), и женщину это устраивает – переезжать из Мостовой она не хочет.

Не планирует перебираться в другое место и 71-летняя Нина Раюшкина. Она в приюте уже два года. После перелома бедра женщина передвигается только на инвалидной коляске. Когда в больнице её спросили, куда поедет после выписки, она так и ответила – «к Субботиным». Речь о Владимире и Элине, устроителях пристанища. Говорит, знакомые о них хорошо отзывались. В свободное время Нина читает газеты и играет в карты. Особенно любит сыграть с одним мужчиной, который плохо видит. Смеясь, объясняет: бывает, что и мухлюет. Пенсию получает сама, но всю отдаёт организаторам: «Зачем она мне?» На то, что нужно – свечи в церкви или, например, открытки к Новому году для родственников – Субботины деньги дают.

Сегодня в «Ковчеге» живут 15 человек. Мысль о создании своего приюта появилась изначально у матери Владимира Субботина. Она лежала в больнице в Перми после инсульта, где за ней ухаживала посторонняя женщина. Впечатлившись этим, после выписки Субботина-старшая сама стала давать кров нуждающимся, поначалу знакомыми. Супруги Субботины, Владимир и Элина, помогали ей. В 2010 году постояльцев в семье было уже восемь. Задумались о расширении.

«Однажды муж пришёл домой и сказал: "Я тебе что-то хочу показать – поехали!"», – вспоминает Элина. Привёз к зданию бывшей школы рядом с Церковью Введения Богородицы. Вошли в него через дыру в стене. Где-то не было пола, где-то окон. Церковь хотела открыть в помещении свои мастерские, но передумала, а значит, здание можно было купить. На приобретение потратили материнский капитал, на ремонт – брали ссуды. Именно здесь сейчас и работает «Ковчег».

Перед переездом, объясняет Элина, сходили и в местную полицию, и к главе района – предупредили, что планируют открыть частный приют. Работали шесть лет, проблем с чиновниками не возникало. Потом прокурор Октябрьского района подал иск с требованием оформить организацию официально. Субботины сделали это – зарегистрировали автономную некоммерческую организацию (АНО) «Ковчег». Типовой устав нашли в интернете, название навеял одноимённый фильм. Элина стала директором, наняла повара и двух санитарок. Этого оказалось недостаточно.

В декабре 2017-го минсоц подал в суд иск с требованием приостановить деятельность «Ковчега». Причина: «обслуживающий персонал АНО "Ковчег" не обладает соответствующим уровнем квалификации». Впрочем, в краевом министерстве говорят, что учреждение закроют вряд ли, выбор места жительства людей – не в его воле.

Однако, часть жильцов ведомство из приюта может вывезти, хотят они этого или нет. Речь о тех, кто признан недееспособным и в отношении кого есть заявление от родных или иных опекунов (таковым может выступать и само министерство). Так, покинуть «Ковчег», вероятно, придётся пенсионеру Рашиду Мауляевичу. Во время нашего разговора он несколько раз приподнимает подушку на своей кровати, под которой спрятаны синие тапки – говорят, на прежнем месте жительства соседи часто его обкрадывали. Мужчине надо оформлять инвалидность и, возможно, как раз недееспособность.

Отношение к приютам, не включённым в государственную систему помощи, разное даже у самих чиновников. Так, Михаил Евсин, глава Юсьвинского района (где находится афонинский «Рассвет») в разговоре с журналистом заявлял, что относится к этому явлению «инертно»: «Если такая услуга востребована, значит, соцзащита не дорабатывает, вот и всё».

Но министр соцразвития Павел Фокин категоричен: чиновники не имеют права адресовать людей в приюты, которые не одобрены государством. Он признаёт – раньше на местах такое случалось. «У одинокий бабушки прохудилась крыша – и муниципалитет, чтобы не тратиться на ремонт, ищет любое место для пенсионерки. Бабушку перевезли – тему закрыли», – объясняет логику муниципальных чиновников министр. Однако, по его словам, в последнее время вопрос «более-менее вырулился – стали направлять к нам, в государственную сетку».

Вот только, как мы выяснили на конкретных примерах, «государственная сетка» справляется не всегда. Начиная от информирования целевых групп, которое не ведётся, заканчивая взаимодействием между учреждениями (то, что в министерстве названо отработанным «до автоматизма», проверку журналиста не прошло). Министерство поддерживает приют, использующий жильцов социальной гостиницы в качестве бесплатной рабсилы, но при этом судится с другим – тем, из которого постояльцы не хотят уезжать и атмосферу которого даже сами чиновники характеризуют как «уютно-семейную».

Схема помощи бездомным, о которой в самом начале рассказывал министр, гладко выглядит на бумаге. На практике она регулярно сбоит и выбрасывает своих «клиентов» за границы системы. А там уж – как повезёт. На крайний случай, зимой у Центрального рынка есть обогреваемая палатка. Айнура – незадачливого строителя, потерявшего паспорт – недавно видели именно там.