«На огневые работы разрешения не было. Я должен был прекратить их, но что мне оставалось делать»

Первым допрашивают горного мастера Игоря Чукаева. Его адвокат просит ходатайство.

— Изучив дело и обвинение Чукаеву, считаю, что оно не соответствует и не конкретизировано, — говорит адвокат Чукаева.

Адвокат цитирует обвинение:

— В нарушение промышленной безопасности произошло задымление в стволе. В обвинении нет места и времени преступления. Это было в семь утра? Когда смена пришла. Или в 11:45, когда произошло возгорание?

— Я прошу вернуть дело на дорасследование, — говорит адвокат Чукаева. — Каждый подсудимый нарушил разные должностные инструкции, но в обвинении не сформулировано, какие конкретно нормы были нарушены. Прошу вернуть дело и Чукаеву назначить домашний арест.

Все подсудимые поддерживают ходатайство. То есть они просят вернуть дело на дорасследование.

Слово берет прокурор.

— Основания возвращать дело на дорасследование нет, — говорит гособвинитель.

Судья объявляет перерыв.

Судья находится в совещательной комнате. Он решает, продолжить ли заседание или отправить дело обратно в Следственный комитет.

Перерыв закончился. Судья объявляет:

— Ходатайство отклонить. Нет оснований. Можете обжаловать.

Адвокат задаёт вопрос: согласно обвинению вы нарушили промышленную безопасность? Вы признаете вину по пунктам обвинения? Что не обеспечили смену средствами пожаротушения?

— Да, я признаю. Но огнетушителей было достаточно, и я их проверял. Руководство регулярно спускалось в ствол.

— Вы не запрещали газопламенное оборудование?

— Нас торопили по срокам. И газовое оборудование на полке было до меня. Я приехал на вахту. Я не должен был знакомить погибших с правилами безопасности.

— Из обвинения следует, что вы допустили до горных работ людей, не разъяснив им меры безопасности?

— Инструктажи им проводят при приезде на вахту. Я не проводил, потому что он не требуется.

— Вы не запретили эксплуатацию газового оборудования и не освободили рабочее место от газовых баллонов?

— Я не давал разрешения на газорезательное оборудование. Я не поднял баллоны, потому что они там лежали постоянно.

— С правилами производства работ рабочих не знакомили?

— По характеру работ они им не требуется. Мои обязанности — это действия работников моей смены. До конца смены оставалось совсем немного. Мне Канищев позвонил и сказал: надо в ночь ехать работать. Я поехал.

— Я заступил на смену в 22:00, — вспоминает Чукаев.

— Газорезательное оборудование было в стволе?

— Да. Оно там всегда было. Я смотрю, мужики обрезают арматуру. Я спрашиваю: «Что за дела?» Они ответили: «Мол, по указанию». Это газорезательное оборудование мы не поднимали и не спускали. Его очень редко используют. У нас в основном работа со сваркой была. Наряд допуска на огневые работы был. Его мне принес начальник участка. Подписанный. К Канищеву я обращался за нарядом допуска на огневые работы. Обезопасить место до начала работ, использовать средства защиты — вот мои обязанности.

— 21-го числа поступило указание Канищева. О том, что четверо рабочих должны быть в бункерах, — продолжает Чукаев. — Люди ушли получать самоспасатели и лампы. По указанию начальства они должны работать в стволе. Работа была несложная. Они должны заниматься брусом — подгонять его под размеры опалубки.

— Нужен был специальный инструктаж?

— Нет. Это простая работа с досками.

— Когда людей спустили в ствол, какой был час?

— Полвосьмого.

— Вы давали указание пользоваться пропаном?

— Нет. У меня смена заканчивалась. И допуска не было.

— А с вами инструктаж проводился?

— Нет.

Адвокат просит огласить первые показания.

Адвокат Демина задаёт вопрос: вы сказали, что с правилами производства работ вас никто не знакомил? Вы пытались пожаловаться?

— Я знал ход работ. Примерно. Мне не требовалось. Надо было доделать торцовку полтора метра. Там резак не надо.

— Вы не давали задание проводить огневые работы?

— Нет. Возможно, дал задание бригадир. Это было его любимое звено. У нас была ёмкость с водой.

— А рабочие проводили по своей инициативе огневые работы?

— Такого не помню.

Другой адвокат задет вопрос: а кто ваше руководство?

— Канищев, Рудаков.

— Канищев разрешил огневые работы или Рудаков?

— Я не помню.

— Какое образование у вас?

— Окончил Тульский университет в 2012 году. Уходил в армию. Сюда в 2018 году перевелся. В Соликамске с мая 2018 года. Работал мастером.

— С какими нормами безопасности вас знакомили?

— Инструктаж «Уралкалия».

— А нормы?

— Я не помню.

Прокурор просит Чукаева описать его смену в шахте.

— В семь утра приходил в наряд. Я доводил до рабочих меры безопасности. Для проходчиков, для сварщиков. Они расписывались в журнале. Я шел к диспетчеру и все подписывал, какие работы мы сегодня проводим. Потом в бадье шел спуск за два подхода в ствол. Я осматривал рабочее место, кровлю, смотрел мусор, захламленность. Весь день я был внизу. Людей не хватало, и я помогал. Мое присутствие было обязательно. Сварщику закрепляли смотрящего. Работали мы в среднем по 12 часов. Грузы иногда были неподъёмные, и я покидал звено, чтобы помочь доставить груз с поверхности, но работы внизу останавливались.

Допрос Чукаева продолжается. Мастер рассказывает, как проводились работы в стволе.

— Листов металлических не было. При мне были возгорания податливого слоя. Горел блокпур. Он, как смола, изоляционное вещество. Он коптил, и был очень резкий запах. Дышать было невозможно. Это монтажная пена. Думаю, что руководство об этом знало.

— 22 декабря утром я не осмотрел место, — говорит Чукаев. — В день пожара мы работали на вентиляционном горизонте. На огневые работы разрешения не было. Я должен был не пускать до работы, но что мне оставалось делать.

По его словам, баллоны с пропаном находились в стволе. Их убирали, когда приезжали проверяющие с «Уралкалия», но от своего руководства не прятали. Бригада отставала от графика работ.

У Чукаева спрашивают, знал ли он, что газовая сварка запрещена в стволе?

— Документов не было таких. Я только разрешил работы с брусом. Смена кончалась. Зачем мне дополнительные нагрузки?

— В стволе были горючие материалы: податливый слой, брус, доски. Много людей в смене курящих, — говорится в первых показаниях Чукаева. — Возгорание произошло 22 декабря в 11:45. Моя смена закончилась раньше. Я помню, что инженер охраны труда Седов просто приносил журнал, и я расписывался. Инструктаж со мной не проводили. В Волгограде все было иначе. Седов никогда в бадье в ствол не спускался, так как боялся. В стволе были баллоны с пропаном. При мне только спускали баллоны с кислородом. Пропан нужен был для резака. Я знал, что в стволе запрещены огневые работы, но руководство знало. Седов почти всегда был на поверхности, в бадье не спускался. Вводные инструктажи охраны труда не проводил. Я их не видел. А в ствол номер четыре Седов ни разу не спускался.