«Зло мне играть легче, чем добро». Интервью с актером Театра-Театра Альбертом Макаровым

Альберт Макаров — ведущий артист пермского Театра-Театра, известный зрителям по ролям Юлия Цезаря в «Калигуле» (18+), Максимилиана в «Монте-Кристо. Я Эдмон Дантес» (16+), Городулина в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» (16+), Иуды и царя Ирода в рок-опере Jesus Christ Superstar (18+) и многим другим. Также артист известен своим вокальным творчеством. Мы встретились с Альбертом во время прямого эфира и спросили о новых ролях и о том, чем он занимался в месяцы самоизоляции,

Достаются роли царей

— Театр не бросил своих зрителей во время самоизоляции, радовал онлайн-проектами. А репетировать успевали?

— Да, будущую премьеру. Она должна была пройти еще в конце апреля, но из-за самоизоляции ее отложили. Это опера для драматических артистов «Антигона» (16+). Еще до пандемии на стенах театра повесили пророческие баннеры — на них мой герой изображен в противогазе. И когда это всё случилось, получилось какое-то парадоксальное совпадение. Это странно, страшно и интересно. Они до сих пор висят на фасаде театра. У нас замечательный дирижер, который создал компьютерную партитуру, и мы репетировали онлайн. А сейчас вышли и репетируем с оркестром. Также в сентябре — октябре по планам должна начаться репетиции музыкального спектакля «Вертинский» (12+).

— Действие пьесы происходит в наши дни или в античные времена?

— Это смесь, история хоть и давнишняя, но в сценическое пространство вовлечено сегодняшнее время. В основе не древнегреческая трагедия, а пьеса Жана Ануя «Антигона». Это достаточно современный сюжет. Я опять играю царя, но здесь очень сложная работа. Креонт — царь-политик. В стране идет гражданская война, и мой герой должен удержать и общество, и семью, которая в итоге гибнет — сын, невестка, жена. И он будет виной всему этому. Креонт может нарушить закон и сохранить семью, но не делает это, потому что должен сохранить порядок в обществе. Мне говорят: «Ну это такой некий Путин, суровый и непробиваемый, воплощение закона и порядка». До этого у меня были герои с личной трагедией. Например, Калигула. Это герой, у которого запущен маховик саморазрушения, который всё на своем пути уничтожал. Креонт мне не близок. А всё, что мне не близко, требует нового освоения. Но это уже актерская кухня, новый опыт и страшен, и интересен одновременно.

— Ваши герои с внутренним конфликтом, и они вам не всегда симпатичны. Как же вы с ними уживаетесь и что помогает стать ими на сцене?

— Есть такая формула в актерском мастерстве «я в предлагаемых обстоятельствах». Кого бы я не играл, всегда пытаюсь найти в героях прежде всего трагедию. Мне такие персонажи и попадаются. Эту трагедию или зло я пытаюсь отыскать и в самом себе. Однажды одна из наших актрис сказала: «Зло играть труднее, чем добро». Мне же, наоборот, зло играть легче, чем добро. Потому что во мне его много, а вот добро раскопать в себе сложно. А это ведь нужно воплотить на сцене, чтобы зритель поверил.

— А в комедиях хотите сыграть?

— Мечтаю сыграть Хлестакова в «Ревизоре». Я очень люблю классику. И в копилке моих актерских работ есть комедийные роли.

Театр был лучше жизни

— Еще в детстве мечтали стать артистом или были мечты о других профессиях?

— Есть призвание, которое дается человеку. Один еще в школе тяготеет к гуманитарным наукам, другой к точным, а мне с детства приносил удовольствие выход на сцену. Я воспитывался в детском доме, был хулиганом и двоечником. Но когда выступал по разным конкурсам и завоевывал хорошие места, двойки мне прощались. Так я понял, что нужно быть просто гитаристом, принимать участие в чтецких конкурсах, и тогда станет легче. Жизнь в детских домах в 90-е годы была несладкой, и всё время хотелось есть. Нас кормили, конечно, но всё равно хотелось есть. И театр был попыткой убежать от этой жизни. У нас была огромная школа искусств, я занимался во многих кружках. Наш Театр-Театр носит девиз «Театр лучше жизни». И тогда театр, действительно, был для меня лучше жизни, но сейчас для меня жизнь стала лучше театра.

— Именно тогда увлекались музыкой и гитарой?

— Помню, я приехал в какой-то лагерь актива, где увидел мальчика, который в окружении девочек играл на гитаре. Они так на него смотрели! Этот играющий парень вызывал бурю эмоций, и тогда я понял, что должен научиться играть на гитаре. Я вернулся и, разбивая себе пальцы в кровь, учился играть на кунгурской гитаре. У нее были железные струны. Учила меня замечательный педагог, которая была в детском доме. На следующий год я приехал в тот же лагерь, и все уже смотрели на меня.

— А сейчас у вас какие гитары?

— Я мечтал о 12-струнной, купил ее и уже наигрался, поэтому 2 июня на день рождения подарил себе электроакустическую гитару Yamaha с нейлоновыми струнами. Часто приходится играть на больших площадках, нужно, чтобы был красивый звук. Теперь у меня две гитары на все случаи жизни.

— Какую музыку вы любите?

— Я очень всеядный. Если бы я показал плейлист, [вы бы увидели, что] там очень разная музыка. Есть даже простые исполнители, но они живые, и это ценно.

— Помимо театра, чем еще были заняты во время самоизоляции? Вы часто выкладывали посты с дачными фото.

— Да, был на даче, пересмотрел фильмы и передачи, которые во время работы не успевал. Никогда не думал, что буду так наслаждаться тишиной и уединением. Видимо, сказалась напряженная работа в театре, которая не прекращалась и во время самоизоляции. Тишина — это некая пауза, чтобы остановиться и подумать над жизнью. Приходят новые идеи, проекты, мысли, и так хочется что-то делать.

Чтобы костюмчик сидел

— Вы совершаете трюки на сцене — в «Калигуле» взлетаете над сценой, в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» едете на огромном велосипеде. Вы к этому готовитесь?

— Артист должен быть всегда в тонусе: и в физическом, и в душевном. Когда я работал в питерском Театре на Васильевском острове, был склонен к полноте. Тогда художественный руководитель театра мне сказал: «Если за два месяца ты сбросишь вес и превратишься в то, что надо для работы, я дам тебе денег, и ты поменяешь весь свой гардероб. Купишь элитные брендовые вещи». И тогда у меня появилось огромное желание поменяться, но даже не из-за денег, и вещей, а из-за работы. И я очень быстро похудел. В работе над «Калигулой» произошло то же самое. По роли нужно было раздеться, и я пошел в тренажерный зал, который был у меня рядом с домом на Компросе. В результате мы подружились с директором и администрацией, они подарили мне пожизненный абонемент. Теперь я могу ходить в этот зал, когда захочу. Быть в форме мне и самому приятно, тем более в силу профессии, когда ты себе не принадлежишь. И быть готовым к тому, что художник придумает тебе обтягивающий костюм. Я не говорю, что я красавчик, просто актер — публичная профессия, он должен выглядеть хорошо.

— Принимаете ли вы участие в создании костюмов?

— Есть артисты, которые фанатеют от примерок. Я не люблю, предпочитаю надеть его и выйти на сцену. Но всегда смотрю эскизы, и в процессе работы над спектаклем мы позволяем себе что-то убрать или добавить в костюм, сказать художнику, что неудобно во время движения.

Я не мастер импровизаций

— Готовите новый концерт?

— Он должен был состояться еще в марте в частной филармонии «Триумф», но все время переносился из-за коронавируса. В итоге мы отложили его на 30 октября. Я уже осуществил эту мечту в коми-пермяцком театре и выступил с «Реквиемом» Анны Ахматовой. Это перформанс с оркестром «Орфей». Из-за пандемии всё прервалось, но никто не сдал билеты.

— Бывают казусные ситуации на сцене и приходится ли импровизировать? Как вы из них выходите?

— Очень много, но я не коллекционер таких баек. На самом деле я не люблю импровизировать. Но у меня есть партнеры, которые любят это делать. С Сережей Детковым мы очень много импровизируем в водевиле «На каждого мудреца довольно простоты». И если у зрителя зазвонит телефон, можем быстро отреагировать. У каждой роли есть свой рисунок. Наш режиссер Борис Мильграм разрешает нам как персонажам выходить из этого рисунка, но мы обязательно должны в него вернуться. Это высший пилотаж, мастерство. Самый последний случай произошел в спектакле «Пьяные». У меня в нем тяжелая и сложная роль — и физически, и драматургически, и актерски. Мой персонаж посреди спектакля устраивает бунт. И это тоже выход из спектакля — такой мой человеческий бунт. Однажды, изображая пьяного и выползая на корточках в центр зрительного зала, я услышал над моей головой возмущение: «Боже мой, как они играют! Света, зачем ты меня привела?» — и ответ «Да сиди ты, сиди». Шел такой активный диалог. И я понял, что никак не могу выйти из рисунка роли, мне нельзя было ничего сказать, так как у меня был микрофон. И тогда я начал биться головой о пол в попытке утихомирить этих зрителей. Но так и не вышло, хотя я даже разбил себе лоб. Импровизация — это отдельное мастерство. И чтобы иметь на него право, у артиста должно быть чувство вкуса, меры и юмора. Не могу сказать, что они у меня есть.

— Вы снимались в кино. Хотите вернуться?

— Я выпустился в 2007 году из академии театрального искусства в Петербурге, и один из первых из нашего выпуска начал сниматься. Первым серьезным опытом была встреча с Алексеем Германом-младшим на съемках фильма «Бумажный солдат» (16+), который стал победителем Венецианского кинофестиваля. Мой герой — солдат, который сгорает при трагических обстоятельствах. У меня была большая роль, но из-за рамок фестиваля ее сократили. Тем не менее встреча с большим художником многое мне дала. Были еще сериалы и эпизоды, о которых я стараюсь не вспоминать. Не могу сказать, что я тоскую по кино и что я киноактер. Все-таки кино это другая школа и профессия.

— Как-то в интервью нашему изданию вы обмолвились, что перед спектаклем съедаете мороженое, чтобы придать голосу осиплость. Сохранился этот метод?

— Это была дурь, это очень вредно для голосовых связок. Тогда я где-то прочитал, что мороженое садит голос, и решил применить этот метод для роли в «Географе глобус пропил». Сейчас я так не делаю. Кстати, недавно вспоминал об этом интервью и подумал, зачем же я это наговорил. Я беру свои слова обратно.

Ранее мы публиковали интервью еще одного актера Театра-Театра. Марат Мударисов рассказал нам о ролях, футболе, концерте Макса Коржа и семейных ценностях.