«Такие зарплаты — это унижение»: как живут российские оленеводы, кочующие по тундре и тайге

Городским жителям может казаться, что кочевничество и оленеводство — параллельная реальность. Но на деле они ближе, чем кажется, а оленеводы сталкиваются с теми же проблемами, что и многие из нас: маленькие зарплаты, дорогие продукты и очереди к врачам. Только ко всему этому — сотни километров по лесам и тундре за оленями. Рассказываем, как устроена жизнь кочевников, непростая, но завораживающая.

Журналистка 29.RU Мария Вершинина побывала на стойбище оленеводов, чтобы ближе познакомиться с их бытом и поговорить о проблемах, которые волнуют кочевников. Бригады с оленями идут и через Архангельскую область, здесь они проводят несколько недель зимой. Далее — прямая речь.

Мои друзья несколько раз ездили на Кольский полуостров. Там на месте оленеводческих пастбищ будут добывать литий. Они рассказывали о жизни кочевников, а кто-то даже общался с оленеводами Ямала. Я хотела увидеть своими глазами их быт.

Не нужно быть экспертом, чтобы понимать: у коренных и малочисленных народов в России (да и не только) жизнь за последние десятилетия сильно изменилась. Они одни из первых, кого касаются последствия климатических изменений. Их жизненный уклад, сформированный за столетия, меняется и часто вынужденно. Говорят, им надо становиться цивилизованней, не уточняя, что хорошего от этой цивилизации получат люди, чьи традиции рушатся под натиском государства и «цивилизованного» общества.

Мне удалось съездить на стоянку к оленеводам. Там много места, там свободно. Люди общаются с оленями как с равными, понимая, как много зависит от этих животных. Одна из чумработниц (работница чума) сказала мне: «Олени пойдут, и мы за ними». Мне бы тоже хотелось за оленями, по правде говоря. Меня даже сватали местному парню, но, к сожалению, пришлось вернуться в город кормить кошку.

Говорили со мной открыто, пригласили поесть, налили чай, смеялись между собой так, будто я не приехала из чужого для них города и не уеду через несколько часов. Сказали, что я похожа на них, не высокомерная. Приятно получить такое признание. И романтизировать их жизнь довольно легко. Вот тебе тундра, олени пасутся, печка греет палатку, и кругом никого. Но мы говорим не о романтике, а о проблемах: медицины нет, денег нет, еда дорогая, олени умирают, потому что меняются зимы. И уже не выходит романтизировать.

Оленеводы из-за публикации волнуются. Связи с ними нет. Поэтому я не использую настоящие имена героев, в тексте нет фото, которые я сделала, но есть старые фотографии с других стоянок от Николая Гернета и архивные фото редакции. Моя задача — показать и рассказать, как живут люди, чья жизнь нарушается из-за глобализации и вмешательства государства, которое пытается сделать «лучше», но в своих попытках лишь рушит привычное и отточенное годами. Рассказать и не навредить.

Оленеводы из Ненецкого автономного округа кочуют через Архангельскую область. Здесь они частично проводят зиму, а с потеплением возвращаются в ненецкую тундру и на побережье моря, где остаются на лето. Осенью кочевники снова уходят вглубь лесов.

Оленеводческие бригады живут иначе, чем их предки: чумы из оленьих шкур заменили брезентовыми палатками, грузы возят на снегоходах и вездеходах, продукты покупают в магазинах. Это облегчает жизнь кочевников: палатки легче ставить и перевозить, питаться можно разнообразнее, на снегоходе легче передвигаться. Но есть и проблемы. Материалы для палаток: брезент, утеплитель, краска, оргстекло — семьи покупают сами, в среднем выходит около 100 тысяч рублей. Продукты обходятся дорого, часть приходится покупать в городе. Снегоходы, по словам оленеводов, уже старые и всё чаще ломаются.

По официальным данным, средняя зарплата оленевода в 2023 году — 40 тысяч рублей. Однако сами кочевники говорят, что эта сумма меньше в 8 раз, звучала цифра 5 тысяч рублей.

— Зарплаты — беда, — признаётся другая чумработница Ольга (имя изменено. — Прим. ред.). — Раньше было рыболовство, сейчас всё закрыли, никому не нужно стало. Только богатенькие летают на вертолетах. Рыбы нет, всё съели по-браконьерски.

Платят оленеводам за выпас, просчет и убой животных. Также существует субсидия на произведенное мясо северного оленя: в 2024 году ее увеличили с 150 до 200 рублей за килограмм. Но сами оленеводы говорят, что выживать помогают пенсии, пособия на детей и продажа рогов, особенно за границу.

— Раньше было легче. Зарплаты маленькие стали, — признаётся Андрей (имя изменено. — Прим. ред.).

— За рожки деньги нас выручают. На самообеспечении почти, — говорит чумработница Кристина (имя изменено. — Прим. ред.).

Еще в начале нулевых, по словам Кристины, выделяли деньги на спецодежду: теплые куртки и бродни. Теперь гуманитарной помощи нет.

— Не знаем почему. Деньги на это не выдают, — делится женщина.

Чумработницам при этом выделяют аптечки. Молодым семьям оленеводов выдают деньги на палатки, но лес для каркаса рубят сами.

Отдельная проблема оленеводов — доступность медицины. Кристина рассказывает, что из Архангельска к ним приезжает выездная бригада, но узких специалистов в ней нет, делают только рентген, флюорографию и УЗИ. К врачам ходят платно, чтобы не стоять в очередях. Особенно нужно, по словам Кристины, проходить ФГДС.

При этом, какая помощь полагается оленеводам, кочевники не знают.

— Дотации не знаем, дают или не дают. У нас даже собраний сейчас нет общих. Ничего не можем высказать лично. Звонить бесполезно, надо документы оформлять и обращаться, — рассказывает Кристина.

Ольга также не знает, есть ли льготы для кочевников:

— Не знаю. Не могу сказать. Знаю, что мужчин-пастухов не берут на СВО: стоит бронь. Губернатор сказал: «Если уйдешь, тебя убьют, придется всех оленей забивать, а кто потом это поднимать будет?»

В Ненецком автономном округе в 2022 году дали бронь от мобилизации всем оленеводам.

В администрации НАО редакции 29.RU сообщили, что для поддержки оленеводства существуют субсидии:

• на сохранение поголовья оленей и на племенное маточное поголовье сельскохозяйственных животных;

• на частичное возмещение транспортных расходов по доставке оленины и субпродуктов для последующей (промышленной) переработки от мест убоя в Нарьян-Маре;

• геоботанические обследования внутрихозяйственного землеустройства территорий;

• мероприятия традиционного праздника — Дня оленевода.

В 2025–2027 годах планируют мероприятия с федеральным софинансированием по приобретению, модернизации убойных пунктов, поставке цеха переработки продукции оленеводства (рыболовства) для оленеводческих хозяйств, также по обеспечению летательными аппаратами.

Чтобы поддерживать здоровье членов оленеводческих бригад, ежегодно проводят диспансеризацию. В администрации НАО рассказали, что диспансеризация осуществляется ежегодно по графику выездов Мобильной медицинской бригады, который составляется в соответствии с пожеланиями руководителей оленеводческих хозяйств.

Существует также медико-социальный проект «Красный чум». В оленеводческих бригадах специалистами подготовлено 9 санитарных помощников, у бригад есть аптечки для оказания первой медицинской помощи. В бригаду врачей входят терапевт, педиатр, лор, хирург, травматолог, окулист, невролог, психиатр-нарколог, рентгенолог, врач ультразвуковой диагностики, гинеколог. Проводят флюорографическое обследование, ЭКГ-диагностику, забор анализов.

Если оленеводы и члены их семей находятся в населенных пунктах Ненецкого автономного округа, они могут получить медицинскую помощь на местах в амбулаториях и ФАПах.

Затрудняют жизнь оленеводов и климатические изменения.

— В прошлом году много оленей погибло, — говорит Ольга. — Надо то, что есть, сохранить.

Чтобы вернуться в НАО, оленей нужно перегонять через реки. Из-за теплой зимы лед на них тонкий, олени могут провалиться. Из-за смен температур ягель, которым питаются животные, покрывается коркой льда, и оленям сложно добраться до еды. Такая же проблема из-за долгих снегопадов: ягель заваливает. В прошлом году, по словам Ольги, бригады далеко от базы не уходили.

— Была зима, сыро, потом заморозило корку льда, [олени] не могли есть.

На стоянки к оленеводам выходят и волки, в прошлом году в Архангельской области их было очень много. Пастухи не успевали их отстреливать или отгонять: по лесу на снегоходе передвигаться тяжело.

— Волки бывают, лучше не вспоминайте их. Могут прийти, ничего не боятся, — признаётся Ольга.

Несмотря на все трудности, другой жизни оленеводы для себя не видят. Ольга — потомственная кочевница, ее родители тоже ходили с оленями, сейчас на пенсии. Женщина говорит, что отец даже сейчас не может долго сидеть на месте — рвется в тундру.

— Нечего делать оседло в деревне. Он всё в движении. Некоторые до пенсии не доработали, в деревне остались. Наш отец не такой. Две недели посидит и начинает скрипеть зубами.

В бригадах кочуют семьями, все потомственные оленеводы. Дети в садик не ходят, кочуют вместе с родителями. Школьники живут в школе-интернате 11 лет, приезжают на каникулы. Молодые парни, отслужившие в армии, возвращаются работать пастухами в бригады.

— После армии многие парни вернулись в оленеводство, стали пастухами. Есть те, которые не хотят. Есть те, у кого оленеводство в крови, — рассказывает Ольга. — Они с детства с оленями, пришли и снова стали с оленями. Парней хватает, а все почти холостые. Тихонько женятся, но мало.

В администрации НАО рассказали, что на протяжении последних десятилетий прослеживается тенденция к снижению кадрового потенциала отрасли, растет средний возраст занятых в оленеводстве.

Сама Ольга родилась в тундре. Говорит, теперь это запрещено, но иногда женщины просто не успевают добраться до больницы.

— Сейчас не разрешают в тундре рожать, отправляют в больницу. Но есть такие, кто не успел улететь, реки долго не замораживало. Перешли с места на место, в палатке родила.

Для срочной медицинской помощи существует санитарная авиация. В администрации НАО сообщили, что санитарная авиация применяется для оказания жителям сельской местности экстренной и консультативной медицинской помощи, для эвакуации больных из населенных пунктов НАО, из мест кочевий коренного населения и стойбищ в город Нарьян-Мар.

Олени в стаде общинные и частные, у каждой семьи есть собственные животные, которых пасут общим стадом. Кочевники ценят свободу.

— Мы не будем рабами этих оленей, чтобы не было своих. Нам так неинтересно будет.

Каждая бригада ходит своим маршрутом, которым ходили и их предки — отцы и деды. Олени сами знают, куда идти и когда именно.

— Маршрут оленей от отцов, дедов. Весной олени сами идут, — рассказывает Ольга. — Самочки знают, где они будут телиться. Самые коренные не будут телиться где не надо. Из года в год по одному маршруту, у каждой бригады свой маршрут, олени на другие не уходят. Мы знаем, куда встанем. Нет такого, что мы пойдем по соседнему маршруту.

За оленями следят собаки, их в бригаде несколько. Ольга говорит, что пастуху без собаки никуда.

В бригаде между женщинами и мужчинами распределены обязанности:

— Пастухи — их работа на улице: олени, дрова. Женщины — печку растопить, еду приготовить, обстирать, обшить, помогаем загонять оленей. Свои заботы — сами и делаем.

Иногда удается выехать в город купить продукты или лекарства для оленей. До ближайших населенных пунктов от стоянки несколько десятков километров. У каждой бригады свое стойбище.

Местная жительница Светлана (имя изменено. — Прим. ред.) познакомилась с оленеводами два года назад. По ее мнению, живут они скромно, а государство не помогает.

— Народ вымирает. Живут люди скромно, ездят на старой технике. Льготы на верхушках оседают. Такие зарплаты — это унижение, — считает она. — Продукты дорогие, пачка печенья для ребенка — 800 рублей. Хоть бы талоны какие-то им выделили.

Один из важных принципов кочевого образа жизни — солидарность и кооперация. Светлана пусть и посторонняя для семей бригады, но по возможности помогает: привозит лекарства, подвозит на машине тех, кому нужно в ближайший населенный пункт, помогает с едой.

Проблем у оленеводов не меньше, а может, и больше, чем у среднестатистического россиянина. Но ни проблемы с медициной, ни талая вода, натопленная из снега, которая не утоляет жажду, ни старая техника, ломающаяся на ходу, не заставит настоящего кочевника остановиться. Потому что оленеводство у них в крови.