«Мы не называем их заключенными, они — воспитанники». Репортаж из детской колонии в Гамово

Перед нами обычная школа. Но это на первый взгляд. Чтобы попасть сюда, надо пройти через заборы с колючей проволокой, КПП, металлорамки, а после специальный человек проверит твои карманы и попросит оставить на входе запрещенные вещи.

В воспитательную колонию в поселке Гамово мы попали в разгар конкурса для учителей — оказывается, и за решеткой есть свой «Учитель года». Преподаватели со всей страны приехали в пермскую детскую колонию — мы, например, попадаем на урок к учительнице из Волгограда, она рассказывает о жизни инвалидов. А вообще, как признаются учителя, здесь дети привыкают к каждому педагогу примерно полгода.

«Здравия желаю!»

В России 23 «детские» колонии, из них всего две — для девочек. В пермской воспитательной колонии сейчас всего сто мальчиков, а рассчитана она на 450 человек. Все они либо из Пермского края, либо из Татарстана. Это устоявшаяся годами «география». По возрасту — от 14 до 18 лет.

— Можно сказать, что сейчас детской преступности стало меньше. Она падает примерно с 2007 года — в тот год в колонии было более 400 человек. А еще раньше, до 1992 года, в Пермском крае было две воспитательные колонии, в каждой содержалось по 600 человек, — рассказывает начальник колонии Сергей Барбашин.

Начальник, кстати, молодой. Он сразу просит не называть его подопечных осужденными. Здесь их называют воспитанниками.

При виде Барбашина подростки нараспев выдыхают: «Здравия желаю!» На нас смотрят внимательные настороженные глаза. Детского в них мало. Они повзрослевшие. Самые популярные здесь статьи УК: сбыт наркотиков, кражи, грабежи, разбои, на которые часто идут в состоянии опьянения и компанией. Несколько человек сидят за изнасилование или убийство. По нашей информации, сейчас здесь отбывает наказание и один из подростков, напавших с ножом на учеников и учительницу школы в Мотовилихинском районе. У них — большие сроки, но максимум — до 10 лет, к более длительным несовершеннолетних приговорить нельзя. Если 18 лет наступает, а срок еще не кончился, воспитанника могут оставить здесь, если он хорошо себя вёл. В противном случае «досидеть» придется во взрослой колонии общего режима.

— Тех, кто выходит по УДО, мы передаем соцработникам, пытаемся устроить их судьбу. У них есть все шансы встать на ноги, — делится Сергей Барбашин. — Из колонии ребята выходят, идут учиться, заводят семью, успешно работают. Но есть и другие истории: снова и снова получают сроки, только уже во взрослой колонии.

Повторные кражи — самая распространенная причина рецидива. По решению судьи осужденные прибывают в воспитательную колонию, но на строгие условия содержания. Гуляют только в прогулочных двориках, находятся только в одном корпусе, который нельзя покидать. Воспитатели и школьные учителя приходят к ним в отряд. Все уроки идут по обычной школьной программе. Если ребята не нарушают режим, через полгода со строгих условий их переводят на общие.

— Дети жестоки, но есть конкретные причины, почему ребенок становится таким. Смотря как воспитывать — подросток может переосмыслить все. От отношения зависит очень и очень многое, — продолжает Сергей Барбашин, пока мы идем в общежитие, где живут отряды. В кирпичной четырехэтажке два этажа законсервированы. Подростков мало, поэтому и получились «лишние» площади.

Пока идем, слышим, как нестройный хор выводит «Москва, звонят колокола!» — это отрядная песня сегодняшнего дня, с ней ребята колонной двигаются к столовой. В колонии пятиразовое питание. В рационе обязательно фрукты, творог, молоко, сладости.

Распорядок дня здесь — общий для всех. В 6:00 подъем, потом — уроки в школе, после обеда — занятия в училище. Отбой в 21:00. А в школьные каникулы для ребят проводят футбольные матчи, викторины, брейн-ринги, здесь проходят практику студенты педуниверситета, работают кружки, есть даже кружок каллиграфии.

В спальне со стен смотрят миньоны, мультгероев нарисовали сами подростки. Здесь нет двухъярусных коек, обязательно предусмотрены ортопедические матрасы. На каждой кровати — карточка воспитанника. Некоторые перечеркивают красные линии. Это означает, что осужденный склонен к побегу.

В актовом зале негромко звучит телевизор. Отдельно от всех сидит худощавый парень и читает «Хронику Чернобыля». Все остальные смотрят сериал «Воронины».

— Я здесь много читаю. Люблю исторические книги, — отвечает нам на вопрос подросток. — На воле я состоял в клубе исторической реконструкции. За что попал сюда, даже говорить не хочу.

Что удивительно, в отрядах разрешили завести живые уголки. Здесь живут рыбки, черепашки, был кролик Степа (его пришлось отдать), недавно появились улитки-ахатины, которых подарил пермский омбудсмен Павел Миков.

В качестве поощрения время от времени дети выезжают в цирк. В апреле ездили на военную выставку, когда на вокзал Пермь II прибыл поезд с боевыми трофеями из Сирии. Выезжают группами по три-четыре воспитанника. В колонию приезжал Юрий Куклачев с выступлением и «Уроками доброты». В Гамово он оставил портреты своих кошек-артистов. В гости к воспитанникам приезжали и параолимпийские чемпионы. Сами воспитанники каждый год выезжают в Пермское кадетское училище и живут в военно-полевом лагере. Вместе с кадетами воспитанники также проходят полосу препятствий, играют в зарницу.

«С родителями мы эту тему не поднимаем»

Еще одно открытие — в колонии есть интернет, но жестко фильтрованный. Зайти в Сеть можно в кабинете информатики — и только на разрешенные сайты, например ломоносовской библиотеки. На сто человек есть 11 таксофонов. Каждому воспитаннику разрешено говорить до 15 минут в день. Чтобы позвонить, надо написать заявление, которое должен подписать начальник колонии. На 8 Марта воспитанники выезжают в женскую колонию № 32 с концертом.

— Они же еще дети, кто-то очень скучает по маме. Мы видим, что дети и женщины быстро находят общий язык. В колонии у нас одна из самых важных дат — это День матери, — признается Сергей Барбашин.

В прошлом году воспитанники решили устроить флешмоб и выстроились в слово «мама».

Невольно смотрю на руки подростков. У некоторых наколки.

— Делают их на воле. Я встречаю пацанов. «Сереж, — говорю, — что с руками? Почему шрамы, у тебя же "перстни" были», — говорит Барбашин. — Отвечает: «Пришлось сводить, и на работу из-за них не берут».

Перед нами два подростка. Обоим по 18 лет. Васиф приехал из Татарстана.

— Я остался тут до 19 лет. Здесь учусь на облицовщика-плиточника. Со временем привык к распорядку здесь. Первый месяц было сложно, был страх. Мама приезжает часто на длительные свиданки. На короткие — приезжают друзья, — рассказывает Васиф. — Здесь я нахожусь уже год за разбой. Год провел в СИЗО. С родителями мы не поднимаем тему, что я сижу здесь.

18-летний Влад в колонии находится два года — за грабеж.

— Здесь я люблю ходить в спортзал, играть в теннис. Мама и папа ко мне приезжают, поддерживают меня. Очень хочу летом уйти отсюда по УДО. Хочу сейчас окончить 11 классов, постараюсь получить высшее образование, — делится планами Влад.

ДИЗО и оригами

В колонии есть островок за заборами и колючей проволокой. Везде замки и вышки. Это дисциплинарный изолятор и корпус, где сидят на строгих условиях. В ДИЗО подростков направляют за систематические нарушения: отказ идти на зарядку, уход без разрешения с участка, непришитая нагрудная табличка. ДИЗО назначают до семи суток.

Когда мы пришли, ДИЗО был пустым, все четыре камеры свободны. В коридоре звучит радио. Внутри камеры нары, пристегнутые к стене, кнопка громкой связи, прибитые к полу лавка и стол.

Из ДИЗО попадаем в отряд со строгими условиями содержания. Там всего четыре подростка. Некоторые из них перейдут в колонию общего режима. Когда мы пришли, плечистые воспитанники занимались... оригами и квиллингом (кручением бумажек). На парте стоял огромный бумажный лебедь с витиеватым оперением.

Эти воспитанники всегда находятся в пределах одного корпуса. Школьные учителя приходят к ребятам сюда в учебный класс. Есть отдельный тюремный дворик.

«Некоторым детям нам приходилось рассказывать о потере близкого человека»

Комната психолога, словно отдельный от колонии мирок. Здесь есть маленький фонтан, висячий гамак. Здесь можно рисовать песком, слушать приятную музыку или лепить из соленого теста. Есть электрический камин, мягкие пуфики. По сути, это сенсорная комната. Здесь же психологи работают и с сотрудниками колонии.

В любой момент каждый подросток может прийти в комнату к психологу. Один из приемов разговорить подростка — дать ему безликую белую театральную маску и предложить раскрасить ее.

— Это маскотерапия. Если мы видим на маске синие цвета или вообще темные краски, значит подросток испытывает стресс, — рассказывает психолог при колонии Алена Ожгихина. — Наша задача — снять стресс, вовремя выявить деструктивное поведение, Каждому человеку нужна помощь. Здесь мы работаем, если есть суицидальные проявления, если есть алкогольная зависимость. Некоторым детям приходилось говорить о потере близкого человека. Здесь другие условия. Дети чувствуют это.

Р. S. Интервью с осужденными были опубликованы с их письменного согласия.