«Сложная была жизнь, но очень интересная». 91-летняя пермячка написала книгу о себе и городе в прошлые годы

Чем дольше живешь в городе, тем больше воспоминаний с ним связано. Улицы отпечатываются в памяти словами, улыбками людей, запахами и эмоциями. Инга Михайловна родилась в Перми в доме № 31 на улице Карла Маркса (ныне Сибирская) в 1932 году. Она помнит город с двухэтажными зданиями, колесные пароходы на Каме и улицы, утопающие в зелени и яблонях. О своих воспоминаниях о жизни в Перми и жизни вообще Инга Михайловна написала книгу «Страницы памяти». Мы встретились с удивительной женщиной, чтобы узнать, как изменялась Пермь за последние 90 лет и что еще обязательно должно быть в городе.

У нее пепельное каре и яркие голубые глаза. Она нарядилась в блузку в горошек, серьги и кольца. На губах помада подходящего розового оттенка. Легким взмахом руки она поправляет волосы и просит «посмешить ее маленько», пока мы ее фотографируем. Инге Михайловне Рябенко 91 год, она принимает гостей несколько раз в неделю и непременно угощает чаем. Ее семья больше ста лет назад переехала в Пермь из Санкт-Петербурга. Бабушку звали Полина, дедушку Василий Логинов, маме Людмиле в то время было 10 лет. Семья поселилась в доме № 31 на улице Карла Маркса (ныне Сибирская). В этом доме родилась Инга Михайловна Горн (фамилия в девичестве), ее сестра, двоюродные братья, там же родился и ее сын.

— В 1932 году родилась я семимесячной, вся в пуху, без бровей и ресниц. Моя мама даже отказывалась понять, что это ее ребенок. Уже дома меня, по ее словам, «допаривали» грелками. Несмотря на это, я «торопилась» с развитием: начала рано ходить и говорить. В год и два месяца я пыталась браниться на дворовую собаку и подражать разговору бабушки по отцу, — рассказывает Инга Михайловна. — К пяти годам я была упитанным ребенком с пепельными кудряшками и голубыми глазами. К тому времени я была единственной внучкой и дочкой, и меня старались баловать и наряжать.

Пока мы разговариваем с женщиной, она бережно держит писаную историю своей жизни под названием «Года не беда, или Страницы жизни». В книге — воспоминания о том, как преподавала и воспитывала подростков со сложной судьбой, как «обвенчалась в 1999 году», как муж говорил: «Я крестился ради этой женщины», «А здесь про сына, это слишком личное, не хочу публиковать». Очень много мудрости и жизненного опыта на страницах той книги.

— Поколение наше жило и живет в удивительное и необычное время. Мы родились, когда звучала музыка из громкоговорителей — «тарелок», когда через несколько лет прозвучал взволнованный голос Левитана о начале Великой Отечественной войны… — пишет Инга Михайловна в предисловии. — Когда в космос полетел Гагарин, когда строили развитое социалистическое общество, а построили капитализм и породили бедных и богачей, когда техника поражает новыми технологиями, а наука — сенсационными открытиями, когда клонирование человека уже не удивляет и не трогает, а поражает равнодушие и жестокость людей. Что же сделало с нами время? И что ждет наших внуков?

О некоторых мгновениях, связанных с Пермью, пойдет наш разговор. В доме, который находится ныне на Сибирской улице, семья Инги Михайловны жила на первом этаже. Сначала в доме не было ни воды, ни отопления, ни канализации. На полу был некрашеный деревянный пол.

— Квартира была трехкомнатная, с нами жила тетя, за ширмой — бабушка с дедушкой в большой комнате, в маленькой комнатке жил дядя Сережа, в проходной комнате жила мамина сестра с мужем с двумя детьми, и мы жили втроем: я, отец и мама в маленькой комнатке, еще потом родилась сестра в 44-м году. Вот сколько нас было, — вспоминает Инга Михайловна.

В одной комнате этого дома могли жить до двенадцати человек, «ширмочками отграничивались — и ничего, как-то жили». Жили и в подвале — «тогда это была норма». Коммунальные удобства в доме начали обустраивать уже после войны.

— Улица была очень красивая, Карла Маркса, стояли липы с обеих сторон, трамваи ходили. Напротив нашего дома был скверик, назывался почему-то «Профинтерн», там потом поставили памятник Пушкину. Раньше мы гуляли от нашего дома вниз, спускались по деревянной лестнице к Каме — к скверу, место называлось Козий загон. Смотрели оттуда, как плывут колесные пароходы, — предается воспоминаниям Инга. — За зданием с колоннами, где раньше было Благородное собрание, а потом клуб МВД, был садик. Там росли дикие кусты и танцплощадка была деревянная с такими решетками. И мы ходили туда с девчонками, смотрели и еще осуждали, «как близко танцуют». (Смеется.) Второй-третий класс это был.

Детство Инги выпало на военный период. Женщина вспоминает, что в 41-м году они сидели с мамой на празднике в школе (сейчас там находится Дягилевская гимназия), к ним подошел папа и что-то шепнул маме.

— Мама побледнела, так я услышала страшное слово: «Война». Помню колонны грузовиков, которые в ночное время двигались по улице вниз к Камскому мосту. Они гудели, было тревожно и страшно, — рассказывает женщина.

Во время войны, вспоминает женщина, в их школе и соседнем здании педучилища устроили госпитали для раненых, дети и семьи помогали им как могли. Инга, например, приходила читать книги.

— В нашем классе окна выходили на улицу, там было человек двенадцать, что ли. И был такой раненый человек Николай. У него на глазах была повязка, и он всё просил меня написать письмо. Ну мы уже писать-то умели, второй класс, — делится Инга Михайловна. — Я написала его матери, что всё хорошо, что он поправится. Но он еще говорил: «У меня есть Лена, но она меня, наверное, не примет, я не буду ей писать». Но я сама потом все-таки написала этой Лене, адрес запомнила, не знаю, как потом. После их куда-то перевели.

Маленькая Инга вместе с худенькой, как тростинка, подругой из любопытства через задний вход просочились и в здание соседнего педучилища. Но дети обнаружили там только тела погибших, после чего дежурный отчитал их и выгнал.

— Отец работал на Сталинском заводе в отделе снабжения, он просился на фронт, но его не взяли, — рассказывает Инга Михайловна. — Отец обменивал вещи на продукты в деревнях. И в 43-м году он привез круг топленого масла, такой же круг молока замороженного и яйца, и я, значит, съела всего этого — чуть не умерла, так было тяжело, потому что никогда так не наедались.

Куда привычней в ту пору Инге было прописанное диетическое питание: кусочек черного хлеба с пол-ладошки, отвар свеклы и грамм 30 сыра, похожего на брынзу. В те же военные годы отец на заводе какое-то время общался со Стахановым, и он приходил к ним домой. Девочке Инге он запомнился не просто как герой ударного труда, а как человек, который мог подкинуть вверх подростка, «такие сильные у него были руки».

— Постепенно всё наладилось, и был май 1945 года. Оперный театр тогда был в другом окружении, вокруг деревья. И вот 9 мая очень был теплый день, всё цвело, тут сирень была белая и сиреневая, яблоня. И вот как грянули наши пушки мотовилихинские, оркестр заиграл, меня кто-то подбрасывать стал, я кричу, боюсь, мне 13 лет уже тогда было — война кончилась, — вспоминает Инга Михайловна. — Многих там подбрасывали, такое там было торжество.

Не сразу после войны, но постепенно в Перми начали открываться магазины, в 1949 году отменили карточки. Инга Михайловна вспоминает, как ходили с отцом в магазин «Рот-Фронта» покупать конфеты «копеечки». Но вскоре ребенку стало не до сладостей — в 15 лет она осталась без папы, а мама Инги — с двумя дочками на руках одна. Одежды много не было, покупали лоскуты и знакомые шили платья. У Инги в какой-то период было всего два платья: шерстяное и штапельное (легкое летнее). Дальше было студенчество на химико-технологическом факультете и практика на Кислотном заводе, где выброс токсичного газа чуть не погубил практикантов, забывших противогазы. Но не стоит думать, что в жизни Инги Михайловны были одни только трудности. Были и танцы, и смех, и любовь.

— Сложная была жизнь, местами трагическая, но очень интересная, — говорит без тени уныния Инга Михайловна.

После начала работы и замужества судьба забросила молодую девушку в украинскую Шостку, затем в Архангельскую область и Североуральск. В 1978 году Инга Михайловна снова вернулась в Пермь, трехкомнатную квартиру в Североуральске ей удалось обменять на однокомнатную в районе Гознака.

— Когда я сюда приехала, высотных домов на Гознаке не было, здесь были кусты и деревья и было очень много родничков. И вот на остановке «Малкова» был очень хороший родник, мы туда ходили, воду набирали, — вспоминает Инга Михайловна. — И очень было много грибов: красноголовиков, маслят. Очень хороший был парк, но сейчас, конечно, его со всех сторон затеснили большими домами.

Инга Михайловна до сих пор живет в Индустриальном районе и считает его одним из самых уютных в Перми, несмотря на все его изменения.

— Особенно изменился район за последние 10 лет. Здесь же раньше было поле, где мы сажали картошку, а поселок назывался Плоский. И все эти дома (частные. — Прим. авт.) потом снесли, — вспоминает Инга Михайловна. — За дворцом Гагарина был водоем, били родники. Когда там решили построить дом, спрашивали у жителей, подписи собирали, многие были против. Какие-то кабинки там даже стояли, купались там. И вот это всё убрали, поставили дом, который теперь стоит на плывуне.

Инге Михайловне нравится, что в Индустриальном районе всё рядом: есть и ДК Гагарина, Балатовский парк неподалеку, музей района и библиотека. Как говорит женщина, «район культурный со всех сторон, во всех смыслах культурный, не хватает только зоопарка и еще аквапарка. Потому что в Свердловске это всё есть, а мы хуже, что ли?»

— В этом, 2023 году наш город, моя родная Пермь, отметит 300-летний юбилей! Поздравляю вас, дорогие моему сердцу земляки! Здоровья вам, радости, удачи! Мирного неба над головой! Для любящих жизнь понятие старости весьма относительно, — желает всем Инга Михайловна. — Желаю всем дожить до открытия нового зоопарка и аквапарка в нашем городе!

Ранее мы публиковали интервью с Михаилом Плехановым, построившим пол-Перми.