специальный цикл «пермь как наследие гулага»
«Камтэкс-Химпром»
и Кислотные Дачи
Сернокислотный завод, завод имени С. Орджоникидзе, завод № 90, Татарский, Суперфосфатный, «Камтэкс» — так в разные годы и в разных кругах называлось одно из крупнейших химических предприятий страны с вековой историей. Сегодня это ОАО «Камтэкс-Химпром». Когда-то предприятие располагалось в 16 километрах от Перми, но город разрастался, и теперь завод — в его черте. Во времена ГУЛАГа поблизости находились несколько исправительно-трудовых колоний, часть из которых имела непосредственное отношение к заводу.
Всё началось с агрономов
Вопрос о строительстве в Перми завода по производству фосфорных удобрений обсуждался давно. Ещё в 1892 и в 1912 годах, после сотен экспериментов, агрономы давали свои заключения о том, что «земли уральские отзывчивы на подкормку и после неё дают хорошую прибавку урожая». В 1912 году Пермское и Вятское губернские земства договорились о строительстве в Перми суперфосфатного завода, но Первая мировая война внесла свои коррективы, о заводе пришлось на время забыть.

К вопросу покупки суперфосфатного завода вернулись в 1915 году по рекомендации председателя Комитета по заготовке взрывчатых веществ. Особое внимание упомянутого Комитета вызвало сернокислотное отделение завода. Серная кислота требовалась для производства военной продукции. Хозяевами предприятия стали Пермско-Вятское земство и Министерство земледелия.

Предприятие начало работать в 1916 году. С момента запуска завод пережил многое: взлёты и падения, реконструкции и угрозы закрытия, торжественные юбилеи и государственные награды. Сегодня основной вид деятельности ОАО «Камтэкс-Химпром» — производство продуктов органического синтеза.
Вырванные страницы истории
Во времена ГУЛАГа неподалёку от предприятия располагалось пять исправительно-трудовых колоний (ИТК), две из которых имели непосредственное отношение к заводу. Заключённых в них использовали на строительных и погрузочно-разгрузочных работах. Узнать об этих колониях из доступных архивных документов удалось немногое. Как, впрочем, и о большинстве других ИТК.
Фрагмент карты ГУЛАГа
Пермский край
Хозяйственная организация «Завод № 90», участок № 3 Лагерного отделения № 5 УИТЛК УМВД Молотовской области. Точное время существования неизвестно. Есть сведения на 1949 и 1950 годы. В 1950-м здесь содержался 291 человек, в том числе один несовершеннолетний. Часть заключённых была осуждена по «политической» 58 статье.

Хозяйственная организация «Завод № 90», лагпункт № 1 Лагерного отделения № 5 УИТЛК УМВД Молотовской области. Точное время существования неизвестно. Есть сведения на 1949 год. Тогда здесь содержалось 90 заключённых.

На территории нынешнего микрорайона Камский также существовала колония, известная как «Хозяйственная организация „Трест № 29“». По имеющимся на начало 1947 года сведениям, здесь содержалось 297 заключённых, которые были заняты на строительных работах. По мнению Александра Чернышова, сотрудника пермского «Мемориала», не исключено, что именно они принимали участие в строительстве микрорайона Кислотные Дачи, который был основан в 1946 году. Сюда впоследствии перебрались работники завода, жившие в посёлке Дзержинский. Тот прекратил своё существование к 1980-м. Дзержинский, который местные жители упорно называли Кислотным, находился слишком близко к заводу, и люди страдали от вредных выбросов предприятия.
УИТЛК УМВД
Управление исправительно-трудовых лагерей и колоний Управления Министерства внутренних дел
Партия не дремлет
Годы Большого террора не обошли стороной работников завода. В 1937 году к руководству парторганизации предприятия пришли люди, далёкие от химического производства, без навыков партийной работы. Судя по отчётам о работе организации, основной своей задачей партийные активисты считали выявление «вредителей», «троцкистов», «классово-враждебных элементов и разного рода проходимцев».

Так, например, классово-враждебным оказался стахановец Галкин. Заводская газета «Ударник» писала о нём: «враг народа, черносотенец, добивался выведения из строя аппаратуры и быстрейшего износа её». Во «враги» определили также главного механика Ярёменко и его заместителя Любчака. Их обвинили в простое заводской водокачки из-за отсутствия воды.

Председатель завкома Вдовин «имел письменную связь с троцкистом Пермяковым (рабочим завода), когда тот находился в рядах Красной Армии на Дальнем Востоке. Описывал работу завода... давал адреса Карманникова и Сергеева (рабочие завода)». Вдовина обвинили в налаживании связей между троцкистами Дальнего Востока и Прикамья.
>> личная история

Михаил Миронычев

Родился в 1910 году в купеческой семье.
Работать на завод приехал из Казани, где получил профильное образование.
В 1937 году работал сменным инженером в одном из цехов.
Миронычев так же, как и многие другие, был записан во вредители: «организовывал неоднократные расстройства технологического процесса в цехе, устраивал аварии механизмов, и всё это не принимается во внимание, так как начальником цеха у него [является] Горчаков — сын кулака, пользуется покровительством директора [завода] Кураева». В чёрный список «врагов» Михаил Миронычев попал ещё в 1937 году, но до суда тогда дело не дошло.

Судили его уже после начала войны, в 1942-м, рассказала его дочь Инна Масалкина. В июле 1941 года Миронычева назначили начальником в оборонный цех. По словам Инны, с переводом части мощностей на оборонное производство на завод стали привозить химические вещества, с которыми здесь раньше не работали. Одно из них вызвало подозрение отца. Он провёл небольшой эксперимент и пришёл к выводу, что оно способно самовоспламеняться, о чём он написал докладную записку руководству. Но на это никто не обратил внимания. Через некоторое время в цехе произошёл взрыв. Михаил полез в огонь — тушить пожар. Частично потерял зрение.

Инне было пять лет, когда отцу дали восемь лет колонии. Его докладную к материалам дела не приобщили. Всю вину за аварию Миронычев взял на себя. Как объяснил потом, не сделай он этого, произошедшее квалифицировались бы как вредительский заговор, и всё руководство попало бы под расстрельную статью.

Увезли Миронычева недалеко, в одну из колоний в районе нынешнего Рабочего посёлка. Колония стояла на болоте. Заключённые работали на лесопилке. Как рассказывал отец Инны Масалкиной, кормили очень плохо. Многие были истощены, болели цингой.
Инна на всю жизнь запомнила своё первое после суда свидание с отцом.

Был сильный дождь. Нормальной дороги вдоль Камы не было. Они с мамой Клавдией Андреевной прошли полтора десятка километров по раскисшей глине в надежде выпросить свидание или хотя бы увидеть Михаила издалека.

В свидании им отказали, но солдат на проходной сказал, что скоро пройдёт колонна на обед. Может быть, они смогут увидеть его там. Прошла колонна под вооружённой охраной. Михаила в ней жена и дочь не увидели.

Клавдия и Михаил
родители Инны
Обратились к солдату с просьбой попробовать добиться разрешения ещё раз. Солдат снова ушёл и вернулся с отказом, но сказал маленькой Инне, что она может пройти вдоль забора до того места, где доски прибиты горизонтально – папа будет ждать её там. Маму же попросил остаться, потому что пятилетнего ребёнка могут и не заметить, а её увидят обязательно.
“
А накануне Лев Николаевич Баженов заходил в гости (друг семьи, единственный, кто продолжил с ними общаться после ареста Михаила – Прим.ред.), – вспоминает Инна Масалкина, – и принёс нам три красных помидорки. Братья мои [их] съели. А я знала, что завтра поеду к папе, что у него цинга началась… Я сохранила помидорку для папы. И вот я пошла к нему. А мама не выдержала и встала поодаль так, чтобы всё-таки увидеть его хотя бы издалека. Плачет. И когда мама увидела, что я даю папе помидорку, она заплакала навзрыд. Я обняла папу. Я даже не помню, как обратно шла.
Можно сказать, что Михаилу Миронычеву повезло. Отбывал срок недалеко от дома, через два года его расконвоировали (разрешили покидать территорию колонии без конвоя, для выполнения хозяйственных работ), а через шесть с половиной лет выпустили по амнистии, приняли обратно на завод и восстановили в должности.
Хватали всех подряд, грузили в вагоны и увозили вглубь страны
Мы рассказываем о случаях, когда людей расстреливали или отправляли в колонии на многие годы, выполнив хоть какие-то формальности: якобы следствие, якобы справедливый суд, якобы исправление трудом. Но не во всех регионах страны работники НКВД утруждали себя этим.

Так, в республиках Центральной Азии просто устраивали облавы, во время которых хватали всех мужчин трудоспособного возраста. Людей загоняли в вагоны и, набрав необходимую партию, под конвоем отправляли туда, где не хватало рабочих рук. Уже по прибытии разбирались, кто есть кто: крестьянин, учитель, врач и т.д.

Впрочем, это уже не имело значения. Людей селили в бараках или землянках, назначали скудный паёк и распределяли на работы.
Иллюстрацией того, как жилось депортированным народам вдали от родины, может служить докладная записка заведующего отделом лесной промышленности Молотовского обкома ВКП(б) Филичкина на имя секретаря обкома Гусарова. Документ датирован 20 августа 1943 года. В нём говорится о мобилизованных рабочих, прибывших из Киргизской и Казахской ССР на предприятия треста «Чусовлесдревмет».
“
…По постановлению ГКО, из Киргизской и Казахской ССР были мобилизованы для лесозаготовок и направлены по предприятиям «Чусовлесдревмета» рабочие в количестве 1200 чел., которые прибыли отдельными группами в 300−350 чел…

…Киргизы и казахи рассказывают, что на базарах и на улицах проводили облавы, проверялись документы и объявляли мобилизованными на работу в Молотовскую область…

…Диагнозы при отправке на родину (около 44% отправили обратно из-за диагностированных уже по прибытии болезней — прим. ред.) — туберкулез легких, костный туберкулез, резко выраженные сердечные пороки и миокардит, люис всех стадий, слепые, глухие, с двухсторонними паховыми грыжами, язва желудка, рак желудка, атрофия мышц руки или ноги, эпилепсия и ряд др…

…среди мобилизованных обнаружены лица с квалификацией инженеров, техников и др. специалисты. Из отправленных на лесоучастки лесорубами оказалось: два инженера, один из них кончивший два ВУЗа, два учителя, один железнодорожный техник, один старший авиатехник и т.д...
Выдержки из докладной записки от 20 августа 1943 года
Источник: Пермский государственный архив социально-политической истории
Такую партию «рабочих» из Казахстана пригнали в 1942 году и на Кислотный. Около 500 человек. Их забирали без разбора, прямо из степи, с огородов, вместе с юртами, в которых им предстояло жить возле завода.

В книге «Кислотный. Страницы истории» Людмилы Буслаевой приводятся слова очевидца, инженера завода Александра Попова: «уже здесь выяснилось, что прибывшие скотоводы и крестьяне в большинстве своём неграмотные». По его словам, заводские механизмы и машины вызывали у них панический страх. Их привезли для работы в цехах, но об этом не могло быть и речи. Пришлось распределить на самую простую черновую работу.

С этого неприятности для депортированных только начались. Они не выдерживали рабочего ритма завода, а их желудки не усваивали жалкие порции непривычной каши и овощей. Уже через год в живых остались примерно половина привезённых на Кислотный казахов.

До конца войны дожили не более сотни.
Наши дни
В 2016 году завод «Камтэкс-Химпром» отметил своё столетие. Посёлок Кислотный превратился в современный микрорайон Кислотные дачи города Перми.
История предприятия тесно вплетена в историю города и страны. Истории узников и лагерей ГУЛАГа, принявших участие в его судьбе, приходится собирать по крупицам. Даже сведения о кладбищах заключённых в доступных источниках отсутствуют. Сотни и тысячи безымянных людей ушли в никуда.

Мы продолжаем свою работу и будем благодарны за любые сведения и личные истории людей, попавших в жернова большого террора.
Связаться с авторами проекта
Просмотров: 15 141