Пермячка утверждает, что ее сын захотел сменить пол из-за влияния ЛГБТ-сообществ. Разбираемся в истории

Пермячка Ирина Шестакова (здесь и далее имена героев изменены) растила дочь и сына одна — ее первый муж умер, а со вторым, по ее словам, она рассталась из-за того, что он занимался только собой, не приносил денег и стал, по сути, третьим ребенком. Но самым сложным для Ирины стало вовсе не выживание в одиночку, а то, что случилось с сыном — подросток решил стать девушкой, начал пить гормональные таблетки и вести себя неадекватно. Дело дошло до психиатрической больницы и отказа от родительских прав. Рассказываем эту непростую историю.

Мы встречаемся с Ириной в ее уютной двушке в близком к центру спальном районе Перми. В одной комнате квартиры до недавнего времени жил ее сын Сергей, во второй — она сама вместе с третьим, гражданским супругом. Дочь женщины уже выросла, получила образование и живет в другом городе.

Сейчас Сергею 16. С его отцом Ирина рассталась, когда мальчику было шесть лет. Ирина говорит, что после рождения ребенка ее мужчина резко изменился. Он практически перестал работать, а если деньги у него и появлялись, то тратил только на себя.

Ирина хотела, чтобы у сына был отец, поэтому терпела ради него, работала за двоих и полностью содержала семью. Быть «машинкой для зарабатывания» денег Ирина давно привыкла — у нее не было другого выхода, когда после смерти официального мужа она осталась с 10-месячной дочкой на руках.

Женщина пропадала на работе, брала смены по 12–14 часов, открыла свой киоск и постоянно была на телефоне — нужно было общаться с поставщиками и решать другие вопросы бизнеса. Когда гражданский муж вдобавок к другим недостаткам перестал заниматься шестилетним Сережей, Ирина решила — хватит, нужно расставаться.

— Он ушел нехорошо. Пока я была на работе, как вор домушник вынес квартиру, — говорит Ирина. — Забрал даже детские вещи — одежду, новогодние игрушки, проигрыватель и диск с детскими песенками, которые Сережа слушал с самого детства и знал их наизусть. Я очень долго думала, зачем он это сделал, и до сих пор не знаю.

Свое семилетие Сережа отметил без отца. Мама устроила для него праздник, позвала гостей, но день все равно завершился печально.

— Я смотрю, он ходит за мной хвостиком, ждет звонка, а звонят всё мне [по работе], а не ему, — вспоминает собеседница. — День рождения хорошо прошел, Сережа вроде был счастливый, а ночью я проснулась от того, что он плачет навзрыд. Его ни папа не поздравил, ни бабушка, ни дедушка. То есть они его вычеркнули из жизни — обокрали и вычеркнули.

Отец Сережи не помогал материально и не общался с сыном. При мальчике Ирина старалась не обсуждать этот вопрос и не критиковать папу, но «ребенок всё равно всё видит». Тем не менее до 12 лет мать и сын жили хорошо.

— Сережа был нормальным ребенком: самостоятельным, находил чем заняться. Всегда был занят: рисовал, пилил. «Мама, мне надо глину», «Мама, мне надо тесто», — описывает предыдущую жизнь Ирина. — В своей комнате он полностью сам ремонт делал. «Мама, купи мне стройматериалы или дай мне денег». Я даю, прихожу потом домой, а там всё сделано. В 13 лет он мог спокойно приехать на дачу к бабушке, замариновать мясо по рецепту из интернета, пожарить шашлыки с подружкой, а потом самостоятельно садил бабушке грядку с викторией (так иногда называют садовую землянику. — Прим. авт.). Он абсолютно был самостоятельным ребенком. Пакостным, конечно, с ленцой где-то — ну, как все мальчишки.

Ирина вспоминает, что ее сын очень любил мастерить, заниматься рукоделием, участвовать в художественной самодеятельности. Всему этому он отдавал предпочтение, а вот игры в машинки его совсем не интересовали. Сережа был далеко не отличником, но сообразительным и увлекающимся мальчиком.

Лет с 13-и в Сереже стали появляться черты подростка-бунтаря. Он стал отдаляться от мамы, спорить с ней (временами даже обзывать), отказываться от походов в церковь, чтения книг, всё больше времени проводить в интернете и «терять связь с реальной жизнью», устраивать пранки (розыгрыши, которые ставят в неловкое положение) над близкими и не очень людьми, покуривать электронные сигареты. Для Ирины это было местами неприятно, но объяснимо — переходный возраст, со всеми бывает.

Тем не менее мать решила закрыть свой киоск («черт с ними, с деньгами»), чтобы чаще бывать дома, больше времени проводить с сыном и присматривать за ним. Она считала, что интернет негативно влияет на сына и думала, что психика Сережи еще не готова к его использованию.

Ирина попросила завуча давать Сереже задания, которые не требуют использования интернета, и временами отбирала у него телефон — например, на ночь, чтобы подросток спал, а не торчал в сети. Из-за этого дома возникали ссоры — Сергей говорил, что в интернете у него всё общение и злился на маму за ее санкции.

В 14 Сережа выкрасился в розовый цвет и отказался носить обычные штаны. Как говорит мама, выбирал все «в облипочку». Стал рисовать странные рисунки в стиле аниме или людей, похожих на инопланетян. Знакомые успокаивали Ирину: «ничего страшного, у детей сейчас это модно».

Потом подросток завел блог и стал выкладывать туда видео с разными макияжами — показывал процесс или уже готовый результат. Это нравилось сверстникам Сережи — на пике успеха на его аккаунт были подписаны около 40 тысяч человек.

— Ловил хайп, таскал косметику, красился, мазался, скакал накрашенный, — вспоминает Ирина. — Стал очень агрессивным, ничего даже нельзя спросить. Говорил: не трогайте меня, вообще ко мне не лезьте!

Во время пандемии коронавируса Ирине пришлось уменьшить ограничения на использование телефона — он был нужен для дистанционного обучения. Она уверена, что это привело к ухудшению ситуации. Сережа снова зависал в интернете, не спал ночами, выглядел подавленным, растерял почти всех реальных друзей.

— К нему ходили только две-три девочки. Он с реальностью всё порвал. Я ребенка своего уже не видела. Это уже было существо какое-то несчастное, страдающее каждый день, — описывает мама.

Ирина старалась ограничить использование телефона, Сережа протестовал (конфликты вокруг телефона будут длиться всё время, пока мать и сын живут вместе). Также мать пыталась разговорить сына и узнать, что его тревожит. Однажды он совершил каминг-аут, сказал: «Я трансгендер, я с детства это чувствовал», и объяснил, что хочет принимать гормональные препараты, а потом сделать операцию, чтобы стать девушкой.

— Я не гомофобка. У меня есть знакомые с разной сексуальной ориентацией, но никто себя не уродует, не наносит вред здоровью таблетками и операциями, — с волнением в голосе объясняет Ирина.

Мать не верила и не верит, что ее сын транс-персона. Она считает, что Сережа попал под влияние людей ЛГБТ-сообществ, которые есть в интернете. По мнению Ирины, эти люди могли найти его блог с фото и видео о макияже и начать увлекать своими идеями.

— В момент, когда было недовольство собой, ощущение того, что он гадкий, угловатый подросток, себе не нравится — ему объяснили, что вся проблема в том, что произошла ошибка [в биологическом поле]. Все это легло на почву травмы от ухода отца — я думаю, ему просто не хотелось быть таким, как он, быть мужчиной. Сына настроили против всех, кто не согласен с его мнением и не поддерживает его бредовые идеи. Внушили, что все, кто что-то говорит против, просто не принимают его. Конечно, он подхватил эту идею — это же проще, чем работать над собой, над отношениями с близкими.

По словам матери, она пыталась донести до сына, что его желание сменить пол может быть временным наваждением, которое вскоре пропадет. Уговорить не применять никакие таблетки, потому что цена ошибки может быть слишком высока — потерянное здоровье.

При этом Ирина не пыталась отговорить сына совершенствоваться в искусстве макияжа. Наоборот, покупала ему косметику и думала, что в будущем он сможет стать визажистом. По словам матери, она отправляла Сережу учиться маникюру, но ему это было неинтересно — на занятиях он смотрел в телефон и не был заинтересован в знаниях на эту тему.

За несколько дней до 15-летия Ирина привела сына к сексологу. Она хотела разобраться, правда ли ее сын трансгендер или поддался чужому влиянию. В заключении врача Татьяны Семашко (есть в распоряжении редакции) в графе «Клинический диагноз» указано: «транссексуализм». Подростку рекомендована психотерапия и наблюдение у психиатра-сексолога до 18 лет. В отдельной строчке прописано: «в лечении в настоящее время не нуждается». Никаких рекомендаций о приеме медикаментов врач не давала.

Хоть врач и не рекомендовала пить таблетки, Ирина обижена на нее. По ее словам, Татьяна Семашко даже не посмотрела на ее сына, задавала шаблонные вопросы и провела прием крайне быстро.

О покупке таблеток Сергей маме не сказал. Мать нашла их случайно и выбросила. После этого начало происходить примерно то же, что и с телефоном. Сережа покупал лекарства, а мама отбирала их.

— Ему на карточку перечисляли средства подписчики канала. В 14 лет Сережа завел себе карту. Я приходила в банк, просила закрыть ее, но мне отказали, ведь карта заведена не на мое имя, — объясняет мама.

Собеседница говорит, что со временем состояние ее сына становилось всё хуже. Он стал неуравновешенным, агрессивным, ничего не делал — только лежал на диване с телефоном, просил называть его Полиной.

На почве разговоров о смене пола в семье происходили скандалы. Ирина говорит, что сын кричал на нее «четырехэтажным матом», оскорблял, выбивал двери в порыве злости, наносил себе увечья. Мать боялась, что Сережа навредит себе, поэтому вызывала скорую, в том числе психиатрическую бригаду. После одного из таких срывов подросток попал в психбольницу.

После госпитализации обстановка в семье стала менее накаленной, но ненадолго. Ирина описывает эпизоды из их с сыном жизни, от которых становится жутко. Мать уговаривала ребенка не пить таблетки, отбирала их и получала в ответ агрессию.

— Однажды ночью он схватил меня и говорит: «Скотина, ты мне испортила всю жизнь. Ты понимаешь, что у меня сейчас вырастут большие руки, большие ноги? Ты губишь мою жизнь! Ты не понимаешь, мразь, что ты меня убиваешь? Мне нужно гормоны принимать сейчас! Ты калечишь, тварь, мою жизнь! Я тебя ненавижу! Я тебя уничтожу!» — повторяет слова сына Ирина. — Как я ту ночь пережила, не помню. Я заперлась на кухне, потому что боялась, что если он зайдет, он меня просто скинет с окошка.

По словам женщины, сын стал провоцировать ее. Например, однажды сказал, что бабушки (мама и бабушка Ирины) зажились, а ему нужны деньги на операцию. Ирина восприняла это как угрозу и начала кричать на Сергея. В ответ он прижал ее к холодильнику, стал бить руками и ногами. Мать подростка говорит, что одной рукой смогла дотянуться до стола и тогда «в него полетело все, что там стояло — сахарница, блюдце». В ходе конфликта у Сережи оказалась рассечена кожа на голове.

Во время конфликта на табуретке лежал телефон подростка, который снимал всё на видео. Потом запись, смонтированная так, что агрессором выглядит мать, оказалась в блоге.

Позже Ирина увидела в ванной пятна крови, испугалась за сына, стала стучать в двери его комнаты, требовать открыть.

— Он лежал на диване, снимал всё это и кричал: «Мамочка, не трогай меня, пожалуйста. Я тебя боюсь, не заходи!». Выворачивал все так, будто я изверг, — делится женщина.

Ирина говорит, что Сережа специально обмазывал себя красной краской и снимал видео, в которых жаловался на издевательства матери. За случай, когда подросток получил реальное рассечение, женщину привлекли к административной ответственности за причинение легких телесных повреждений, а вот ее сыну за удары, нанесенные матери, ничего не было. «Он несовершеннолетний, ему можно всё», — со вздохом говорит пермячка.

По словам матери, подросток угрожал, что посадит ее. Заявлял, что знает, как это сделать. Из-за этого она боялась даже находиться дома и две недели жила у подруги, а ее сожитель отказывался заходить домой один, опасаясь провокаций.

Кроме того, Ирина видела побочные действия от таблеток. «Он уже мочился под себя, у него было недержание. Он только лежал и ничего не мог делать», — описывает его состояние мать.

Ирина обращалась куда только могла — к инспектору по делам несовершеннолетних, в отдел опеки, в разные психологические центры, к врачам, но ничего не помогало образумить сына и наладить контакт с ним. Мать говорит, что большинство специалистов просто не понимали проблему их семьи, не обращали внимание на слова матери о влиянии на подростка извне и сводили всё только к проблемам в семейных отношениях.

— Куда ни сунься — никому нет дела, что он пьет всякую дрянь. Везде я плохая, не понимаю сына, — жалуется Ирина.

Общение с психологами и психиатрами было эпизодическим, потому что Сереже это было неинтересно, он считал их глупыми и срывал приемы, например, устраивал скандалы накануне.

В результате ситуация накалилась настолько, что пермячка написала отказ от родительских прав.

— Я понимала, что я не справляюсь. Во-первых, так уже невозможно было жить. Во-вторых, мне нужно было спасать сына, — объясняет свой поступок женщина.

После этого (далеко не сразу, но мы не будем описывать подробности, чтобы не делать этот текст бесконечным) Сережу забрали в социально-реабилитационный центр. Ирина говорит, что его специалисты — одни из немногих, кто понял проблему и грамотно помогал им с сыном.

— Но тут он быстро начал проситься обратно домой к матери-тирану, просил: «Мамочка, забери меня», — вспоминает Ирина.

По договоренности с сотрудниками центра Ирина забирала Сережу домой на несколько дней, но говорит, что там он снова начинал вести себя неадекватно.

— Он не домой хотел, а в привычные условия, где можно манипулировать матерью, — считает женщина.

В результате наладить отношения не удалось и в августе 2022-го дело дошло до лишения родительских прав. Сначала Сергей жил в социально-реабилитационном центре, а потом поступил (по словам матери, с большой помощью сотрудников центра, потому что в девятом классе не учился, а «превращался в женщину») в техникум и переехал в общежитие. У подростка есть опекун, который не живет с ним, но навещает и присматривает.

Ирина за месяцы отсутствия сына смогла немного прийти в себя и снова хочет помогать ему. Она нашла в Ростове-на-Дону центр, который занимается вопросами транссексуальности, и хотела бы свозить туда Сережу, если он согласится. Еще она просила органы опеки за ее счет провести подростку анализы, чтобы понять, какой вред своему здоровью он причинил, но не получила ответа, так как не является официальным представителем.

Женщина надеется, что сможет найти с теперь уже 16-летним сыном общий язык и помочь ему избавиться от чужого влияния и мыслей о смене пола. Она боится нарушить спокойствие сына, вызвать нервный срыв, поэтому не пытается встречаться с ним, но решила обратиться к Сереже через портал 59.RU. Публикуем ее обращение:

«Ты всегда был и будешь моим ребенком. Я хочу, чтобы ты знал, что я очень тебя люблю. Ты мой сын, а не девочка Полина. Это всё пройдет, ты сам всё поймешь. Поймешь, что сделал ошибку. Но мы все люди, мы все ошибаемся, все делаем ошибки.

Я хочу попросить, чтобы ты не верил тому, что тебе пишут в интернете и поберег свое здоровье, потому что сейчас ты думаешь так, а, может быть, через год будешь думать совсем по-другому. То, что ты хочешь сделать — это не жизнь, это ад. Ад не нужен тебе.

Сереженька, подумай. Ты здоровый, хороший, умный мальчик. Ты выберешься — я это чувствую, я верю в это. Кто бы мне что про тебя не говорил, всё равно ты мой любимый, мой ребенок и я верю, что твое сознание очнется.

Мы не застрахованы — даже взрослые люди в секты попадают, что говорить о детях. Если бы я была в такой же ситуации в твоем возрасте, я уверена, что тоже туда же попала бы. Я всё-таки верю, что ты потихоньку, помаленьку, но выкарабкаешься. Ты никакой не сумасшедший. Я тебя очень люблю».

Пермский сексолог Татьяна Семашко отвергает все обвинения матери подростка. Она говорит, что общалась с Сергеем не менее часа и проводила тщательный опрос. Тем не менее с уверенностью сказать, что желание сменить пол истинное, по результатам одного приема она не могла.

— Диагноз «транссексуализм» был поставлен как предположительный. Не указывать совсем никакого диагноза я не могу — таковы современные требования, — объясняет 59.RU Татьяна Семашко. — Рекомендаций о приеме каких бы то ни было препаратов я не давала. Пациенту я дала рекомендацию вести себя так, как принято в обществе, и ничего не предпринимать по поводу смены пола как минимум до совершеннолетия.

По словам Татьяны Семашко, медикаментозную терапию могут назначить только пациентам старше 18 лет, да и то после длительного наблюдения и обследования.

Сексолог не исключает, что информация из интернета может влиять на подростков и подталкивать их к мыслям о смене пола даже в случае, если они не являются трансгендерными от природы. Таких, истинно трансгендерных людей, по словам Татьяны Семашко, крайне немного — всего один человек на 500–700 новорожденных.

В Министерстве социального развития Пермского края (ему подчиняются отделы опеки и социально-реабилитационный центр, где жил Сережа) 59.RU сообщили, что подростка поместили в центр в апреле 2022 года по его заявлению.

— В учреждении несовершеннолетнему оказана необходимая социальная, психологическая и медицинская помощь. Он поставлен на учет в территориальном управлении Министерства по городу Перми как оставшийся без попечения родителей, — прокомментировали в Минсоцразвития. — <...>. Подростку назначен попечитель и необходимые меры социальной поддержки, оказывается необходимое сопровождение. Он является студентом Пермского колледжа, обучается на первом курсе, ему предоставлено место в студенческом общежитии. Пропусков занятий без уважительных причин, нарушений правил внутреннего распорядка подросток не допускает.

Психиатр Елена Глянцева говорит, что восприятие себя как транс-персоны у подростка может быть ошибочным.

— Например, непринятие себя, своего тела, своей внешности можно принять за гендерную дисфорию (дискомфорт из-за несовпадения между своей гендерной идентичностью и полом, приписанным при рождении. — Прим. авт.). Глубокая нелюбовь к себе, вплоть до ненависти, обесценивание, непринятие даже изменений в теле под влиянием гормонов, нежелание взрослеть может восприниматься как непринятие гендера, — объясняет Елена. — <...> Часто гендерные вопросы идут рука об руку с достаточно глубокими психологическими проблемами. <...> Психологические проблемы это не диагнозы, они есть у всех без исключения, разной глубины и степени тяжести. Поэтому, как правило, подростки, столкнувшиеся с этими вопросами, нуждаются в психотерапии.

Психиатр посмотрела видео с историей Ирины и ее ребенка и считает, что это как раз тот случай, когда у членов семьи «есть глубокие психологические проблемы, которые привели к таким взаимным деструктивным отношениям». В то же время мнение о существовании трансгендерных сект, которое встречается в обществе, Елена Глянцева не разделяет и считает, что их существование — миф.

Ранее в России одобрили закон о запрете ЛГБТ-пропаганды. Мы рассказывали всё, что известно о документе.