Алексей Лукашов, актер: «Прохоров во главе КПРФ – идеальный вариант»

Апрель 2012 года. Температура воздуха в Москве +30 градусов. Группа молодых террористов захватила офис московской компании. Пост в Facebook о захвате собрал тысячи комментариев, ролик на YouTube посмотрели 1200 человек. Казалось бы, «горячий» информационный повод для новостных редакций. Однако журналисты молчат, предпочитая публиковать метеорологические сводки о небывалой жаре, а представители власти не торопятся выйти на связь. Актеры, играющие террористов в спектакле пермского театра Сцена-Молот «Жара», во время действия сидят в Твиттере и читают Навального. С контекстом пьесы реальная жизнь перекликается все больше, начиная с первых московских пикетов в декабре. Спектаклю всего полгода. О растущей пропасти между людьми и властью, о том, что будет после 4 марта, кто выходит на митинги, где взять адекватную информацию и «кто, если не кот» – на эти и другие вопросы съемочной группе портала 59.ru отвечал актер, исполняющий главную роль в «Жаре», Алексей Лукашов.

– Алексей, главная роль в «Жаре», лестные отзывы коллег, расскажи, пожалуйста, о своей работе в других театрах, до Сцены-Молот.

– Я учился в пермском ТЮЗе, затем два года работал в молодежном театре в Уфе. Из Башкирии вернулся в Пермь, и вот я здесь.

– Как тебе башкирская публика, после Уфы потянуло на взрослые спектакли?

– Дети и подростки одинаковы везде. Конечно, была специфика. У театра имени Карима два состава, два языка. Я там за два года не то чтобы устал от детей, от них невозможно устать, но когда 42 сказки в месяц играешь зайчиков... Хотя роли были разные и серьезные в том числе. Объездили всю республику с хитовыми спектаклями, сложилось в голове множество иллюзий. Из Башкирии я уезжал в огромных розовых очках, но Пермь быстро расставила все по местам. Сейчас, благодаря Сцене-Молот, розовый цвет в общих тонах реальности снова проступает.

– А что привело в Сцену-Молот?

– Интерес к современности, к новым текстам. В 2007 году я пришел работать в Пермский академический театр драмы, он как раз в это время стал Театром-Театром. Сцену-Молот открыли в 2009, однако моя первая большая роль сложилась совсем недавно, работать над «Жарой» мы стали летом прошлого года.

– О названии Театр-Театр копья и сейчас трещат, какова твоя позиция как молодого актера из недр?

– Как человек, работающий там, я давно нашел для себя оправдание, с которым смирился. Я готов утверждать – мне это нравится. Главное создать повод, мотив – как видишь, хватило и до сегодняшнего дня.

– Спектакль «Жара» до 4 марта в репертуаре театра?

– Надеюсь, нет. Летом, когда началась работа над пьесой, никто не думал, что такое будет происходить в стране, так что к тому или иному событию спектакль не привязан, он ценен сам по себе. А пикетов и после выборов, думаю, будет хватать, так что актуальность не утратим. Но летом никто не предугадывал, что будет так, как сейчас. Когда по сценарию, находясь на сцене, мы заглядываем в планшеты и телефоны, мы реально сидим в Твиттере, читаем, что происходит – очень острое ощущение сопричастности к реальности, скажу я вам.

– А что за отношения с реальностью?

– Понятно, что гражданскую позицию хочется проявить, но мы же все люди толерантные. Мы, как чеховские персонажи, мирно беседуем, на столе чай, кофе, а вокруг мир рушится. Может, не будучи актером, или находясь в иной социальной среде, я тоже пошел бы на митинг. Но мне некогда, у меня работа. Хотя как любого здравомыслящего человека меня раздражают некоторые вещи, происходящие в государстве. Взять издевательство над конституцией – это ведь издевательство, по-другому не назвать.

– Мне кажется странным, что декабрьские события стали для тебя, для тех, кто работал над «Жарой», сюрпризом, и, взявшись за спектакль, вы ничего «такого» не ожидали. Выходит, в 2008 году, когда вся страна выбирала план победы России «того, чье имя нельзя называть», вы на что-то надеялись, верили?

– Я сужу по себе. В марте 2008 года мы были в Санкт-Петербурге на гастролях. Я тогда действительно яростно верил во многое, возраст такой, наверное. Царь, так надо, страна не может жить иначе – я помню, прямо горел этими мыслями. Прошло время. За четыре года произошло множество событий, оценить которые у меня уже хватало личного опыта. Простой пример: я бюджетный работник. Нам говорят из Москвы: «Каждый год поднимаем зарплату... Мы подняли... Мы подняли». Поднимаешь платежку за 2007 год и за 2012 – где разница? Нет разницы. Мое ощущение таково, что возмущение сейчас в стране не против конкретного человека. Просто достала всеобщая беспринципность и наглость. Просто хочется, чтобы с тобой разговаривали, считались.

– И каков сейчас выбор?

– Личное мнение, не более того. Некая данность в этом вопросе существует уже давно. Просто хочется, чтобы у каждого гражданина появилось желание анализировать то, что происходит вокруг, постоянно стремиться к лучшему. Наша власть утверждает, что Россия – правовое государство. Господа полицейские заявляют, что они не воруют и взяток не берут. Нужно создать такую ситуацию, чтобы люди, навязывающие свои правила, сами вынуждены были по ним играть. Если волк называет себя овцой – пусть он станет овцой.

– Есть ряд мнений, что определенный режим вносит в общество некоторые слова, а некоторые вытесняет. Например, слово «совесть» особенно часто употреблялось в 1990-х, а после пропало. Сейчас чаще слышишь с экрана другое русское слово.

– Я родился в 1984 году. Это поколение – один из последних выдохов Советского Союза. Нас еще худо-бедно учили жить в коллективе. Сейчас воспитание другое. В приоритете «я» и «моя цель», стремление к ней. Людям не хватает уважения друг к другу, наверное. Хочется, чтобы люди просто умели хотя-бы культурно общаться, а не «э, чо, иди сюда, на...»

– Герои «Жары» неубедительно ругаются матом.

– Наши террористы – очень культурные мальчики. Они в вузах учатся, дипломы пишут. Это не маргиналы. Они не будут все крушить и всех убивать. Они и не убили никого. Это же мальчики из песочницы: вот я взялся, вот я взорвался, но только давайте как-то по-другому жить, давайте что-то изменим.

– Одна из параллелей в том, что оппозицию воспринимают как «культурных мальчиков», которые не могут объяснить, чего хотят?

– Митинги искренне радовали, что включилась возгоревшаяся молодежь, которая до этого никогда не интересовалась политикой. Людям постарались адекватно объяснить: «Для чего ты идешь на митинг?» Чтобы устроили перевыборы? Нет. Чтобы твой голос имел значение и не было революции. Я не хочу революции, я жутко боюсь перемен, но при этом меня смешит фраза, что любой кандидат, кроме приведет к дестабилизации страны. Я даже не говорю о наших профессиональных политиках, которые 20 лет баллотируются, куда только могут. Это такая политическая клоунада. Иллюзия оппозиции, подмена. Когда мы не пускаем реальную оппозицию, но создаем ее подмену, как в свое время пытались сделать партию «Правое дело». Близкую к Кремлю, но такую либеральную. Из предложенного выбора мне неинтересен ни один, «против всех» – нет. За Зюганова не хочу голосовать. А вот если бы Прохоров встал бы во главе КПРФ, они набрали бы 79% реально в первом же туре, реально. Мне кажется, что это идеально было бы. Мало того, что это самая молодая партия: по составу у них средний возраст около 32 лет, если не ошибаюсь. К тому же они – одна из самых социально ориентированных партий. Коммунисты импонируют, если прочитаешь их программу. И от них нет такого душного запаха, как от ЛДПР, от которых пахнет, как будто кошка сдохла: вроде пахнет сладко, а тошнит. Прохоров – новое лицо, удавшийся бизнесмен, который честно заявляет, что приватизация была нечестной.

– И тем не менее отменять ее не хочет.

– Понятно, что те люди, которые реально что-то на этом поимели, они не сядут. А попадут те, кто приватизировал три квартиры: мамину, папину и свою. Мы недавно с ребятами разговаривали и решили, что Прохоров во главе КПРФ – идеальный вариант. Как раз этим отсекается 70-летний шлейф, потому что есть куча людей, которые ностальгируют по СССР, именно по той социальной модели, но понимают, что Зюганов олицетворяет якорь, который тянет назад.

Мой одноклассник стал депутатом ЗС от КПРФ. Я знаю, чего он хочет, что он делает, и у меня это вызывает уважение. И я даже верю, что он что-то может сделать. Хотя именно в Заксобрании он еще ничего не может, потому что не нужен там никому. Все поделено, создана фракция «Единой России» и говорят то, что надо.

– На митинги ты сам не ходил, как уже выяснилось.

– Нет, не ходил, потому что я работаю в такой культурной институции, как Театр-Театр, и у меня просто нет времени. Действительно, у нас репетиции, премьеры.

– А если бы в Москве был в это время, то пошел бы?

– Я люблю свою работу, мне нравится то, что я делаю. Я, конечно, не перестану спорить с людьми и убеждать их, но на митинг не пойду. Ну что это изменит? Для меня ничего. Что это изменило для тех, кого обозвали при.ами и деб.ами с г..ми на лацканах? Очень не хочется думать, что любое мое действие пройдет впустую, но это действительно так. Даже спектакль, который мне нравится, он забавный: тут даже есть легкая комедия, но у него слегка потерялся выдох. Люди привыкли, что в последние два месяца гражданская позиция – естественный фон, белый шум.

Предлагают поговорить о политике с такими людьми, как Кургинян или Говорухин, который интеллигентов обзывает предателями, хотя сам представитель интеллигенции. Это же полный неадекват. Из-за этого протестная тема нивелируется. Просто хочется заниматься своим делом, чтобы тебе не мешали, чтобы дело твое уважали.

При этом я допускаю, что среди полицейских есть хорошие люди, которые собой рискуют, кого-то защищают. Но почему-то, когда все это вместе собирается, ингредиенты все вкусные, и блюдо должно быть хорошее, а получается как.ка.

– Может быть, действительно проще управлять с помощью силы?

– Что такое демократия? Это же не власть народа, а тех, кто имеет право голоса. На все Афины человек триста имели право голосовать. Так же и в Риме. Несколько семей, которые друг за друга голосуют и выбирают двух правителей. Тандемы еще оттуда пошли. (Смеется.) Только тогда тандемы были на год. И там надо было за год так себя показать, чтобы тебя опять переизбрали. И до смешного доходило: когда оба идут воевать и армией командуют по очереди. Демократия как институция в той форме, в которой нам ее навязывают, – это крайность.

Меня в свое время позабавил «Манифест просвещенного консерватизма» Михалкова. Реально же очень забавно. Вроде все чаяния русского народа высказаны: и твердая рука, и традиция, и все то, на чем строится политическая платформа известного нам человека. Но блин! А где мне во всем этом место?! Демократия не бывает для всех. Да и демократия для избранных – это тем более неправильно. У меня нет ответа на этот вопрос. Я просто знаю, что так, как сейчас, быть не должно. Не то чтобы не должно, но мне бы очень не хотелось, чтобы все так продолжалось. Хотя все вроде бы и неплохо, и вроде сыты, и, как Света из Иваново, «одеваться стали более лучше», и никто не хочет, чтобы было, как в СССР.

– Вот у нас в стране демократия и свобода для СМИ, в спектакле тоже демократия и свобода. Правды нет ни в стране, ни в спектакле. Где ее прочитать, услышать, увидеть?

– Есть же запрос на информацию. Есть же спрос на эти бредовые диски про курс на свободу и единение. Тот, кто хочет получить информацию, то ее получит. Я сужу даже по театру. Количество людей, которое интересовалось тем, что творится вокруг тебя, реально растет. И дело даже не только в оттепели. Вначале ты начинаешь читать и думать: «Меня это возмущает, как же так!» Потом думать, что возмущает? Смотришь другие источники, сравниваешь. Если есть запрос на информацию, азарт, то ты можешь пробудить это же в своем соседе. Нет лучшего СМИ, чем сарафанное радио.

Хотя, конечно, понятно, что даже ЖЖ чистят. Но, если тебе интересно, то информацию найти можно. А потом смотришь телевизор и понимаешь, что правды не показывают.