В настоящее время российский музыкальный рынок разнообразен и полон продукции практически всех направлений. Но еще двадцать-тридцать лет назад любимые песни можно было услышать лишь на пластинках, на ходивших по рукам магнитофонным лентам или же от первого лица под гитару. Авторы-исполнители были в почёте. Бардовская культура, казалось бы, ныне угасает. Есть ли будущее у этого направления? Есть ли молодые поэты, исполнители, которые придут на смену старого поколения? И какова жизнь барда сейчас? На эти и многие другие вопросы рассуждает мэтр пермской авторской песни, лауреат Грушинского фестиваля Евгений Матвеев.
– Евгений, на ваш взгляд, какова сейчас ситуация в бардовской песни? Можно ли сказать, что явление, овладевшее в 70-80-х годах творческой интеллигенцией, ныне постепенно угасает, будучи невостребованным для широкого круга слушателей?
– Авторская песня, прежде всего, ассоциируется с именами Галича, Визбора, Окуджавы. Принято считать, что в тот период времени подобная песня воспринималась как протест против действительности, против советского режима. То есть исполнялась в какой-то протестной форме. Но я считаю, что все это было не так. Авторы этих песен боролись (пусть слова и избитые, но тем не менее) за гуманизм, за мир, за идею «все люди братья». Эти ребята бежали «впереди паровоза», той идеологии, которая официально декларировалась. В подобных стремлениях и нужно искать корни авторской песни. Понимаете, то, что советская власть говорила, не исполняла, а именно говорила – эти ребята воспринимали за чистую монету. Собственно, они и были той частью.
Нужно еще вспомнить, что Анчаров и Окуджава воевали. И вот сменилась ситуация в стране, официальная идеология. Сменился пласт людей, которые эту идеологию поддерживали, не по велению партии, а потому что они так были устроены. И как следствие исчезла авторская песня.
Но она до конца исчезнуть не может, скажем, как джаз. Все равно в обществе существуют творческие личности, которым интересно воспринять эту атмосферу, культуру. А интеллигенция все равно будет сочинять свою песню, она и станет будущим. А то, что нам не хватает большого количества слушателей, возможно, и к лучшему.
– Вы говорите о том, что аудитория слушателей авторской песни немногочисленна. Однако знаменитый Грушинский фестиваль до сих пор собирает большое количество людей. К тому же на нем появилось очень много альтернативных площадок, где молодежь выступает со своим творчеством.
– Если говорить о фестивалях, в том числе Грушинском, то там теряется содержание. В этом случае форма, которая приобретает численность, разрушает содержание. Небезызвестная прибаутка о фестивале имени Грушина – «хороший фестиваль, еще бы бардов не было!». Эта масса давит на человека, сознательно выходящего на сцену. Многие авторы росли на этих песнях, впитывали культуру и хотят поделиться своим восприятием. Но любой исполнитель реагирует на публику, ему приходится давать то, что она требует, и ты начинаешь петь то, что нужно этой массе. Ведь в развале Грушинского фестиваля нельзя видеть только денежные подвижки, этим правят какие-то социологические законы развития большого сообщества.
– Сейчас большинство музыкантов стали возвращаться к винилу. Команды записывают пластинки, несмотря на то, что большая аудитория не может себе позволить прослушивание, поскольку мало носителей. В пользу этой популяризации говорит и тот факт, что в Санкт-Петербурге прошел «Винил-фест». Как человек первый и в то время единственный в Перми записавший пластинку, что вы по этому поводу думаете?
– Мы не будем брать во внимание техническую сторону. Безусловно, на виниле запись значительно отличается качеством. Если говорить о восприятии человека, то можно сказать, что он всегда бежал от какого-то механицизма. Считается, что лучший барабанщик – электронный, ровно идет. Но такую музыку мы в больших масштабах не можем слушать, мы же не роботы, не механизмы. Винил привносит скрипы, шумы, кряхтение, покашливание, ощущение жизни. Человеку необходимо чувствовать жизнь, поэтому ему со скрипами, царапинками приятней слушать.
– Как часто выходят ваши записи?
– Для записи всегда нужны хорошие деньги. В них-то все и упирается. Появляется спонсор – выходит диск, нет спонсора – соответственно. Мне однажды позвонил человек из Канады, говорит, я хочу дать денег на издание диска. Так вот и вышел диск. Похвастаться в этом плане мне особо нечем. Моя коллекция – одна пластинка и четыре диска.
– Почему захотелось создать свой бэнд «Евгений Матвеев и ансамбль». Многие барды в этом не нуждаются, что вас подвигло на такой шаг?
– Я, признаться, не обладаю профессиональными вокальными или инструментальными данными. И одного меня, пожалуй, слушать скучновато. Поэтому я решил прибегнуть к таким украшательствам. В разные годы состав ансамбля менялся. Единственный человек, не меняющийся в ансамбле, – моя жена. (Смеется.)
– Что сейчас представляет собой ансамбль Матвеева на большой сцене?
– Сейчас мы играем и поем в составе: я, моя жена и два музыканта: домрист и баянист. Гитариста Александра Некрасова – отличного музыканта – мы сменили. К сожалению, наши пути разошлись.
– Существует мнение, что барды делятся на две категории: исполнители и авторы. К какой категории вы бы себя причислили?
– Я не пишу свои стихи, у меня их нет, слава богу. У меня хватило ума понять, что хороших стихов я писать не умею, и так же хватило ума не писать плохих. Я исполнитель песен – это значит мелодия моя, а тексты замечательных поэтов.
– Ваши самые любимые поэты?
– Их очень много. Первое, что приходит на ум – Чехонцев, Самойлов, Маяковский, Киплинг.
– Какая ваша основная деятельность? Грубо говоря, чем зарабатываете на жизнь.
– Конечно, своим творчеством не заработать на жизнь. Я занимаюсь тем, что играю с ребятами на различных корпоративах, эдаких пьянках-гулянках. Там, естественно, мы работаем в другом жанре, так сказать «в пузачесном».
– Есть ли какие-то планы на будущее, проекты, идеи? К примеру, бард-кафе – это же ваше детище.
– Создание бард-кафе не совсем моя идея. Я их, так сказать, «крышую». Конечно, я иной раз помогаю, направляю в выборе исполнителей. Если мне кто-то не нравится, то он вряд ли выйдет на сцену. Есть определенный актив людей, которым это интересно, они этим и занимаются, но я не назвал бы это проектом.
– А ваши задумки? Может привлечь молодое поколение, заинтересовать их?
– Я делаю то, что мне приятно. Слушать бардовскую песню, заниматься музыкой – это дело каждого. А молодого человека не потянешь за уши. Личность не втащишь в этот мир.
– Но ведь приоткрыть какую-то грань можно, вовлечь хотя бы ненадолго, и, возможно, этот щелчок поменяет в нем что-то, приоткроет другой мир?
– А вдруг потом у него сложится несчастная судьба. Глаза откроются на мир. Ваше доброе дело может обернуться бедой для человека. Куда тащить-то? В дело, которое не принесет тебе материальных выгод? Сомнительное дело.
– Расходятся ли как-то ваши записи за рубежом?
– Был забавный случай. Как-то мне сообщили, что в Штатах мои диски продаются за 15 долларов за штуку. Не знаю, много ли это или мало. Но, видимо, какой-то человек запустил партию, может, конечно, и перепечатал, но как-то они там появились.
– А сами за границу вы ездите выступать?
– Мы в Чехию ездили. Выступали не на фестивальных площадках, а в Домах культуры, в гимназиях. Публика присутствовала в основном русскоязычная, ведь в авторской песне важны слова.
– Какое, на ваш взгляд, будущее у бардовской песни?
– Здесь два момента. Если вдруг маятник качнется, в сознании общества что-то изменится, или уровень интеллекта поднимется (не выход же для людей крайний индивидуализм), то песня станет шире по формату. А если этого не произойдет – то останется в своем прежнем состоянии. Есть песни городских окраин, рабочая песня, а это будет песней интеллигенции. Сформируется небольшая ниша. К примеру, как произошло с джазом. Мы же не говорим, что джаз умирает, и не говорим, что он развивается. Или фольклор, к примеру. Мне в своем возрасте казалось, что культура бабушек в кокошниках умрет, ан нет. В Японии тоже есть своя народная песня… и вот спрашивают, а вы не страдаете, что на ваши концерты ходят только пожилые люди, а молодежи нет. Да нет, все нормально. Свой возраст – своя музыка.