Денис Смирнов, доцент кафедры практической психологии Пермского педагогического университета: «Самое страшное – чувство неподготовленности»

Новый год стучится в двери. Заведения, которым посчастливилось в общении с представителями прокуратуры и Госпожнадзора, готовятся к наплыву посетителей – завсегдатаев закрытых клубов и ресторанов. Но человек, как известно, лишь предполагает, и в разгар веселья произойти может всякое. Профессиональный психолог Денис Смирнов в беседе с корреспондентом 59.ru дал от лица попавшего в чрезвычайную ситуацию несколько советов и рассказал о том, что на самом деле вызывает панику на примере произошедшего в ночном клубе «Хромая лошадь».

– На что толкает человека желание выжить?

– Человек – это биосоциальное и социальное существо. То есть получается, что у человека действует два мотива. Это мотив самосохранения и, с другой стороны, сохранение близкого человека одновременно. Эти мотивы как раз являются основой действий человека в экстремальной ситуации. Причем он действует успешно, если осознает мысль не «я хочу выжить», а «я хочу, чтобы выжил человек, который находится рядом со мной». Если человек проскакивает этот мотив, то мы имеем дело с паникой. И здесь человек делает во внешнем мире то, что он должен сделать в своей голове. Какая бы экстремальная ситуация ни была, нужно начать действовать без страха, важно действовать осознанно, и это самое сложное. Здесь надо оценить ситуацию, но в практике это ведь не получается сделать. Оценить ситуацию: где выход, какие условия, откуда идет реальная опасность и так далее; чего нужно бояться, а чего не нужно бояться. Суть в том, что в ситуации паники человек начинает, как мышка в клетке, биться в каждую щель – вот это паника.

– Мысль человека о том, что он может не спастись, давит на него, или есть только одна цель – выбраться?

– По идее, есть такая стадия в процессе принятия решений, называется мозговой штурм, когда я просто накидываю идеи, как я могу спастись. Я могу выйти через верх, я могу выйти через окошко, я могу выйти через дверь, я могу как-то затаиться, могу спрятаться и так далее – это все варианты, но в экстремальной ситуации, как ни странно, должно быть время на такой мозговой штурм. Сколько бы времени не было на спасение – две минуты или тридцать секунд, потому что тогда у тебя создается пространство выходов, куда ты можешь двигаться, и тогда появляется некая свобода, ты начинаешь видеть ситуацию не изнутри, а со стороны, что очень важно.

А если человек не осуществляет этого у себя в сознании, это начинает осуществлять его тело. Он прыгает в стену, думает, что там окно – окна нет, бежит направо. То есть он, по сути дела, осуществляет мыслительные действия во внешнем пространстве. А если я делаю это в уме, то я имею право на ошибку.

С другой стороны, современное общество избегает темы смерти. Мы ее чрезвычайно боимся. Древние говорили «Memento more» – думай каждый миг о смерти своей, она тебя может настигнуть в любой момент, нет безопасных мест в этом мире. Как же тогда жить? Важно понимать, что смерть может прийти в любой момент. Есть два мотива у человека: избежать смерти и выжить, а второй момент – встретить смерть достойно. И то же самое, когда я убегаю от смерти, я поворачиваюсь к ней спиной, и есть такой момент, когда нужно посмотреть ей в глаза. Где вот эта грань? Либо нужно принять смерть, либо бороться до конца.

– Одна девушка говорила, что если бы не муж, то она так и осталась бы в «Хромой лошади». Получается, эта связь дает больший шанс, нежели бежать в одиночку...

– Больше шансов выжить у тех, кто спасает других. Потому что, спасая другого человека, он уже находится в отстраненной позиции, он уже может видеть. Он не жертва, он – спасатель. Это активная агрессивная позиция, она чрезвычайно важна и полезна. Мало того, этот человек руководствуется двумя мотивами: спасти себя и спасти другого, эгоист руководствуется только одним. Невозможно спасти другого, не спасая себя. Вот эти два начала должны быть; вспомните, что нам говорят, когда мы летим на самолете и когда выпадает маска – наденьте маску вначале на себя, потом на ребенка. Какой смысл в том, что ты наденешь маску на ребенка, а сам задохнешься? Или если ты, задыхаясь, не наденешь маску на ребенка, тогда оба погибнут. Достигая состояния некоторой стабилизации, можно помогать другому человеку.

– Будет ли человек, вышедший покурить на улицу, в дальнейшем себя винить?

– Установлено, что чем большую травму получает человек, тем меньше у него психических последствий. Если же человек не получает ни царапинки, то психическая травма оказывается сильнее, особенно если он не совершал каких-либо действий по спасению людей. Что это за чувства? Само по себе чувство вины – это искусственное чувство. Оно связано прежде всего с социальным обвинением.

Любое чувство – это остановленное действие. Негативное чувство – это вина, злость. Что со мной может происходить после? Я могу злиться на организаторов этого мероприятия, я могу обижаться на наше правительство, я могу ненавидеть кого-то, после я могу подозревать всех и никуда вообще больше не ходить. Эти чувства – остановленное действие, это знак того, что я должен что-то сделать. И это не искупление, это просто моя реальная ответственность, что я могу в настоящий момент времени сделать. Во-первых, еще не поздно и никогда не поздно. Во-вторых, часто я должен сделать что-то для других людей.

– То есть это зависит от того, насколько быстро я это пойму?

– Скорость здесь – сложная штука. Я могу эти чувства задвинуть, игнорировать их, я могу начать себя уговаривать и так далее, но это некоторая защита. Но все равно должно пройти какое-то время. И суть в том, что важно погружаться в эти чувства, потому что они как раз являются знаком, они говорят нам о том, что я должен сделать. Если я буду их избегать, то так и не будет понятно, что же я не сделал.

– Горе объединяет людей?

– В любом случае, это естественно, мы можем испытывать чувство объединения, Это как раз касается некоторой проблемной вещи, которая относится к нашему большому обществу. Возникает иллюзия,как будто мы одно и тоже испытываем, но мы испытываем разное горе.

Люди вообще стремятся просто к объединению. Мы можем испытывать странное переживание, когда, например, теряем близкого человека. Ведь собирается большое количество людей, чтобы проводить его в последний путь. И ты видишь, что люди, которые друг друга не очень любили, встречаются вместе. И здесь возникает странное ощущение: с одной стороны, боль утраты, а с другой стороны – некоторая радость от того, что все эти люди вдруг пришли. Но почему-то на день рождения они все к нему не приходили.

В негативных эмоциях объединиться всегда проще, сложнее объединиться в позитивных, разделить их. Человек умеет сострадать, ангелы умеют сорадоваться. Чтобы сорадоваться, надо двигаться к общим целям, а современное общество – это общество, не имеющее цели, больших духовных целей. Нет ни одного государства, в котором есть какая-то такая общая цель, к которой люди двигаются. Негативные чувства – ложное объединение, и мы стремимся к негативным ситуациям в своей жизни лишь из-за того, чтобы испытать вот это чувство объединения.

– Родственники пострадавших готовы принять помощь и поддержку или считают, что это все пустое?

– В любом случае помощь здесь нужна. У человека есть потребность побыть одному с этим горем, это факт. И вот это момент, когда человек должен плакать, он хочет плакать и пусть он плачет. Он должен горевать, он должен скорбеть. И это какое-то время. В этих переживаниях важно побыть. Именно для этого в нашей культуре существует похоронная церемония. Чтобы человек мог туда погрузиться во всей полноте. Потому что это естественное ощущение: мы испытываем разрыв связи с этим человеком.

С другой стороны, человеку нужна поддержка, чтобы выйти из этого состояния, потому что мы сталкиваемся со страхом в новой жизни. Теряя человека, мы теряем частичку себя, и теперь уже без этой частички нам будет сложно жить. Человек как бы останавливается в этом состоянии, возникает страх некоторой свободы: теряя близкого, я освобождаюсь, но этой свободы мне не надо было. И теперь у меня появляется какая-то новая возможность.

– Этот человек сам сделает шаг или нужно поймать момент и самому пойти ему навстречу?

– В идеальном моменте здорово, когда мы идем друг другу навстречу, но в нашей культуре не принято искать помощи и не принято оказывать помощь. Бывает достаточно одной какой-то фразы, одного взгляда, чтобы человек понял: «Меня ждут в этом мире». С гибелью близкого мы сами гибнем, потому что мы привязаны и мы идем за ним туда же. И теперь мы уже рождаемся заново и заново приходим в этот мир уже без этой частички себя. Важно, чтоб в этом мире меня кто-то встретил и принял.

Часто получается, что я остаюсь неуслышанным или я боюсь оказаться услышанным, и в этой точке очень важен человек, который меня встретит. Это может быть друг, это может быть священник, психолог, это может быть прохожий, обычный прохожий, это может быть кто угодно, но эти люди – они как раз очень важны, они как ангелы, которые помогают человеку оказаться здесь.

– Что бы вы рекомендовали человеку, попавшему в чрезвычайное происшествие?

– В экстремальной ситуации мы сталкиваемся с четырьмя позициями: позиция жертвы (ее состояния: страх, бессилие, отчаяние, слабость), позиция агрессора (злость, ярость, гнев, желание причинить боль), позиция спасателя (сила, чувство справедливости, сторонняя позиция, средство спасения), и, наконец, наблюдатель (невключенность в ситуацию, некоторое любопытство, порой некоторая скука, нейтральное состояние). Когда мы находимся в экстремальной ситуации, мы можем оказаться в любой позиции. И если посмотреть на пожар, то в качестве агрессора будет огонь, то есть тот фактор, который меня реально будет уничтожать. Здесь очень важно понимать, что именно тебя может уничтожить. В бегущей толпе может уничтожить дым, огонь не так быстро, люди, которые бегут, падающий потолок.

В экстренной ситуации еще и актуализируются фобии. Фобия – это страх-заменитель. Стрессовые ситуации разные, но организм переживает одинаково на гормональном уровне. И получается в детстве, например, я испытал страх, вернее, чувство одиночества, когда потерялся в толпе, я испытал разрыв связи с матерью. Ребенок испытал некоторый стресс, это была самая мощная стрессовая ситуация в его жизни. При пожаре экстремальная ситуация иная, так как там (в детстве) была смерть социальная, здесь смерть – физическая. Гормональный фон получается такой же, но в этой ситуации я не оцениваю реальную угрозу: там-то мама ушла, а здесь я не дифференцирую истинный фактор, и у меня возникает иллюзия, что мой милый находится вон за тем столом, и испытываю фобию потери связи с ним, хотя реальная угроза заключается не в том, что мы расстались, а в том, что мы можем сгореть. И вот эти фобии мешают действовать человеку адекватно, старые стереотипы, комплексы начинают работать.

В ситуации стресса очень важна некоторая пластика движения по этим четырем позициям. Если ты окажешься в состоянии жертвы, в состоянии бессилия, то ты погибнешь. Очень важен переход в состояние агрессора, стать агрессором по отношению к огню, что может уничтожить огонь – вот этот вопрос помогает. Как я могу спастись? И здесь я становлюсь спасателем самого себя. Занять активную позицию спасателя. Необходимо осознавать ситуации и выживать в них. К сожалению, нас этому в школе не учат, кому нужны лекции по ОБЖ? Технику безопасности студенты тоже проходят, но как себя вести в данной ситуации? Единственный способ – создавать эти ситуации и выживать в этих ситуациях. Это как практика спортсмена: он не просто тренируется, он тренируется переживать стрессовую ситуацию. И каждую неделю, каждые две недели у него соревнования, где он учится жить в стрессе.