«Соседи любят, когда я пою». Интервью с исполнителем роли Эскамильо в пермской опере «Кармен»

Энхбат Тувшинжаргал родился в Монголии, где провел детство и юность. Консерваторское образование получил в Петербурге, был солистом Мариинского театра, в наш город приехал два года назад. Первой работой в Пермском театре оперы и балета стала роль Евгения Онегина, затем — опричника Грязного в «Царской невесте» (12+). В апреле этого года в театре состоялась премьера оперы «Кармен» (18+), которую бурно обсуждали зрители и широкая общественность. Энхбат исполнил в ней роль очаровательного и непосредственного Эскамильо.

Мы встретились с солистом в театральном фойе и поговорили про жизнь оперного певца, его партии и работу с режиссером Константином Богомоловым. Энхбат хорошо знает русский язык, но некоторые сложные понятия в беседе пришлось объяснять подробней.

В музыкальную школу не ходил

— Расскажите о детстве. Вы родились в столице Монголии?

— Да, в Улан-Баторе, где провел детство, — отвечает Энхбат. — Мой папа работает певцом в Национальном монгольском театре и исполняет народные песни. Я часто бывал там и практически вырос в театре. В музыкальную школу не ходил, потому что был неугомонным и вряд ли выдержал бы уроки нотной грамоты. Поэтому меня отдали в спорт, я с удовольствием занимался дзюдо.

— То есть вы вообще не пели в детстве и не подавали никаких надежд?

— Пел, как и все дети, даже неплохо, но не придавал этому значения. Мне кажется, что мои способности начались с маминых колыбельных, они развивают слух. А еще в них много любви. Моя мама не певица, а обычная швея, она много лет работала в Корее. Было трудное время, родители даже расстались, но три года назад — через 15 лет разлуки — они опять объединились и сейчас вместе. Да, такое бывает.

— И как же спортсмен стал певцом?

— В 16 лет я победил в конкурсе дзюдоистов в Монголии, после которого поехал заниматься в Корею. Но через год государство прервало оплату контракта, а оплачивать сам я отказался. Встал вопрос, продолжать ли спортивную карьеру, и тут папа предложил: «Ты же нормально поешь, давай попробуем!» Так 16-летним юношей я пришел в колледж искусств. Меня послушали и сказали: «У вас есть голос, но нужно учиться». Пришлось осваивать ноты, фортепиано, которое с трудом мне давалось. После окончания вуза я приехал в Россию и поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию, где проучился шесть лет. Потом прослушался в Мариинский театр, меня взяли, я проработал там три года солистом.

— Как же вы оказались в Перми?

— Я очень хотел попасть в пермскую труппу. Знал, что здесь есть талантливый вокальный коуч Медея Ясониди, а театром руководит замечательный дирижер Теодор Курентзис. Я очень хотел поработать с ними. И когда у меня закончился контракт с Мариинским театром, я отправил Медее запись, после чего она пригласила меня на прослушивание. Меня взяли в труппу.

— Каким вам показался наш город?

— Красивым и спокойным. Он мне понравился. А еще люди — они здесь дружелюбные. Никто не косился в мою сторону, не говорил, что я иностранец.

— У вас дружный коллектив?

— Без этого невозможно. Коллеги — это моя кровь, они поддерживают меня в любом настроении, плохом и хорошем. Выручаем друг друга. Особенно помогает Медея. Она мне как старший товарищ и вторая мама. Без нее я был бы никем. У артистов бывает так, что некоторые, достигнув славы и успеха, начинают собой гордиться. Кого-то портят деньги. Я таких видел, так нельзя. В том, чтобы избежать такой гордыни, мне тоже помогают друзья. Человек, достигнув успеха, не должен забывать, кем он был. Я помню слова дедушки: «Если других не любишь, тебе это вернется». Поэтому я ко всем открыт и честен.

— Вы верующий человек?

— Да, я шаманист. Это языческая вера. В Монголии разные религии. Бог один, но пути к вере разные. Мои родители исповедуют буддизм. Я тоже прошел через буддизм и христианство, но пять лет назад принял шаманизм. Почувствовал, что это мое. Я люблю природу, а в шаманизме это главное. Но я уважаю все вероисповедания, потому что в них есть слова о любви.

Пьяный Эскамильо и выход в трусах

— Были сложности в работе над оперой «Кармен»? Как вы выучили такую большую партию на французском?

— Это было несложно, хотя французский я не знал. С нами работала театральный коуч Анита Поликарпова, она научила нас французскому и как правильно произносить все эти «э» и «о». Наши ребята все — молодцы, справились. Лично для меня сложность была не с языком, а в актерском плане. В жизни я спел пять разных «Кармен», в которых всегда исполнял партию Эскамильо. Это было в Мариинке, Эрмитаже, в театрах Бурятии и Китая. Везде Эскамильо был разный, но роль в Перми стала для меня самой сложной. Потому что в этой постановке этот герой настоящий, близкий к жизни. Мне, например, сложно было сыграть его в пьяном состоянии. Но Константин Богомолов объяснил, как это можно сделать психологически. Словно внутри на какую-то точку нажал. Мне кажется, у меня получилось. А еще коллеги очень поддерживали.

— После премьеры было много критики и непонимания со стороны зрителей. Как вы к этому относитесь, как объясняете?

— Это нормально. Если бы не было такой реакции, спектакль был бы неудачным. Люди разные. У всех разная готовность к спектаклю, разное понимание. Тех, кому не понравилось, тоже нужно уважать. В этом спектакле много того же, что есть в жизни. Зрители много обсуждали тампон: «Фу, ужас какой». Но на самом деле этот тампон участвует в жизни женского тела, и все это прекрасно знают. Или то, что Эскамильо пьет. Но разве пьяных нет в жизни?

Сколько работаю в театре, ни разу не слышал смех публики во время опер, в которых я пою. А тут впервые его услышал, да еще так много. Это кайф! Добиться смеха у зрителей — самое сложное для артиста. Заставить плакать проще — грустная музыка сама настроит на печаль. Мне кажется, что пройдет время и люди поймут этот спектакль.

— В «Кармен» вы вышли на сцену в одних семейных трусах. Вам было неловко?

— Нет, даже почувствовал себя немного дома.

— Вы продемонстрировали прекрасную физическую форму и накачанные бицепсы. Вы до сих пор занимаетесь спортом?

— Нет, мой педагог против. Накачанный пресс может зажать диафрагму, мышцы не дают дышать свободно, и голос получается грубым. Мое тело просто помнит спорт, отсюда и форма. Хотя все наши репетиции, уроки вокала и спектакли — тоже спорт. Они занимают ежедневно от 6 до 10 часов. Так что мы всё равно находимся в тонусе.

«Пою даже в душе»

— Как вы запоминаете такой огромный объем текста и музыки?

— Это очень большая работа, практика, время, труд наших концертмейстеров. Пользуясь возможностью, хотел бы поблагодарить их. Именно они готовят нас к сцене. Мне очень помогает Ольга Бочкарева, она мне как сестра. И когда она заканчивает работу надо мной, отправляет меня к Медее. А та уже отшлифовывает эту работу.

— А вам дают домашнее задание?

— Конечно, надо ведь еще и самому заниматься. Иначе это не профессионально. Я даже в душе пою. Живу в обычном, не театральном доме, снимаю квартиру. Мои соседи любят, когда я пою. Если делаю перерыв, начинают спрашивать, что случилось. Я благодарен им, что они не ворчат. Когда была моя премьера в спектакле «Евгений Онегин» (12+) в Перми, сразу их пригласил. Считаю, что люди, живущие в одном доме, должны друг друга любить, понимать и уважать.

— У вашего Онегина яркая внешность, он необычный. Как вы его ощущаете?

— Онегин — это я. Эта партия была моей мечтой. Я никогда не читаю книги, по которым создается опера, а этот роман прочитал.

— Но в персонаже много отрицательного, я не вижу в вас роковых черт.

— В 16 лет я безответно влюблялся и тоже страдал, как Евгений в финальной сцене. Кстати, когда я исполняю эту партию, всегда вспоминаю свои переживания, поэтому мне легко их передать. А вот быть собранным и холодным сложно. Поэтому настраиваюсь на эту роль заранее, проговаривая: «Энхбат, всё, ты человек взрослый и серьезный». Коллеги спрашивают: «Энхбат, что с тобой сегодня?» Я в образе уже заранее, и с таким мной даже никто не хочет общаться.

— У вас всё отлично с артистизмом. Как у вас получается — и петь, и улыбаться одновременно, даже уголками глаз? Перед зеркалом репетируете?

— Серьезно? Перед зеркалом я никогда так не делаю. Для меня лучшее зеркало — зрители.

— Вы их видите со сцены?

— Нет.

— Как же тогда, слышите? Но во время оперы обычно стоит тишина.

— В этой тишине тоже есть энергия, я зрителей чувствую.

— А правда ли, что певцам нельзя мороженое?

— Всё зависит от человека. На меня это не действует, поэтому, если открыть мою морозилку, вы найдете там много мороженого. Я сладкоежка.

— А еще есть мнение, что сырые яйца полезны для голосовых связок.

— Действительно помогают — смягчают голос.

— Есть у вас мечта?

— Очень люблю собак. В детстве у меня был спаниель с длинными ушами, но умер. Пока я не готов такую же боль испытывать, но мечтаю построить свой дом и завести двух спаниелей.

— А где дом появится?

— Я родился в Монголии и хочу когда-нибудь вернуться к своему народу и там построить дом. Но это произойдет тогда, когда выполню все творческие планы.

— Я поняла, что семья сейчас не с вами в Перми?

— Жена — певица, она поет в театре Улан-Удэ. Пока нет возможности работать вместе. Мы востребованы в своих театрах, поэтому ездим друг к другу, общаемся через интернет. У нас дети — семилетняя дочка Сувд, ее имя переводится как «Жемчужина», и двухлетний сын Аминтэнгэр, его имя значит «Внутреннее небо».

Так получилось, что мои родители никогда не видели меня на сцене. В прошлом году я позвал папу в Пермь, но у него задержался самолет, и он не вылетел. Может быть, это судьба и он еще не был готов? Сейчас из-за ограничений границы закрыты, но я надеюсь, что до следующего сезона коронавирус отступит и мы наконец сможем увидеться. Я очень хочу, чтобы мама и папа увидели, как я пою и вырос в профессии. В завершение я хотел бы обратиться к пермякам, зрителям, читателям. Можно?

— Конечно.

— Я желаю, чтобы все были здоровы, а семьи были бы вместе. Чтобы дети не болели и ни один ребенок бы не страдал, не было бы слез. Чтобы звучал детский смех.

— И вам от нашего издания здоровья, творческих успехов, новых ролей и возможности чаще встречаться с семьей!