Евгения Чашкина: «В девяностые наши соседи пили мало, а жаль – мы сдавали их бутылки»

Последние пару недель пользователи социальных сетей бросились перебирать фотоархивы. В Сети начался флешмоб «Остров 90-х». Тут же проснулись и противники: мол, «все это политический пиар, чтобы обелить суровые годы, а вы и повелись, все это очередные происки «пятой колонны» на деньги Госдепа». Совсем нас за идиотов считают?

Парой фоток невозможно выбить из памяти то, что въелось на уровне инстинкта. Но говоря про девяностые, невозможно вспоминать только плохое. Для моих ровесников это было детство и для многих оно правда было беззаботным. Кому-то повезло и по ним не проехалась жизнь таким катком. Кого-то от реальности оберегали родители. Воспоминания зависят от ситуации.

На юбилее подруги мы вспоминали дурацкие лосины, футболки с Микки Маусом, клубнику в саду. Второй волной в памяти возникли ценники в магазинах, родители без работы и пустой холодильник. Черт, но это наше прошлое, из-за которого мы стали такими, какие есть. Да, я бы хотела, чтобы оно было легче. Но сейчас я понимаю, что, благодаря такому опыту, у меня есть огромный запас прочности. Надеюсь, не придется его исчерпать.

Классе во втором к нам неожиданно пришел фотограф. Почему-то без предупреждения. Объяснил учительнице, что он сейчас ребяток пофоографирует, а потом родители, если захотят, могут выкупить снимки. И все пошли. А я сказала, что у нас на еду денег нет и осталась сидеть в классе. Мама мне потом сказала, что зря я отказалась. Деньги и еда – ерунда, а фотографии – память. Уж на пару снимков наскребли бы.

Не употребляю словосочетание «лихие девяностые», потому что не люблю шаблоны. Но для меня эти годы были и останутся голодными и тяжелыми. Нас кормили соседи и друзья. Работы у мамы не было, соответственно, денег тоже. Я тогда на это не обращала внимание, но почему-то, когда я приходила к подружке играть, то меня первым делом усаживали за стол и наливали суп. Оказывается, мама звонила и просила меня накормить, потому что дома совсем пусто. Родители подружек иногда давали мне с собой пакет, чтобы передала маме. Тогда в холодильнике появлялись пара вареных яиц, булочка, кусок маргарина, вареная картошка.

Осенью было хорошо. У соседей и друзей были дачи и излишки урожая доставались нам. Тогда мама могла наесться вдоволь. Нам всегда отдавали кучу кабачков, а я их просто не переношу. Это была единственная еда, которую мама могла есть и не переживать, что меня объедает. Соседи отдавали мелкую картошку, которую совсем лень чистить. Пили они, к сожалению, нечасто. К сожалению, потому что мы сдавали их бутылки.

Как-то у нас появился мешок муки килограммов 50. Мука есть, на соль наскребли, яица где-то раздобыли. Так мы всю зиму пекли хлеб. С тех пор я больше не завожу дрожжевое тесто. За зиму так намесилась, что на всю жизнь хватит. Сейчас только слоеное и только из магазина.

Мама покупала самый дешевый суповой набор, счищала мясо, кости варила, а из фарша мы делали пельмени. И я всегда в шутку говорила «ура, мы опять голодаем, значит будут пельмени». К счастью, на любви к пельменям девяностые не отразились.

Мы в Перми оказались совсем одни. Мама без работы. Торговать она не умела, поэтому и не лезла. На Кировский завод устраиваться было бессмысленно – там тоже не платили. Мама с хорошим техническим образованием пошла уборщицей в школу. Коллеги по швабре ее не любили, а учителя нарадоваться не могли. Потому что мыла, как дома. Потом все-таки нашла другу работу, но сытнее от этого не стало. Мы были вечными должниками по квартплате.

Сейчас я ношу мамину юбку и плащ, котрому почти 40 лет, потому что они жутко стильные и отлично сохранились. В девяностые мы носили с мамой одни сапоги на двоих, пока позволял размер. Я носила мамины блузки, которые были куплены еще в восьмидесятые и уговаривала себя, что неважно, кто как выглядит. А перед сном, конечно, мечтала о блестящей кофте. Это сейчас я понимаю, что кофта – пошлейший Китай, но тогда была пределом мечтаний.

Такая жизнь у нас была не год и не два. А почти все эти десять лет. С тех пор привычка делать минимальные запасы еды на черный день. Не денег, а именно еды. Выражение «надо инвестировать в тушенку» для меня звучит иронично только отчасти. Да, сейчас у меня в холодильнике пять банок тушенки, и я начинаю нервничать – мало.