Пермский коллекционер: «Мне хотелось доказать, что у нас фарфор не хуже, чем в Европе»

Пермская художественная галерея в ноябре отметит свое 95-летие. К юбилею главного музея города портал 59.ru запускает проект о коллекционерах, с которыми сотрудничает галерея. В нашем первом материале – Галина Васильевна и Григорий Владимирович Курановы, обладатели крупнейшего в стране собрания старинного русского фарфора.

Мы встретились с Галиной Васильевной в одном из залов Пермской галереи, где сейчас открыта выставка экспонатов семьи Курановых. Галина Васильевна коллекционирует чашки, произведенные на российских заводах до 1917 года, сегодня в собрании их чуть больше 1300. Она, кстати, еще и отличный эксперт. Прочитала множество книг, посвященных фарфору, и разбирается в теме на уровне эксперта-искусствоведа – знает историю русского фарфора и каждого своего экспоната, технологии изготовления, творчество художников по росписи. Глава семьи, который не хуже жены разбирается в фарфоре, коллекционирует антикварные тарелки с изображением цветов и фруктов – их уже около 1200.

Выставка собрания семьи Курановых работает до 9 мая. В галерее тарелки Григория Владимировича в основном висят на стенах, а чашки из коллекции его жены стоят на полках под стеклом.

‒ У нас дома тарелки мужа так же висели красивыми композициями на стенах, ‒ вспоминает Галина Васильевна. ‒ Недавно мы сделали ремонт и решили отказаться от такого варианта размещения. А мои чашки, как и раньше, ‒ находятся в шкафах.

‒ Ваш муж говорил, что в 1991 году случайно забрел в антикварный магазин. Среди товаров, разложенных на лавке, ему приглянулись пять тарелок с изображением фруктов, которые он купил. Получается, с них и началась коллекция?

‒ Эти тарелочки лежали у него несколько лет. Тогда он даже не думал о том, чтобы коллекционировать фарфор, ‒ признается Галина Васильевна. ‒ А в 1997-м я сама зашла в лавку на Сибирской и купила еще пять тарелок. Лучше качеством и интереснее. После этого, в каком бы городе или стране мы ни были, искали новые экспонаты. Я могла купить тарелку для мужа, а он для меня – чашку.

‒ То есть коллекционировать тарелки стали именно вы, когда купили специально для этого еще пять экземпляров?

‒ Не думаю, ведь все-таки коллекция тарелок – это детище мужа. Да и в нашей семье коллекционеров именно он – добытчик, а я люблю читать книги про фарфор и изучать то, что он покупает. Помню, когда появился первый марочник (каталог с описанием клейм и марок. ‒ Прим. ред.), я на неделю из семьи выпала ‒ так погрузилась в его изучение. А еще я тот человек, который иногда даже как бы тормозит процесс. Потому что муж готов коллекционировать все, что относится к истории России, ‒ смеется Галина Васильевна.

‒ С древности люди стремились собирать и сохранять предметы, которые были для них значимы. Из крупнейших коллекций рождались музеи. Например, Третьяковская галерея. Ваш муж говорил, что человек становится коллекционером двумя путями – при условии, что он что-то собирал в детстве или в случае, если потребность в этом появилась во взрослом возрасте. В чем, по вашему мнению, феномен коллекционирования?

‒ Еще Фрейд говорил, что потребность в коллекционировании рождается из детских комплексов. У меня к этому другое отношение. Когда ты прожил значительную часть жизни, состоялся, тебе хочется еще в чем-то реализоваться. В моей работе всегда были цифры, которые, так или иначе, загоняли в определенные рамки. И мне понадобилось заняться чем-то для души – так появилась такая «девочковая» коллекция. Наверное, в этом мой «феномен».

‒ А с чего началась ваша коллекция фарфоровых чашек?

‒ Сначала я покупала себе чашки просто так. Пока муж торговался за тарелочки, я гуляла по магазинам и выбирала новые экспонаты. Пила из них чай, кофе. Любовалась. И совершенно не задумывалась об их исторической ценности. Есть у меня, например, старая чашка немецкой марки Мейсен 1760 года, выпущенная к юбилею завода. Я к ней не относилась, как к раритету, и использовала в быту. Но в какой-то момент поняла, что иду не по тому пути. Чашек становилось все больше, а системы никакой. Нужно было определиться с тем, что делать дальше с этой уже вполне сформировавшейся коллекцией. И тогда я решила, что посвящу ее не Европе, где очень много фарфоровых заводов, а именно России. Как бы пафосно это не звучало, я патриот, я горжусь историей своей страны, и я хочу, чтобы люди знали о достижениях России, в том числе, в фарфоре.

Галина Васильевна рассказывает, что первая чашка в собрании досталась ей от бабушки. Маленькая, с рисунком снеговика, выполненным по эскизам русской художницы и иллюстратора Елизаветы Бём, чашка передавалась из поколения в поколение. Галина Куранова пила из нее, когда была еще совсем маленькой. А сейчас это один из главных экспонатов.

‒ Я знала, что на чашке рисунок Елизаветы Бём, но никак не могла найти его в работах художницы и каталогах. И лишь недавно на антикварном салоне в Москве мы купили новую книгу, в которой как раз был этот снеговик.

В коллекции Курановой есть чашки из сервиза, который Николай Первый подарил своей жене, а также из свадебного сервиза Елены Павловны, дочери Павла Первого.

‒ Почему вы стали коллекционировать именно чашки?

‒ Я просто любила пить чай и кофе из красивой посуды, – говорит с улыбкой Галина Васильевна.

‒ Говорят, что каждый хороший коллекционер со временем становится настоящим знатоком в том, что он собирает. Вы с мужем сейчас не хуже профессиональных искусствоведов разбираетесь в фарфоре...

‒ И правильно, ведь собирать, не имея представления о том, что ты собираешь, невозможно. Мы начинали с покупки специализированных книг. Но в 90-е их было немного. Сейчас гораздо проще купить такую литературу. У нас уже собралась очень большая искусствоведческая библиотека по фарфору – около 550 томов на русском, немецком, французском, английском языках. Есть издания, которые были выпущены до революции и, порой, только в них есть информация о редких экземплярах. Все они, что называется, в работе, используются постоянно.

‒ То есть, по сути, это еще одна коллекция вашей семьи.

‒ Точно. И, как говорят специалисты, это второе по величине собрание книг по фарфору в России.

‒ В вашей коллекции и коллекции Григория Владимировича уже в сумме больше 2,5 тысяч экспонатов. Сегодня вы, наверное, очень тщательно выбираете новые предметы для своего собрания.

‒ Его коллекция сейчас практически сформирована, и пополняем мы ее крайне редко. Приобретаем экспонаты в случаях, если есть какая-то незаполненная ниша, или если это что-то такое, что значительно повысит уровень коллекции. У меня примерно такая же история, но я особо интересуюсь чашками, выпущенными на заводах, продукции которых у меня еще нет. Или за той формой, которой еще нет.

‒ Часто вам и мужу предлагают что-то купить?

‒ Предложения есть постоянно, но отзываешься на них сейчас все реже. У мужа коллекция практически сформирована, например. Интересно, что раньше мне постоянно дарили чашки на праздники. А теперь друзья знают, что удивить таким подарком вряд ли получится, ведь найти уникальный экспонат для моей коллекции сложно.

‒ Есть то, что бы вам очень хотелось бы заполучить в собрание?

‒ Есть чашка завода Юсупова, которую я хочу в свою коллекцию. Знаю даже, где она, у кого. Но ее пока не продают. И если владелец соберется продавать, то чашку хочет заполучить и Виктор Вексельберг (крупнейший российский предприниматель коллекционирует предметы антиквариата. – Прим. ред.).

‒ Пристрастия ваши менялись со временем?

‒ Не думаю. Мой любимый завод – завод Братьев Корниловых. Если вижу интересные предметы его производства, покупаю. А вот чашки завода Кузнецова уже «фильтрую», потому что их очень много.

‒ В начале апреля на аукционе в Гонконге продали фарфоровую чашу, изготовленную в XV веке в эпоху китайской династии Мин. Стоимость – $29,5 млн. Ясно, что коллекционирование фарфора – дорогостоящее увлечение. Сколько средств на это уходит?

‒ Безусловно, это затратно. Но зависит от того, кто и что себе может позволить. Задача коллекционера состоит в том, чтобы найти предметы по приемлемой цене. 30-50 тысяч рублей – это средний вариант стоимости предмета. Можно купить интересный коллекционный предмет и за 150 рублей.

‒ Часто приходится уговаривать кого-нибудь продать вам уникальные экземпляры?

‒ Приходится. Однажды мы покупали чашку в Москве у женщины, которой тетя оставила в наследство квартиру и собрание русского фарфора. Дама эта не понимала настоящей стоимости предмета, и назначила цену, исходя из того, что видела в интернете, раза в два-три выше рыночной. Я больше чем полдня провела у нее, уговаривая снизить цену. И вышла с тем, что я хотела. Сотрудники Пермской галереи спросили меня недавно, что я сделаю, если встречу уникальную чашку, но не относящуюся к тому периоду, предметы которого я коллекционирую. Я ответила, что отвернусь и пройду мимо. С удовольствием и интересом посмотрю на нее, но мысли о том, чтобы купить, не возникнет. Необъятное объять невозможно.

‒ Но бывает такое, что вы сознательно переплачиваете?

‒ Если я решила, что этот предмет значимо повысит уровень коллекции и станет его «изюминкой», куплю по разумно завышенной цене. Но таких предметов в моей коллекции немного. В таких ситуациях проще работать с антикварами и дилерами, которые понимают реальную стоимость и не слишком ее завышают.

‒ Вы говорили, что все экспонаты вашей коллекции и коллекции мужа хранятся дома. Сами за всем этим богатством ухаживаете?

‒ Конечно. В этом нет ничего сложного. Периодически (даже не раз в полгода, реже) протираешь стеклянные полки, тарелки и чашки.

‒ А если покупаете чашку в плохом состоянии, сами ее чистите, возвращаете ей «выставочный» вид?

‒ Все сама. Сама чищу. И не специальными средствами – это может испортить экспонат. А обычным мылом и губкой.

‒ Среди коллекционеров довольно много закрытых людей. Одни скрывали и скрывают свои коллекции до сих пор. Не каждый готов рассказывать о своем собрании, а уж тем более показывать его. Но есть и примеры того, насколько значима – социально и исторически – деятельность коллекционеров. Ведь со многих частных собраний начинались музеи. Как вы с мужем пришли к тому, что открыли коллекции общественности?

‒ Наступил период, лет через пять после начала коллекционирования, когда мы поняли, что это пора показывать людям. Решили, что нельзя все это держать при себе. Стали приглашать домой гостей из близкого окружения, к нам начали приезжать специалисты и хранители государственных музеев из Москвы.

Мне хочется именно показать, какую красоту раньше создавали в России. И я видела реакцию – люди удивлялись, восхищались.

‒ Многие говорят, что преемственность в коллекционировании – редкое явление. И если родственники принимают собрание, то не развивают его, а просто сохраняют.

‒ Как правило, да, именно так. У нас есть приятели-искусствоведы, которые были знакомы с одним коллекционером. Он был совершенно помешан на своем хобби. А когда внезапно умер, родственники решили все выбросить. Благо, друзья смогли все забрать и спасти. Почему родственники так поступили? Просто они ревновали. Дети этого коллекционера выросли в режиме жесткой экономии, он все деньги тратил на свое увлечение. И таких историй много. Может, в том числе, поэтому преемственность в коллекционировании редко встречается.

‒ Что с коллекциями вашей семьи будет дальше? Они ведь расширяются. Ваш муж в одном из интервью говорил, что не передаётся по наследству страсть к коллекционированию, передается только интерес. Он также рассказывал, что в новом здании галереи возможно выделение площади под собрание.

‒ Когда он это говорил, была договоренность с Олегом Чиркуновым. Сейчас об этом уже нет речи. Дай бог, но все постоянно меняется. Мне предлагают открывать частную галерею, но я не готова. Поэтому пока храним дома, но периодически выносим этот вопрос на семейное обсуждение, и наши дети тоже будут принимать участие в обсуждении этого вопроса.