Александр Калих, руководитель пермского общества «Мемориал»: «Все думают, что воля — это отсутствие ограничений. Нет, свободный человек — это ответственный человек»

Об особенностях русского менталитета, борьбе за мир, волонтерском движении, своем отношении к войне в Южной Осетии и об основных методах работы общества 59.ru рассказал руководитель пермского общества «Мемориал»* Александр Калих.

— Александр Михайлович, расскажите о функциях «Мемориала»...

— Существует два «Мемориала»: большой «Мемориал» — в него входят люди, пострадавшие в годы репрессий (примерно 4,5 тысячи участников в регионе), и молодежный «Мемориал» — небольшой (50–70 человек). У обеих организаций очень много задач. Но главная — это защита прав и интересов пострадавших во время политических репрессий. В течение последних двадцати лет я наблюдаю, как относятся к этим людям. Это унизительно и стыдно. Стыдно за государство, которое обращается так с людьми. Оно не чувствует ответственности.

В законе «О реабилитации жертв политических репрессий», который был принят в 1991 году, были слова, что государство несет не только материальную, но и моральную ответственность перед этими людьми. Три года назад Государственная дума РФ выбросила эту фразу. Они не считают себя ничем обязанными перед репрессированными. А ведь последствия большого террора сказываются до сих пор! Масса русских качеств: низкопоклонство; нелюбовь к власти с одной стороны и готовность перед ней «стелиться» — с другой; неумение быть свободным и независимым; зависть; страх перед властью, правоохранительными органами, страх перемен, страх встать на ноги, заставить себя действовать, быть самостоятельным и независимым от государства. Все эти качества были заложены в человеке в советское время.

— Получается, у молодых людей эти качества появляются из-за советского воспитания?

— Да, это один из факторов, который влияет на наш менталитет. Это отличает россиян от свободных обществ. Я не боюсь говорить, что мы еще несвободны.

К примеру, мы проводили международный волонтерский лагерь «Квартира». В нем принимали участие волонтеры из Италии, США, Германии, России и других стран. Различия в менталитете были настолько явными! Идет дискуссия. Как ведет себя русский в споре? Первая задача — промолчать и не высовываться. «А вдруг я буду выглядеть глупо?» — думает он. У русских отсутствует привычка выражать свое мнение. Поверьте мне, что 70 лет социалистического строя и история репрессий — все было направлено как раз на это. Мы при помощи волонтерских лагерей пытаемся высвободить человека. Чтобы он глотнул свободу. Свобода — это самостоятельность, независимость и ответственность. А ответственность за свои слова он почувствует только тогда, когда будет говорить, ошибаться и набивать шишки.

— То есть основная ваша цель — изменить менталитет русского человека?

— Да, можно сказать и так. Мы просто делаем все, что в наших силах. Мы хотели бы, чтобы выросло свободное поколение. В России до сих пор инстинктивно боятся слова «свобода». Все думают, что воля — это отсутствие ограничений. Нет, свободный человек — это ответственный человек. Сознающий, что он делает и действующий сознательно. Советская система ставила перед собой задачу создать «нового человека» и вполне успешно этого достигла. Наша задача — освободить его. Мы до сих пор живем страхами. По прежнему мы говорим в телефонную трубку: «Это не для телефона». Даже не задумываясь, что это идет на бессознательном уровне с тех времен, когда эти аппараты прослушивались.

— Выходит, в своей работе вы делаете большую установку на моральное, чем на материальное?

— Безусловно. Мы вообще романтическая организация. Все, что мы делаем — бесплатно. Издаем книги — мы их раздаем. Волонтеры едут к нам бесплатно, не считая затрат на дорогу. Еще одна форма нашей работы — волонтерская социальная служба. Ребята — добрые души — делают просто подвиг для настоящего времени. Они ухаживают за пожилыми людьми. Они не только помогают по дому, но и разговаривают с пенсионерами. Это огромная социальная работа. У нас вечная стена между старшим и младшим поколением. А когда они работают вместе несколько месяцев, то становятся родными людьми! Самая большая трагедия, когда волонтерам приходится покидать стариков.

— У каждого волонтера подопечные находятся на постоянной основе?

— Да, мы даем каждому по одной-две семьи. Иностранцы берут даже по три-четыре. Но волонтеры работают не только с одинокими престарелыми людьми.

Еще одно направление нашей работы — экспедиции по «Рекам памяти». Передвижные волонтерские лагеря идут по местам ГУЛАГа. Они фотографируют, картографируют, пытаются понять историю этих мест, записывают воспоминания людей. В результате, в нашей электронной базе воспоминаний около 400 записей. Из них мы создаем Книгу памяти жертв политических репрессий. В августе я работал над очередным томом и чуть не сошел с ума! 20 лет слушаю воспоминания пострадавших в те годы. Но совсем другое дело, когда редактируешь, чувствуешь каждую строчку — в конце этого вполне можно попасть на Банную гору (в Пермскую краевую психиатрическую больницу. — Авт.). Это показания людей. Вселенский суд.

— Каким образом вы доносите эти книги до читателя?

— Их получают все библиотеки и школы края. Особое направление — это работа с учителями. Мы проводим семинары, рассказываем об истории репрессий. На сборах я их часто спрашиваю, кто из семей репрессированных. Примерно 30–40%. Пермский регион очень сильно пострадал. Сейчас люди слишком заняты собой. Но история может повториться — такова человеческая природа. В целом, за год мы систематически работаем с двумя тысячами человек.

— Каким образом к вам приходят волонтеры?

— По-разному. Слышат от друзей, читают в журналах и так далее. Идет постоянный круговорот: они вырастают, приходят другие. Еще одно наше направление — «Мой мир без вражды». Мы выступаем против межнациональной, межконфессиональной нетерпимости. Мы проводим акции в вузах, школах. Одна из них — это Полотно мира. Каждому учебному заведению раздали кусок ткани, на котором они должны были написать свое отношение к существующим проблемам: нетерпимости, антисемитизму. Они сшивали кусок будущего Полотна и передавали нам. Из них мы делали Полотно мира. Во время последней акции его длина была 170 метров, больше квартала!

— То есть эта акция не разовая?

— Она и разовая, и неразовая. Она уже дважды проходила в Перми, в Березниках и других городах страны. В этом направлении мы работали всегда.

В продолжение темы про «Мой мир без вражды» — вы заметили, что в городе практически не стало нарисованных на стенах фашистских знаков? Многие годы наши волонтеры, школьники, иногда даже независимо от нас закрашивали их. Многие годы мы соревновались со скинхедами. Кажется, жажду нарисовать свастику в стране, которая победила фашизм, мы подавили. Заметьте, их практически не осталось! Также в рамках этого направления мы работаем с солдатами, проходящими срочную службу. Мы считали и считаем, что защищать людей можно не только с автоматом. Те, кто выбрал альтернативную службу, работают также, как волонтеры, в больницах, социальных учреждениях.

— А волонтерство могут засчитать за альтернативную службу?

— Нет. Сейчас мы добиваемся того, чтобы волонтерская служба для молодых людей считалась альтернативной. Мы добились закона об альтернативной службе, но государство нас обмануло. Этот закон самый ужасный в мире, потому что срок в 2,5 раза больше, чем у срочной. К нам часто приезжают иностранцы и проходят альтернативную службу, которую засчитывают в их государстве. Есть знаменитый немецкий «комплекс вины». С детского возраста у них воспитывается ответственность за те страны и народы, которые пострадали от фашизма. Один 18-летний немецкий волонтер сказал мне: «Я приезжаю сюда, потому что чувствую себя виноватым перед вашим народом».

— Судя по ходу ваших рассуждений, вы — пацифист?

— Безусловно. Я лично и волонтеры против войны в Южной Абхазии, вообще против всякой войны. Борьба за альтернативную службу — это было осознанное движение.

— Какими методами этого добиваетесь?

— Как я уже говорил, это наша борьба за альтернативную службу. Это альтернатива насилию. Человек с автоматом готов убивать, а «альтернативщик» — бороться за мир.

— Последний вопрос. Вы помогаете жертвам трагедии? К примеру, родственникам погибших во время авиакатастрофы Boing-737?

— Мы призываем всех прекратить разбираться в причинах этой катастрофы — мы не профессионалы и ничего не решим. Лучше финансово помочь родным и близким погибших. Сейчас пожертвования уже поступают. Кроме того, на месте трагедии будет установлен памятник. Думаю, его возведут в течение года.

* Признан иноагентом