Освенцим: мы помним этот ад

Горели фашистские печи,
Хлестали фашистские плети.
Кричали и плакали дети,
Сквозь слезы зовя матерей.
Собаки рычали и рвали,
И снова нас плети хлестали.
Мы падали и выживали,
Навеки кляня палачей...

«Мне было шесть», – так начинает свой рассказ пожилая женщина. Мы сидим в маленькой комнатушке. Со старого комода глядят снимки далеких лет. Здесь живут именно те воспоминания: Лидия Уткина – узница Освенцима. В нацистском лагере она пробыла всю войну.

Ад на земле

«Я с родителями жила в Бресте. Не в городе, а в самой крепости. Отец был офицером, – начинает собеседница. – Перед войной большую часть гарнизона отправили в летние лагеря на учебу. В крепости осталось очень мало солдат. Может, один отряд. В тот день началась бомбежка с самолетов. Было 4 утра. Мы убежали в подвалы. Я думала, что идут учения. Слышу только шум, свист. Учения у нас были часто. Но когда выскочили на улицу, мы поняли, что это настоящая бомбежка. Детей, женщин и стариков было много. Отца тогда не оказалось в гарнизоне».

Через день обитателей крепости эвакуировали в Брест, на железнодорожную станцию, чтобы уехать из города. «Немцы были уже везде. Лошади. Телеги. Так нас увозили из Бреста. Но вокзал был захвачен фашистами. Мы смогли добраться до леса, – вспоминает Лидия Алексеевна. – По нашему следу пустили собак. Отстреливали каждого человека. Со мной был младший брат моей мамы. Ему было всего 15 лет. Он схватил меня, посадил на плечи. Мы спрятались у берега, он стоял по грудь в воде на плечах со мной. Нашли нас быстро. Подбежали собаки, овчарки. Всех нас выловили и загнали на вокзал. Позже начали отбирать молодежь. Детей загрузили в вагоны-телятники. Нас пригнали в Минск».

Там организовали русское гетто. Поселили пленных в школе. Взрослые работали: копали рвы. Детей угоняли на заготовку овощей. В гетто пленников продержали год. Кормили раз в день. Бомбежки были все время. «Мы очень ждали, что нас освободят наши. Но освобождение пришло только через четыре года...» – говорит Лидия Алексеевна.

После гетто пленных опять погрузили в телятники. «Я помню эти вагоны. Мы все уже были заморенные. Свирепствовали чесотка, вши, тиф. Туалета не было. Мама говорила чтобы я руки и ноги мыла собственной мочой. Это снимало зуд, – вспоминает собеседница. – Потому что чесотка – это расчесывание в кровь. Нас пригнали в Польшу. Ехали очень долго, в дороге люди умирали». Трупы просто выбрасывали из вагона. Такую чистку делали на остановках. Если начиналась бомбежка, пленных так и кидали в вагоне. «А мы сидим там и ждем – попадет бомба или нет», – голос женщины дрожит.

Освенцим

В Польше пленников выгрузили. В Кракове. Здесь начался самый настоящий ужас. Детей стали отбирать у матерей.

Среди детей отобрали тех, кто покрепче, посадили их в машины. Девочку Лиду повезли в город Аушвиц недалеко от Кракова. По-немецки его называли Освенцим. Это был уже построенный капитальный концлагерь. Почти весь город тогда уже был лагерем. «Вышки, стены, колючая проволока. И конечно, собаки... Собаки. Они запомнились на всю жизнь, – моя собеседница внимательно смотрит на старые снимки. – Злые, натасканные, слюна течет, рычат, а немцы играют на губной гармошке. Так я попала в Освенцим. В Кракове мы с мамой распрощались, чтобы встретиться через 50 лет. Но мы встретились...»

Лидия Алексеевна тянется к стопке снимков. На одном из фото «парадный» вход в Освенцим. Над главным входом в лагерь смерти было написано: «Труд делает человека свободным».

Видео не рекомендуется к просмотру лицам младше 18 или с неустойчивой психикой

«Мы – материал»

В Освенциме началась санобработка. «Вшивые, грязные, чесоточные люди, немцы даже не прикасались к нам. Приказали раздеться, одежду убирали баграми и сжигали, – говорит Лидия Алексеевна. – В комнате был крутящийся круглый пол, он постоянно вращался. На круг загоняли по 5-6 человек. Абсолютно голых, перед санобработкой всех побрили. Немцы стояли по двое, кто в масках, кто в противогазе».

Из шланга мощной струей всех без разбора окатывали очень едкой жидкостью. Круг вращался, кто-то падал. Эта жидкость попадала на разъеденное расчесанное тело, в уши, в нос, боль была невыносимая.

«Я заметила, что заходило нас в комнату пять человек, а выходило три. Исчезали те, кто падал с круга. Я не знаю, что потом с ними было», – рассказывает собеседница.

Детей одели в робы и погнали в бараки. Через день у них проверили группу крови. «Мне повезло. У меня оказалась четвертая группа... У кого была первая, которая подходит ко всем группам, у тех детей выкачивали кровь до предела, – наш разговор становится все откровеннее. – Раз или два сходит – все, а потом в газовую камеру. Но у нас выкачивали тоже много, после давали кружку с каким-то сладким пойлом. До барака еле доплетались. Кто-то не доходил».

У детей были надзирательницы. За малейшее ослушание или когда ослабевший ребенок даже встать на ноги не мог, на него обрушивалась плетка. Плеть была у каждой надзирательницы. «Мы же были как материал, – говорит Лидия. – Зачем построили Освенцим? Настоящий лагерь смерти: печи, газовые камеры. Газовая камера – это, на самом деле, был вагон на рельсах. Туда загоняли всех: и взрослых, и детей. Включали газ. А после этот вагон прямо по рельсам приезжал вплотную к печи. Людей сжигали».

Дети все понимали, наоборот, их даже пугали крематорием. Иногда их посылали в овощехранилище. Перебирать гниль. «Но мы были счастливы. Мы этой гнилью могли наесться. От постоянного голода люди были как живые мощи», – вспоминает Лидия Алексеевна.

«Мы замолчали»

Десятилетнюю Лиду отец нашел только после войны в детдоме. «Во всех городах, в которых мы потом были, во всех лицах я искала маму. Встретились мы только в 1994-м, – вспоминает Лидия Алексеевна. – А после войны мы закрыли свои рты на замки. До 1988 года. Пленные считались предателями, их ссылали в лагеря ГУЛАГа. И в Перми было множество советских концлагерей: Балатово, Гайва – это же территория бывших колоний, там до сих пор микрорайоны называются Первая зона, Вторая зона».

Девочке отец сказал закрыть рот и молчать о плене в Освенциме. Вплоть до 9 класса Лида была без документов. Почти сразу девочке сделали пластическую операцию – убрали выжженный в Освенциме номер 043885.

Возвращение в Освенцим

Уже в 1990-ые Лидия Алексеевна поехала в Польшу по путевке. «Я не ожидала, что нас на экскурсию поведут в Освенцим, – рассказывает она. – В кинозале нам стали показывать документальный фильм, как освобождали узников Освенцима в январе 45-го. И я увидела себя, шестилетней девочкой, на этой пленке. Я не знаю, что случилось... Просто вырвался крик. Мне стало плохо. Я даже встать не могла».

«Вы сейчас мало что знаете о войне. Знаете, когда в первые минуты войны мы вышли из убежища в Бресте, мы, дети, поседели. Везде трупы людей, лошадей, разрушенные в миг дома. За один день. Я сейчас не могу спокойно это вспомнить», – говорит на прощание пожилая женщина, перебирая старые снимки, которые окружают ее все эти годы. В этих крупицах живут не только воспоминания шестилетней девочки, узницы Освенцима – в них живет история тех людей, той страны.

P.S.

Лидия Алексеевна живет одна. Месяц назад умер ее сын. Одинокая женщина была рада приезду волонтеров из «Мемориала». Ребята приехали из разных стран: Германия, Эстония, Швеция. Уже много лет волонтеры участвуют в акции «Чистые окна». Безвозмездно ребята делают ремонт, моют окна участникам войны, бывшим репрессированным. «С каждым годом таких адресов становится все меньше», – рассказывают волонтеры. Встречу с ними смотрите в нашем сюжете.