Михаил Окунев, магистрант механико-математического факультета ПГУ, участник олимпиад АСМ, стажер Microsoft и Google: «Того, что дают в университете, недостаточно, чтобы стать хорошим специалистом»

С дилеммой по поводу того, как совместить зарабатывание денег и фундаментальную науку, сталкиваются многие талантливые студенты и выпускники вузов. Зачастую удачное сочетание можно найти, лишь уехав в другую страну, знающую, чем привлечь «мозги» со всего мира. Таким умением отличаются, к примеру, крупнейшие IT-компании. Немалый интерес вызывают у них и программисты из России. Прошлым летом компания Microsoft пригласила на трехмесячную стажировку студента ПГУ и предложила ему постоянную работу. Нынешней весной тот же самый студент отправится на стажировку в Google, о чем и рассказал в беседе с корреспондентом 59.ru.

– Как получилось, что вас приглашают на работу сразу два мировых гиганта в сфере IT?

– В Microsoft я подал резюме сам. Хотя на самом деле все было чуть сложнее. После олимпиады в Новосибирске всем участникам прислали приглашения пройти собеседование на постоянную работу. Я сказал, что не хочу пока уезжать из России, но мне было бы интересно стажироваться. Через год подал резюме, прошел два собеседования – сначала по телефону, потом в Лондоне, после чего приехал в США.

С Google все вышло проще. У меня там есть знакомый с мехмата МГУ, тоже участник АСМ, золотой призер международной олимпиады. Он работает в Цюрихе. У них такая система, что инженеры могут приводить других инженеров на собеседование. Условия такие же, просто вероятность, что твое резюме рассмотрят – 100%. Он меня порекомендовал. Я прошел два телефонных собеседования. И меня пригласили на работу.

Чтобы туда попасть, нужно было все эти годы изучать многое сверхобразовательных программ. Например, участвовать в олимпиадах, потому что они покрывают довольно большой пласт теоретической информатики, которая традиционно не преподается в университете, но при этом очень важна для разработки сложных систем.

– Сложно пройти собеседование?

– Первое телефонное собеседование в Microsoft нацелено просто на отсев слабых кандидатов. Вопросы там не сложные, нужно решить как задачи по программированию, так и на логику. Например, в одной комнате три лампочки, ты находишься в другой комнате, где три выключателя. Каждый выключатель подсоединен к определенной лампочке. Ты можешь привести выключатели в любое положение, а после этого нужно зайти в комнату и определить, какая лампочка к какому выключателю относится.

Многие вопросы, которые они задавали, вообще не относились к технологиям программирования. Это задачи, которые выявляют способность думать. В мире много программистов, умеющих применять различные инструменты, но когда ты делаешь что-то большое и сложное, то неизбежно сталкиваешься с задачами, которые не решаются напрямую, они требуют разработки сложных алгоритмов. Этому можно научиться, например, в рамках олимпиадного программирования.

– В каких олимпиадах вам доводилось участвовать?

– Я пять раз участвовал во всероссийских олимпиадах. Осенью 2008 года я должен был ехать в Лондон, на международную олимпиаду Google Code Jam. Прошел интернет-отборы, но из-за неурядиц в «КД Авиа» все сорвалось.

Вообще, нужно отметить, что в России сейчас очень жесткая конкуренция на олимпиадах. Последние два года россияне становились чемпионами мира. Выйти из российского региона в финал даже сложнее, чем победить на чемпионате мира. В частности, когда я участвовал во всероссийской олимпиаде, мы были второй командой, у которой не получилось пройти в финал. ПГУ уже лет пять не может туда пробиться. Потом мы сравнили результаты своей команды и участников из других стран и поняли, что могли бы стать чемпионами в какой-нибудь европейской стране.

– А много нужно денег, чтобы уехать на стажировку в США?

– Microsoft – замечательная компания с точки зрения того, как она относится к своим работникам. Они компенсировали все расходы на самолет, еду, такси от аэропорта до города. Всем интернам они покупают велосипеды. Жилье частично оплачивается из собственных средств. У них отличная страховка. И в целом условия работы очень хорошие: на каждом этаже есть кухня, где стоит по два холодильника бесплатных напитков – от молока до пива. Естественно, если ты будешь им злоупотреблять, долго там не продержишься. На каждом этаже стоит как минимум три кофе-автомата и обязательно есть какое-нибудь место, где можно посидеть, отдохнуть. В некоторых помещениях есть даже игровые залы. Компании выгодно обеспечивать комфортные рабочие места для сотрудников.

– Чтобы они могли работать и днем, и ночью?

– Я бы не сказал, что народ там пашет круглосуточно. Это зависит от команды. Люди, которые делают что-то новое, действительно работают с утра до ночи. Однажды я искал в одном из зданий Microsoft рояль или пианино (и, кстати, нашел). Мы пришли туда в 12 ночи, в субботу. Смотрим, а там человек десять сидят и усердно работают. То же самое было в воскресенье ночью. Эта команда работала над созданием телефона, который Microsoft собирается выпускать в ближайшем будущем.

Команда Microsoft Office, в которой я стажировался, более размеренная. После восьми уже практически все уходят. Может, только пара китайцев сидит. У китайцев и индусов репутация ребят, которые берут усидчивостью, то есть много пашут, но происходит это от того, что не умеют делать работу хорошо. Естественно, не все. Но, например, на начальном этапе олимпиады Google было около тысячи индусов, а русских – человек 150-200. После четвертого раунда интернет-отборов индусов осталось не больше десяти, русских – около 70.

– Что вас больше всего удивило в США и, в частности, в Microsoft?

– Я жил в Редмонде. Типичный американский захолустный городок, такой цивилизованный Кунгур, только без старых зданий. Главное, что там удивляет меня. Не буду говорить за всех русских людей, это отношение к тебе. Я иду по улице, и со мной здороваются абсолютно незнакомые люди. Какой-нибудь полицейский может сказать «Hello!», пробегающий мимо человек крикнуть «Hi!». Конечно, не везде так. Понятно, что в Нью-Йорке или даже в Сиэтле все проносятся мимо, могут и толкнуть.

Что меня удивило в самом Microsoft'е: я, вроде бы, молодой зеленый специалист, еще даже не доучился, но ни разу никто не посмотрел на меня сверху вниз. Мне всегда старались помочь просто потому, что я свой парень, я с ними работаю, и поэтому они готовы тратить на меня время. Командный дух у них очень развит. Никто мне ни разу не сказал, что я делаю что-то плохо. Ко мне просто однажды пришел мой менеджер и сказал: «It’s a good start». Я не понял, за что он меня хвалит, я же еще толком ничего не успел. А потом выяснил у другого интерна, что это такая форма сказать: «Парень, надо уже показывать какие-то результаты».

– Чем запомнилась штаб-квартира Microsoft?

– Кампус штаб-квартиры Microsoft в Редмонде во много раз превышает территорию ПГУ. Я уточнил, он занимает площадь 750 000 квадратных метров! Там работает около тридцати тысяч сотрудников. Они живут в городах поблизости. Поскольку дороги отличные, автомобили доступные, добраться до работы не составляет труда. Кроме того, в Microsoft есть система такси – называется шаттл. Ты можешь прийти в любое здание Microsoft, попросить такси, и тебя довезут до любого другого здания Microsoft. Правда, у всех, в основном, машины, и только я один такой умный русский, каждое утро приходил и просил себе шаттл.

На работе у меня было два человека, с которыми я чаще всего общался: мой ментор и менеджер. Ментор помогает справляться с техническими трудностями. Менеджер дает задания, говорит, что ты делаешь правильно, а что нет. Моим ментором был поляк, менеджером – индус.

– Что еще раз подтверждает статус транснациональной корпорации...

– Да, интернационал там еще какой. Когда я приехал, нас повели знакомиться с другими интернами – их было около ста. Смотрю, слева от меня сидит китаянка, дальше индус, потом американка, парень из Пуэрто-Рико, поляк, опять индус и китаянка, турок и так далее.

Хотя на стажировку они, в основном, набирают ребят из США, Канады и Мексики. С ними проще всего, потому что уехать на full-time в Америку не так просто. Нужна специальная рабочая виза, а их выдают в ограниченном количестве. Международных интернов было всего 30-40 человек. Из русских, кроме меня, был еще парень из Москвы. В других отделах на постоянной основе русских работает больше. Но самая многочисленная «диаспора» – китайцы и индусы.

– Какие задачи стояли перед вами во время стажировки?

– Microsoft скоро выпускает новую версию Office-2010. Я работал в команде одного из продуктов, который будет включен в Office-2010 – Excel and Access Services. У них есть два пути развития одного из компонентов системы. Они уже выбрали один из них, но другой путь тоже перспективен. Им нужен был человек, который может оценить этот альтернативный путь, что-то сделать. И вот они дали мне свою огромную систему «А», технологию «В» и сказали: «Вперед». Поскольку в программном продукте «А» сотни тысяч строк кода, а технология «В» относительно недавно вышла, то первый месяц я занимался исключительно тем, что читал документацию. Потом все пошло хорошо. Мне пришлось общаться со многими людьми. Например, у меня однажды возник нетривиальный вопрос по поводу технологии, я его написал в лист рассылки, а на следующий день мне пришел подробный ответ от главного архитектора этой технологии (она сейчас применяется во всех браузерах). Большой дядя архитектор нашел время, чтобы проконсультировать какого-то интерна. Это меня удивило.

К концу стажировки я сделал прототип. Последние несколько недель работал по 12 часов в день. В принципе я мог вообще ничего не делать. Я мог все три месяца сидеть и валять дурака, и меня бы не выгнали. Просто сказали бы в конце стажировки: «It’s a good start. Good bye!» После презентации моего прототипа мне предложили остаться работать на постоянной основе. Но я отказался.

– Почему?

– Потому что пока не хочу уезжать из России: у меня здесь еще есть планы. К тому же, та часть Microsoft, где я работал, не совсем то место, где я хотел бы остаться. Мне не очень интересно индустриальное программирование. Меня больше привлекает исследовательская работа. Я бы хотел работать в Microsoft Research. Это исследовательский отдел, в котором занимаются очень интересными вещами: от чистой математики до сложных прикладных систем. Может быть, подам туда резюме. Но для этого желательно быть аспирантом, а я еще магистратуру не закончил.

– Стажеры Microsoft только практикуются или еще и зарплату получают?

– Стажеры – такие же разработчики. Они тоже пользуются всеми бонусами компании и получают зарплату. Причем хорошую зарплату. Намного больше того, что я могу зарабатывать в Перми. Если говорить про Microsoft, то тебе платят оклад и дают акции компании. Еще бывают бонусы по итогам года. Более того, один интерн мне сказал, что средняя американская семья получает меньше, чем начинающий программист Microsoft.

Увольняют там, кстати, очень легко. Может получиться так, что приходишь на свое рабочее место, а тебе говорят: «Извини, ты был хорошим парнем, но…». Когда кризис был в разгаре, там сокращали целые отделы как невыгодное производство.

– До стажировки в Microsoft вы где-то уже работали?

– Я занимаюсь с одаренными школьниками из своего лицея. У нас уже несколько лет существует «клуб спортивных программистов». Полтора года назад стал преподавать в университете. Я ассистент кафедры процесса управления и информационной безопасности ПГУ. Преподаю криптографию, информатику и прочие подобные предметы. Сейчас еще, вместе с Юрием Рафаэлевичем Айдаровым, готовлю студентов ПГУ к олимпиадам. Года два назад работал в «Прогнозе». Делал для них одну вещь, связанную с укладкой графов. Но это был разовый проект. Потом два месяца работал в компании «ИВС». Решил, что пора заняться промышленным программированием. Два месяца пытался совмещать занятия в университете, магистерскую, олимпиады, подготовку студентов и школьников, работу. Закончилось это так. Я готовил школьников ко всероссийской олимпиаде. Пришел, раздал задания, сел за компьютер поискать что-то в Интернете, а потом мне сказали, что за это время я успел заснуть и спал где-то полчаса. В тот же день я пошел в «ИВС» и уволился.

Я считаю, что программисту очень вредно совмещать работу и учебу. Полноценно делать и то, и другое можно лишь в том случае, если на работе ты занимаешься тем же, чем на учебе. Программист не только должен научиться простым вещам, какому-нибудь языку, технологии – он должен понимать фундаментальные основы программирования. А это наука, на нее надо тратить время. В пермских компаниях, трудно найти что-то наукоемкое. Но есть стереотип: на старших курсах надо начинать работать. В основном, конечно, люди так делают, потому что нужны средства к существованию, стыдно сидеть на шее у родителей. Мои родители могли меня поддерживать и понимали, что если я буду больше учиться, то в будущем смогу претендовать на большее. Я им очень за это благодарен.

– Как вы уже говорили, многое приходится изучать самостоятельно сверх программы. Это связано с недостатками нашей системы образования?

– В том же Google черным по белому написано, что если ты не знаешь определенных вещей, то можешь даже не приходить на собеседование. Многое из этого списка не изучается в университетах России, потому что так исторически сложилось. Кибернетика у нас долгое время считалась лженаукой. В результате мы очень сильно отстали в computer science. Прикладные направления еще как-то представлены, а фундаментальной теоретической информатикой занимается считанное число людей. Этот пробел неплохо заполняет подготовка к олимпиадам АСМ.

Вообще, у нас система образования находится в весьма трудном положении. Не стоит так категорично). Есть преподаватели, которые по 20-30 лет читают одно и то же. Конечно, многие преподаватели хорошо читают свои курсы, но они устарели, а чтобы их обновить, нужно время. Если за это не платят нормальных денег, и ты вынужден преподавать в нескольких вузах и еще работать на каком-нибудь предприятии, то просто плюнешь на все это.

– В рамках собственной преподавательской деятельности вы пытаетесь вносить какие-то новшества в процесс обучения?

– Поскольку я еще молодой, не побитый, то по мере возможностей пытаюсь. К примеру, когда я занимался информатикой с первым курсом, посмотрел программы университетов Массачусетса, Стэнфорда. И постарался хоть как-то приблизить практические занятия к их уровню.

– А в развитии практического программирования мы тоже сильно отстаем?

– Я бы не сказал, что мы отстаем. Программисты у нас хорошие есть. Если образование – это дело государства, то самообразование – дело каждого конкретного человека. Программисты в России изучают технологии, которые выпускаются на Западе, используют те же бизнес-процессы. Все очень сильно зависит от конкретного места. Типовая контора, что в России, что в Америке одинакова. Сидит несколько программистов и делают какой-нибудь скучный продукт. Есть крупные российские высокотехнологичные компании, скажем, «Яндекс». Там работает много олимпиадников. Они на российском рынке даже обгоняют Google.

– Чем вы будете заниматься в Google?

– Я не имею права рассказывать об этом. У них соглашение о неразглашении информации в два раза толще самого контракта. Я не имею права в течение года работать в компании смежного профиля, не имею права агитировать сотрудников Google уходить из компании в течение года и так далее.

В целом, мне интересно посмотреть на вторую крупнейшую компанию в мире IT, на их процесс разработки, на людей, которые там работают, перенять какой-то опыт, подумать о том, как жить дальше. Хочется самому что-нибудь интересное сделать. Еще хочу съездить в их университет в Цюрихе, потому что там очень сильная школа computer science.

– Если предложат остаться в Google, тоже откажетесь?

– Имидж Google для меня более весом, чем имидж Microsoft. Если там будут интересные задачи, интересные люди, хорошие условия, я подумаю, если, конечно, меня позовут. Но вообще я хочу поступить в аспирантуру. А дальше посмотрим, как будут обстоять дела в России.

– Что вас сейчас больше всего раздражает в России?

– Я, конечно, люблю свое государство, но не всегда вижу, что бы государство любило меня. Сначала у меня был культурный шок, когда я приехал в Америку, от того, что тебе можно просто делать свое дело, и никто не мешает. А потом у меня был культурный шок, когда я вернулся в Россию. Два месяца не мог получить назад свои чемоданы – их сначала потеряли в аэропорту, а потом задержали на таможне. В России очень непривычно после того, как поживешь в более цивилизованной стране. Потом, конечно, привыкаешь к хамству в магазинах, к очередям, и главное – к тому, что тут зачастую все делается нелогично, наименее эффективным способом. У нас получается, что если люди действуют в своих личных интересах, то общество в целом проигрывает, а какая-нибудь шишка получает выгоду. В нормальном обществе личные побуждения должны вносить вклад в общее дело. Не хочу сказать, что у нас все плохо, но после того, как я получил возможность сравнить, я вижу, что многие вещи можно делать гораздо лучше.

– Если есть люди, которые получили возможность сравнить, то почему бы им, набравшись опыта, не вернутся в Россию и не изменить здесь что-то к лучшему?

– Во-первых, кто вернется? Во-вторых, если бы это было так просто. Есть в математике такое понятие – устойчивый оптимум, то есть такое положение, которое всех устраивает. По-моему, у нас сейчас общество находится как раз в состоянии равновесия. С одной стороны, у нас есть проблемы с бюрократией и чиновниками. С другой стороны, народ уже настолько устал от революций, потрясений, что не готов что-то менять, всех все устраивает. Должно смениться, наверное, два-три поколения, прежде чем люди поймут, что нужно требовать соблюдения своих законных прав. Нужно осознавать, что именно ты влияешь на жизнь общества в целом.

– По сути, речь идет о сбоях в системе управления. В чем главные отличия западных и российских принципов менеджмента?

– Проблема в том, что в управленцах сейчас зачастую поколение людей, которые жили при социализме. У нас очень любят управлять директивами, то есть посадить программиста и следить, во сколько ты пришел и ушел, сколько кофе выпил. И я знаю компании, в которых действительно такая система, где нужно писать каждый день отчет о проделанной работе.

В Microsoft или в Google тебе, наоборот, предоставляется свобода. В Microsoft я мог работать десять часов, а мог – шесть. Главное – выполнять все поставленные задачи. В Google система еще интереснее: там у разработчика есть 20% времени от 40 часов, в течение которого он может заниматься разработкой чего угодно для компании. Можно делать свой проект или присоединиться к другому. Из этих 20% у них вырос, например, Gmail и ряд других интересных сервисов.

У нас программиста часто воспринимают как станок: он пришел, включил голову, восемь часов отработал, выключил, ушел. Очевидно же, что это не так. В этой профессии есть место творчеству и тому, чтобы просто посидеть, посмотреть в потолок. Конечно, рутины гораздо больше. Но когда ты даешь человеку свободу, он ее ценит, если у него достаточно самосознания, чтобы понимать для чего это делается. Такая модель более эффективна.

– На ваш взгляд, утечка мозгов из России будет продолжаться еще долго?

– Как мозги не будут утекать? Вот я, например, хочу быть ученым. Мне не очень интересно программировать. Но если я сейчас поступлю в аспирантуру и попытаюсь заниматься только наукой, то мне придется положить зубы на полку, потому что зарплата аспиранта или преподавателя – несколько тысяч рублей. Можно, конечно, попытаться получить грант. Но грантовая система тоже проблемная, в том плане, что у нас средства распределяются не всегда так, как хотелось бы. Кроме того, здесь нет профильного, «моего» научного общества. В Перми, например, вообще нет людей, которые занимались бы тем, чем я хочу заниматься, кроме моего научного руководителя. Даже в Москве, в Питере есть только маленькие островки. Поэтому многие ребята, которые хотят стать учеными уезжают на Запад, либо работают в московских и питерских офисах крупных компаний. Работая на каком-нибудь предприятии, я буду получать значительно больше, буду уверен в завтрашнем дне.

Не видно никаких шагов со стороны государства в поддержку науки. Вспомним, как финансируются поездки на конференции, как дают суточные в 50 рублей. С программистами все лучше. С одной стороны, программист на Западе будет жить более качественной жизнью. Но с другой, и здесь уже сейчас можно зарабатывать достойные деньги. В Москве зарплаты сопоставимы с европейскими. Можно работать дистанционно на тех же западных заказчиков. В основном, уезжают те, кто недоволен качеством жизни в России. Зато здесь Родина, друзья, березки.

– Пришлось ли вам чем-то жертвовать, от чего-то отказываться, чтобы добиться таких успехов в учебе и карьере?

– То есть, стал ли я похож на гремлина, который сидит в своей квартирке и занимается только программированием? Я бы не сказал, что нужно чем-то жертвовать, и что я жил неполной жизнью. Просто нужно перестать лениться. Только того, что дают в университете, недостаточно, чтобы стать хорошим специалистом. Нужно обязательно смотреть вокруг, общаться с людьми и работать, заниматься своей наукой хотя бы понемногу, но каждый день. Нельзя замыкаться на том, что у тебя есть сейчас, нужно понимать, что ты можешь достичь большего.

– Чем вы увлекаетесь, помимо науки и программирования?

– Я играю на пианино: Бетховена, Рахманинова. Мне нравится. Соседям, наверное, уже нет. Они иногда радостно стучат по батареям. Еще книжки читаю. Правда, в последнее время, в основном, только литературу по специальности. Но как-то раз я просто одурел от формул, программирования, пошел в книжный магазин, купил себе три килограмма фантастики. Все залпом прочитал. Получил удовольствие.

– Какие цели ставите перед собой на ближайшие годы?

– Я сейчас решаю для себя, чем заниматься дальше. Идти в аспирантуру или заниматься практическим программированием. Первое – интересно, но рискованно. Второе – дело денежное, но, боюсь, что наскучит очень быстро. Наверное, я поступлю все-таки в аспирантуру. Стану кандидатом наук.