«Надо быть нежадным»: большое интервью с Арменом Гарсляном — о бизнесе, городах, учителях и принципах

Депутат законодательного собрания и бизнесмен Армен Гарслян называет Пермь своим родным городом несмотря на то, что родился в Грузии. Сейчас он живет на два города, половину недели проводит в Москве. Но именно в Прикамье, по его словам, чувствует себя максимально хорошо. Говоря о «Метафраксе», не скромничает — «сделали лучший завод в стране». И с удовольствием говорит о том, как развивали Губаху.

Мы встретились с Арменом Гайосовичем в его офисе и откровенно поговорили о его работе и жизни, а также о том, по каким заветам и правилам он сегодня живет.

— Хочется начать с личного. Расскажите, пожалуйста, о вашем детстве. Вы родились в небольшом грузинском городе, там и учились в школе? Как вообще жили?

— Было прекрасное детство. Это был небольшой русско-армянский городок в Грузии, в Советском Союзе. Там жили армяне и русские, и я вырос фактически в русском городке. Русская школа, родной язык русский, общение русское, традиции, печи, и все, что есть. Блины. Детство очень интересное, потому что время было такое. Я думаю, что наше детство выпало на самое счастливое время прошлого столетия.

Летом играли в футбол — у меня это традиция, потому что отец профессиональный футболист, это по всей семье идет. Никаких ограничений не было от родителей, опасностей не было. Сейчас не отпустишь ребенка. А тогда — главное засветло домой прийти. Не всегда получалось. Но и сильно не ругали, потому что ничего плохого мы не делали. Да, хулиганили — но это было такое бытовое хулиганство того времени. Ходили в горы, в леса, грибы собирали, изучали местную флору, фауну. Я всегда был лидером, был председателем совета дружины в пионерских лагерях. Думаю, что где-то что-то щелкало с детства.

Еще — я ведь родился и вырос в грузинской Сибири, погода там примерно такая же, как в Перми.

— То есть это горная местность?

— Да, это горная местность. Поэтому я как бы в привычное место приехал. Но снега там иной раз по два метра. Выходишь, бывало, на улицу утром, а пока ответственные проснутся… В школу не идешь, потому что дороги все перемело. Общение города с внешним миром кончалось зимой, почти каждый день. Выехать — это была целая эпопея.

— Кто ваши родители? Расскажите о них, пожалуйста.

— Мама у меня медик, акушер-гинеколог, 37 лет отработавшая в больнице. У моей мамы много внучек, внуков — знаете, сотни. Она всех по именам знала. Папа спортсмен, футболист, футбольный тренер, много лет возглавлял спорткомитет района.

Такая спокойная семья, где были очень мощные ценности. Самые главные ценности — это мы должны были хорошо учиться. Хорошо — это не на 4, а на 5. Были стимулы — если все было хорошо в школе, отец, например, брал с собой на охоту. И я учился, и когда отец приходил домой, а я играл в футбол, я не дергался. Ты учишься — все хорошо, и пожалуйста, ты можешь играть в футбол.

Мы играли в то, что было в фильмах, делали из ободов самокаты, из подшипников деревянных. Самокатов не было в магазине, мы сами их собирали. Велосипед, значит, один на три поколения, ты его чинишь, приводишь в порядок, смазываешь. Сейчас дети не смазывают велосипеды, они даже не знают, что это можно делать.

А еще отец не терпел вранья. Ценил дисциплину. Прививал уважение к старшим, к соседям. Знаете, есть вещи, которые, наверное, современным детям не понять. Вот лето, играем в футбол, утром отец говорит: «Наши соседи строят дома» — тогда оба соседа действительно строили дома. Неделю, говорит, у одного работаешь, неделю — у другого. И нужно было работать, помогать. Это решение не оспаривалось. То есть я две недели в футбол не играю летом. Из трёх недель лета. И я шёл спокойно и помогал соседям. Понимаете, если кто-то что-то делал, все делали хором.

И дело не в том, родственник ты или не родственник, это не имеет вообще никакого значения. Сосед строит дом, фундамент надо заливать, все берут свои лопаты и идут. И никто никого не зовет, понимаете? Вот в чем интерес. Это такая очень большая ценность. Ты понимал, как себя надо вести.

— Вы переехали в Пермь в 20 лет. Почему сюда? Мы уже разобрались, что погода не изменилась, но почему сюда?

— У меня была мечта поступить на юридический факультет. Я наивно пробовал поступить в Ставрополь, в 16 лет окончил школу — на год раньше в нее пошел, был круглым отличником вообще во все времена. В Ставрополе мой старший брат учился. Но поступить на юридический оказалось невозможным.

— Почему?

— Потому что там весь Кавказ стоял на очереди. Логистически хорошее место. И просто так я не поступил бы. Сдавали четыре экзамена, я получил три пятерки, а четвертым экзаменом было сочинение. Я был чуть-чуть слабее в математике, хотя была пятерка, но русский язык, литература, история общества — для меня это было легко. Я блестяще написал сочинение, блестяще. А мы тогда в Ставрополе с мамой пошли в кино и встретили парня с нашего потока. Он говорит: «Слушай, ты двойку получил, списки вывесили». Я говорю: «Ты что, с ума сошел? За сочинение?». Да.

Мы с мамой не пошли в кино, поехали в институт. Я увидел себя в списке и чуть не упал. Я говорю: «Что это?» Говорят: «Неправильно составленные по-русски предложения». А у меня там все правильно, даже ни одной запятой не пропустил. Мама сказала, что мы будем жаловаться, ей ответили, мол, ради бога. А потом моему брату сказали: «Вы что, хотели просто так проскочить на юридический факультет? Ребята, алло. Где вы?»

— Понятно. И получается…

— И я пошёл дальше. Поступал в Санкт-Петербургский университет — тогда был Ленинградский университет имени Жданова. Сдал там экзамены, но меня вообще не оказалось в списках. Я пришел весь в огне, декан меня обнял и говорит: «Сынок, вот ты классно сдавал, молодец, но ты понимаешь, сейчас там льготников много, там воины-афганцы, дети-сироты». И сказал идти отслужить в армии. И так он это сказал, что я сам нашел того, кто раздавал повестки, и собрался в армию. Мне надо было срочно отслужить, чтобы уже потом поступить.

В итоге я служил, служил очень серьезно — в газетах даже писали. Был старшиной дивизиона из большого полка, где 2−3 человека были старшинами при увольнении. Получил направление и без конкурса должен был поступить на юридический факультет. Что вы думаете — в том году все взяли и отменили. Оставили поступление для воинов-афганцев, для детей-сирот.

А потом я совершенно случайно узнал, что в Перми есть юридический факультет, и что это очень далеко. И правильно приехал. Если чему-то надо быть, значит, оно будет. Я в Ставрополе не был после этого. И я думаю, что этот город потерял меня, я так считаю. Я мог принести пользу. Я ко всему так отношусь.

— Как в Перми учились?

— Я ушел на заочное. Тогда декан Тиунов Олег Иванович, умнейший человек, мне сказал: «Что ты будешь с ними сидеть за одной партой. Я позвоню в Мотовилиху, ты пойдешь работать в суд и так получишь два высших образования. Два, я тебе гарантирую». Так оно и получилось.

Я ему очень благодарен, работа в суде помогла понять все изнутри. Я не состоялся как юрист, но всю жизнь мне это очень помогало. Это было общение с людьми, я был секретарем судебного заседания, потом был судебным исполнителем — сегодня это приставы. А потом… А потом на улице была смута. 92 год. И мне сказали, что, работая судьей, я квартиру не получу.

— Вы хотели быть именно судьей?

— Я вообще хотел быть следователем, это была моя мечта. Когда в суде работал, понял, что хочу стать судьей. Но вот жизнь распорядилась по-другому, поэтому я, когда понял, что в суде мне ничего не светит, пришел к Виктору Михайловичу Цодиковичу (бывший председатель Семнадцатого арбитражного апелляционного суда, — прим. ред.), и спросил, что делать. А он говорит: «Время сегодня огромное, иди, это твоё время».

А тогда действительно было время, так скажем, не горизонтальных людей. Правил не было. И ты должен был держать мозги включенными каждую минуту, чтобы что-то сделать.

Я ушел работать юристом в Мотовилихинский торговый дом, там через 8 месяцев стал коммерческим директором. А я был далекий от коммерции человек. Но перестроился и очень быстро понял, что это такое. В Перми только организовывалась таможня, я очень плотно изучил таможенный кодекс, очень быстро, и начал зарабатывать деньги. Серьезные деньги, везде.

Ну и потом еще один из моих учителей, Иван Леонтьевич Олейник, пригласил меня в «Уралсибспецстрой». Он был очень мощный человек. Человек, который построил в Перми много заводов и фабрик. Их уже нет, кондитерской фабрики нет, табачной фабрики. Он мне рассказывал, как директора из Молдавии привез, чтобы в Перми организовать табачную фабрику. Потому что в Перми никто не владел процессом.

Так вот, он приехал в Молдавию, этого директора в машину посадил. Сказал ему: завод будем строить с тобой, я тебе дам трехкомнатную квартиру, «Волгу». И все сделал. Вот так построили фабрику «Астра».

Мне повезло, что я с этим человеком встретился и считаю его своим учителем. Мы не раз приходили с ним домой к Коноплеву Борису Всеволодовичу (первый секретарь Пермского обкома КПСС, депутат Верховного Совета РСФСР, депутат Верховного Совета СССР, — прим. ред.), я общался с этими людьми. А я тогда был что — зелёнка, и с этими людьми общался, напитывался, слушал часами. Он научил меня писать письма. Я письмо напишу, он говорит: «Не подойдет». Я говорю: «Все, Иван Леонтьевич, я больше не будут переписывать». Он говорит: «Понимаешь, Коноплев бы прочитал твое письмо, он бы убил меня».

В какой-то момент он был моим начальником, а потом, через два года, я стал его начальником. Ну, это жизнь. Очень жаль, что он рано умер. Он меня называл сыном, и они с отцом примерно с разницей полгода умерли. Он очень много в меня вложил. Вот даже такую традицию — мы жили в соседних подъездах, и он каждый Новый год переодевался в Деда Мороза и приходил поздравлять моих детей. С того времени и по сегодня я это делаю с моими соседями. Каждый год я переодеваюсь в Деда Мороза и прихожу к ним. Когда-то дочь была Снегурочкой, сейчас внучка как Снегурочка со мной ходит.

— Вы много говорите об учителях, о людях, которые чем-то вас зарядили, заразили в хорошем смысле. Как проходили ваши внутренние трансформации?

— На самом деле надо было жить. Мне надо было купить квартиру. Мы жили в общежитии, у меня родился сын, скоро должна была родиться дочь, а у меня не было квартиры. И было время, когда уже распределение закончилось. Стимул, чтобы зарабатывать — я все должен был создавать сам. Надо было создавать условия для семьи. Не пойду же я к родителям и не попрошу денег, да и не было у них такой возможности.

Родители все, что нужно было сделать, сделали, молодцы. Они нас, кстати, очень красиво одевали, мама с ума сходила от этого. Я помню, столько она этому внимания уделяла, до нервотрепки. Придет в ателье — там были знаменитые ателье, люди, которые на всю страну были известны. Потом я одного из них привез сюда, он дизайном машин занимается, и он стал одним из лучших в России. У нас очень сильная школа была.

Ну и сколько докторов наук, профессоров. Я если начну перечислять, то это вообще не Богдановка, а не знаю. Сильная школа была. И все ребята стали очень сильными. Поколениями целыми.

— Вы встретили будущую супругу в Перми?

— Нет, в Богдановке.

— Знакомы с детства?

— Ну, с детства были знакомы, наверное, в садик вместе ходили. Но всё остальное было потом.

— Такие истории — довольно редкие.

— В маленьких городках, наверное, так и было.

— Мы разобрались с тем, что нужно было зарабатывать, чтобы содержать семью…

— Да, поэтому я про учителей говорю, и чтобы тему не упустить — еще один из моих учителей — тогда ректор университета, сейчас президент, Маланин Владимир Владимирович, человек, который тоже очень большую роль сыграл. Они напитывали меня жизненным опытом, ценностями, уроками. И я для них тоже очень много делал, я не жалел своего времени.

Владыка Мефодий — тоже один из моих учителей, это очень близкий мне человек, к которому я прихожу на 5−6 часов общения. У нас разница в возрасте, но он меня называет братом.

А от того, что я вкладываю в людей, я тоже получаю удовольствие. Не потому что они мне завтра должны что-то принести. Для этого надо быть нежадным и не думать об этом. Надо вниз по реке спускать, вверх по реке ловить. Это я перевёл с армянского.

— Вы воцерковленный человек, не просто верующий?

— Я всегда не любил на эту тему говорить. Знаете, почему? Слишком личное. Я очень серьёзно отношусь, не для галочки, это же внутреннее состояние. Где бы я ни был, я все равно обязательно захожу в церковь, в любом городе.

Мои предки были священнослужителями. А в 2001 году я встретился с Владыкой Езрасом — и во мне что-то перевернулось. Не с точки зрения самой веры. Но это глава армянской церкви в России — от Краснодара до Владивостока 80 армянских церквей, и он глава Епархии. Мощнейший человек. Он на меня повлиял с точки зрения близости к церкви — надо делать добро, вот в этом плане. Дети мои тоже ходят к нему, и спасибо им, что они это поддерживают, старший сын, младший сын.

— Давайте немного уйдем в другую сторону. Почему, зачем вы решили пойти в депутаты?

— Яшин Николай Арсеньевич — очень-очень мощный человек. Был вице-мэром, вице-губернатором, политикой занимался очень много. Он и сагитировал меня идти в депутаты. Сказал: «Если ты хочешь что-то глобальное сделать для Губахи, надо обязательно использовать этот инструмент».

Я к этому вообще был не готов. У меня другое было в голове — построить завод, производство… В общем, первые выборы в Губахе мы проиграли. Я думал: «Как мы можем проиграть?» — мы поставили кандидатом замдиректора «Метафракса», но он не проиграл, он рухнул, потому что за замдиректора «Метафракса» Губаха не проголосовала.

И мы поняли, что без изменения города ничего не получится. В городе нужно было обеспечить четыре фундаментальных момента — безопасность, здравоохранение, образование и досуг. Чтобы люди оставались там работать или приезжали работать, чтобы молодежь оставалась. Мы отнеслись к этому так: без города невозможен завод, без завода невозможен город. Мы и сейчас это как знамя несем. И мы — команда, целая армия людей, вовлеченных в этот процесс.

Мы в каждый сантиметр зашли с командой, брали все положительные опыты, трансформировали, создавали у себя. И теперь у нас лучшая школа, отличная ледовая арена, кинотеатры, библиотеки, колледж, который вошел в топ-5 лучших колледжей страны.

Преобразили парк, сделали дороги, которых там никогда не было, храм построили. Фасады домов начали делать лет 10 назад. Привели все в порядок, привлекли краевые, федеральные деньги. Нас поддерживает Дмитрий Николаевич Махонин, краевое правительство. Это ценно! Сегодня, думаю, если остановить в Губахе молодого человека на улице и спросить, чего еще ему не хватает, он скажет: «Можно лето будет круглый год?». Хотя зачем, зима же прекрасная.

— Получается, что Губахе с вами повезло, но вам подведомственен и, например, Кизел…

— А вы в Кизеле давно были?

— Давно.

— А вот съездите сейчас, пожалуйста. Мы немало сделали для Кизела и Гремячинска. Дом культуры в Гремячинске сейчас такой, каким не был даже когда его открывали. Там тоже библиотеки, школьные стадионы. А когда я пришел, в Гремячинске не было воды. И вот мы 20 лет не могли это победить. Я хочу еще раз сказать «спасибо» губернатору Дмитрию Махонину, потому что Гремячинск осенью получил воду. 24 часа у людей есть вода, не надо ждать часов ее подачи.

Когда работали шахты, огромные насосы качали воду. Работа одного насоса по стоимости равна бюджету Гремячинска. Когда все насосы отключили, воды не стало. А сейчас она есть. Это настоящая победа.

Мы много сделали в Кизеле. Это одна их самых сложных территорий Пермского края, 100 тысяч человек живут в городе, а потом там остается 20 тысяч человек. Живут не компактно. А инфраструктура на 100 тысяч человек.

Кстати, в Губахе — не знаю, есть ли в России второй такой город, — уникальный проект теплоснабжения, 10 котельных поставили и сняли вопрос с теплом.

Больница в Кизеле была в долгах, даже на лекарства денег не было. Сейчас долгов ноль. Мы демонтировали старую котельную — она была построена для больницы и для развития города. Развития не случилось. Котельная работала в убыток. Теперь есть компактная котельная, мы туда поставили установку, которая делает генерацию тока.

Корреспонденты, ваши коллеги, когда мы сфотографировались с Андреем Ронзиным (главный врач ГКБ № 4, куда входит и больница Кизела, — прим. ред.) сказали что мы это фото сделали в пермской «четверке». Но мы сделали его в больнице Кизела. Вы знаете, что мы объединили эти больницы. Это тоже единственный в России проект. Никто не рискнул пойти в такую историю, но край нас поддерживал — инвестиционно, организационно и методологически. Больница в Губахе также организуется под стандарты пермской «четверки». Практикуется системный выезд пермских врачей.

— Вы так хорошо рассказали про Губаху, что мне захотелось туда поехать, пожить неделю. Но я понимаю, что там еще все-таки есть туристическая инфраструктура…

— Да, это направление мы активно поддерживаем.

— Я хотела сравнить с тем же Кизелом, там все-таки такого туристического развития пока нет. Но, возможно, есть потенциал. И как вы считаете, что вообще сегодня должно происходить вот в этих малых городах для того, чтобы, если даже не приезжали туда люди, то как-то меньше уезжали?

— Да, это наша главная задача, чтобы из Пермского края не уезжали. Меня рвёт на части, когда молодежь уезжает, допустим, в Питер. Вы же знаете, очень много наших уезжают в Санкт-Петербург, не в Москву — романтика города манит. Сегодня, на самом деле, Пермь стала прекрасным городом. Я в том году летом наслаждался, когда гулял по улицам. Такая красота.

У нас задача из наших городов сделать хорошие места. Чтобы в Кизел и Гремячинск поехали туристы, люди должны понять историю городов, представить этот героизм. 42-й год — и выходит указ Берии создать 8 шахт. И создали. Войну выиграли. В городах КУБа много историй героизма.

Туристически территории должны дополнять друг друга — в Губахе Усьвинские столбы, Каменный город, в Кизеле Ослянка — в комплексе это должно обеспечивать мощный турпоток. Надо создавать достойные рабочие места. Сегодня рынок перегрет, нет проблем трудоустроиться, есть нехватка людей. И Пермскому краю сейчас, я думаю, минимум 500 тысяч человек не хватает. Промышленности некуда развиваться, потому что нет специалистов.

Хорошо это или плохо? Это нестабильно. Для сохранения людей надо создавать все условия. В том числе привлекать из других регионов.

Думаю, в Губахе мы остановили массовый отток. Мы построили там 10 многоэтажных домов, ребенка там можно отдать в музыкальную школу, футбольную секцию, на бокс, на хоккей. Наши ребята, семилетки, второе место заняли в стране по фигурному катанию. Мы взяли тренером чемпионку мира Ксению Красильникову, в Губаху привезли, квартиру ей дали, все сделали для того, чтобы она осталась там жить. И она живет в Губахе, переехала.

Я посмотрел в этом году шоу, которое наши фигуристы сделали на Новый год… Вы не представляете. Людям показываю, они говорят: «Да ладно, Губаха?»

А театр в шорт-листе золотой маски? Театр, «Тайны горы Крестовой», проект, который мы создали. Чтобы наши люди любовались, чтобы они верили, что мы живем в прекрасном городе, где есть гора Крестовая, которая заряжает. Это же энергозаряд! Им посчастливилось, что они в этом городе живут. Надо поменять это отношение «как плохо, что мы здесь родились» на «как хорошо, что мы здесь родились». У них есть возможность утром выйти, прогуляться в горы, покататься на лыжах, на сплав сходить — в общем, живи и кайфуй.

— Давайте поговорим о «Метафраксе» и Губахе.

— Мы депутаты от «Метафракса», были избраны и сейчас остаемся. С «Метафраксом» у нас стратегическое партнерство в социальных проектах, связанных с развитием территорий. Но к производству «Метафракса» я отношения не имею. У меня совершенно другая жизнь.

— Чем гордитесь за время работы в «Метафраксе»?

— Мы сделали лучший завод в стране, как минимум один из лучших.

— Очень хорошо звучит. А в чем это выражается?

— Мы двадцать лет подряд создавали новое производство, и все, что привезли и построили на территории Губахи, было самым современным в мире. Лучшие лицензиары, наилучшие доступные технологии. То, что мы сделали, невозможно было сделать в этой территории. Но мы сделали со всей командой, и этим я горжусь. Очень большую работу провели с кадрами, сейчас 90−95% кадров — это местные воспитанники.

— Сегодня, отойдя от управления «Метафраксом», вы, наверное, получили какое-то условное более свободное время. Чем вы занимаетесь в это время?

— Я бы не сказал, что я более свободное время получил. У меня есть собственные активы, есть собственные проекты. Есть Пермский мукомольный завод, я в его совете директоров. Мы купили его в почти разграбленном состоянии, а сегодня это уже много лет одно из лучших предприятий, хотя Прикамье и не является регионом, производящим зерно.

Я половину недели живу в Перми, половину — в Москве. Сегодня одно из мест моей постоянной работы — группа компаний «Ташир». В Перми их актив — это «Форабанк», им тоже я занимаюсь. Кроме того, у меня есть интерес привести на территорию Пермского края и другие проекты «Ташира».

Пермь — это мой родной город. Я радею и вовлечен в проекты пермского образования, здравоохранения, городской среды, культуры и искусства. Я получаю удовольствие от того, в каком состоянии город сегодня и как он развивается.

Что касается свободного времени, я стал стабильно заниматься спортом. Никогда так не занимался. Я минимум раз в неделю хожу в бассейн — никогда не ходил, и сейчас это для меня победа. Я в Большом театре никогда не был, в Третьяковке не был! И вот в прошлом году сходил. Музей изобразительных искусств имени Пушкина — потрясающий музей! Его открыли в 1912 году братья Морозовы, которые скупали произведения искусства со всего мира и завозили в страну. Не из страны вывозили, а в страну завозили!

Та же самая история с Юсуповыми. Многие артефакты и ценности Зимнего дворца — это коллекция Юсуповых. Это такой хороший пример, что в страну надо завозить, а не вывозить.

— Про «Наири» хотела поговорить. Недавно вы его реконструировали, реновировали.

— Да, в прошлом году мы пригласили очень крутого бренд-шефа из Санкт-Перербурга — Марину Наумову, известную как Маруся, она из семьи виноделов Асканели. Она управляет семью ресторанами, один из них — в Перми, и я могу сказать, что теперь это ее любимый проект. Она создала новый коллектив, новый, более широкий и современный подход к кухне и сервису. Да, мы сделали бизнес, я не стесняюсь говорить — сделали очень хороший ресторан. Прямо удовольствие получаю каждый раз, когда туда прихожу.

— Вы сказали, что изначально это не было бизнесом. То есть, просто так?..

— Он никогда не приносил дохода. Но я хочу сказать… Вот возьмем, например, Екатеринбург. Каждый богатый человек в Екатеринбурге делает такой проект по масштабу. Допустим, гостиница «Хаят». Неокупаемая. Она принадлежит олигарху, который решил, что в своем родном городе он должен построить такую гостиницу. То же самое гостиница «Высоцкий». Первая история — это УГМК, вторая — «Синара групп». И там есть и другие такие истории.

— Почему? Как думаете?

— Не знаю, почему. Может, они себя чувствуют дома.

— Мне, кстати, интересно — вы все время говорите, что Пермь родной город. Как так? То есть и там родина, и здесь родина?

— Я себя так хорошо, как в Перми, не чувствую нигде. Даже там, где я родился и вырос.

— Почему?

— Может быть, потому что здесь мне все понятно, я трачу на решение любого вопроса две минуты. Я, может, грубо говорю, но здесь мой дом, я прилетаю — и дома, такой кайф, уже из аэропорта иду в хорошем настроении.

Здесь люди, с которыми я вырос. Я пришел после армии, и вся моя среда общения, все мои родные люди здесь. И я сюда очень много перевез своих родственников. Здесь живет брат с семьей. За нашим столом 36 человек сидит, чтобы вы понимали. Это не соседи. Это наши родственники.

— У вас дети не уезжали отсюда?

— Дочь здесь живет, старший сын живет в Москве и, честно, он не вернется. И младший уехал, тоже в Москве живет, учится, но тоже не вернется. Я считаю, что это плохо. Но, опять-таки, когда я уехал, кто мне сказал, что я хорошо поступил? Мама отцу говорила: «Ты куда его отпускаешь?». А отец говорит: «Он самостоятельный человек, ему 20 лет, он сам решает». Потом, ну, Москва — не такой далекий город. Тем более, я сам сейчас живу на два города.

А дочь, да, живет в Перми, у нее трое детей. И мы с ней недавно говорили о том, что в Перми есть все для того, чтобы ребенок мог учиться в школе, посещать секцию футбола, секцию борьбы. Музыка, английский и так далее.

В Москве это логистически невозможно. Я про Губаху говорил то же самое. В этой локации все есть — компактно и доступно. Чего у нас не хватает? Музыкальная школа есть? Есть. Прекрасная. Хорошая школа есть? Есть. Спортивные центры есть и еще построим.

Надо развиваться дальше, сделать лучше наши университеты, престижнее. Сегодня университет должен давать студенту понимание, где он будет работать в дальнейшем. Если у них этого понимания не будет, то сложно будет университету получить этого студента. Это очень важно. Развитие и усиление университетов — это платформа для развития города и его конкурентоспособности.