Отечественная наука переживает не самый легкий период своей истории. На этом фоне в обществе растет интерес к сверхъестественному и паранаучному. Однако подрастающее поколение вселяет надежды в экспертов. Что привлекает современных детей в работе ученых? Почему падает популярность науки? И правда ли, что на просторах Сибири до сих пор бродят живые мамонты? Об этом и многом другом нам рассказал кандидат биологических наук, с.н.с. Палеонтологического института им. А.А. Борисяка РАН Евгений Мащенко.
– Здравствуйте, Евгений Николаевич. Вы в Перми уже не в первый раз, какие у вас впечатления о нашем городе?
– Первый раз я приехал в Пермь в 2013 году по приглашению Пермского краеведческого музея, для совместных работ, когда начинались раскопки трогонтериева слона. С этого времени мы сотрудничаем с вашим музеем. Я консультирую сотрудников музея по вопросам, связанным с полевыми работами и по развитию экспозиции.
Хочу сказать, что Пермь – это город, где о палеонтологии традиционно знают много. Одно название стоит того, чтобы в здешнем музее существовал большой палеонтологический отдел. В первую очередь он посвящен Пермскому периоду: растительности и животным того времени. На территории Пермского края есть важные палеонтологические находки, известные во всем мире.
– То есть в Перми развивается собственная палеонтологическая школа?
– Правильнее будет сказать, что Пермь дала миру много известных палеонтологов. Но как таковой школы не сложилось. Я думаю, что это дело будущего. Потому что здесь находится много интересного материала, палеонтологам есть с чем работать и, в конце концов, местная научная школа должна сложиться. Для нашего времени это вдвойне важно, поскольку современные общественные процессы предполагают формализацию знаний и представлений людей о мире. На этом фоне работа музеев и связанная с ней научно-экспозиционная деятельность очень важны для образования для того, чтобы давать широкому кругу людей представления о научных взглядах на устройство мира и пропагандировать естественнонаучные знания. Сейчас это очень важно.
– А спрос на это есть? Люди интересуются наукой?
– Интерес высокий, но избирательный. Внимание общественности сосредоточено на определенных научных темах, которые наиболее «жаренные». Например, вопрос того же клонирования мамонта. Откуда-то взялась уверенность, что это произойдет в ближайшее время. Хотя специалисты прекрасно знают, что клонировать вымерших животных невозможно.
– Почему невозможно?
– Процесс клонирования можно запустить только в клетке, полученной от живых животных. На материале мертвого животного, даже если оно умерло 20-30 лет назад, вы не сможете запустить этот процесс. Потому что происходит разрушение ДНК, и восстановить его при нынешнем уровне развития науки и техники невозможно. Я не говорю, что это невозможно в принципе. Сейчас ведутся исследования по искусственному воссозданию синтез белка, который происходит в живой клетке. В перспективе мы можем этому научиться. Но это дело не ближайшего будущего.
– То есть людям сегодня интересно то, что будоражит воображение?
– Интересно то, что популяризируется в большей степени. В палеонтологии это динозавры и мамонты. Все их хорошо знают и представляют, что это за животные. Что касается динозавров, то надо сказать спасибо Стивену Спилбергу. Его фильм «Парк Юрского периода» стал мощным художественным анонсом, который невероятно поднял интерес к палеонтологии во всем мире. Ну а мамонты – это наше ближайшее прошлое. 15-18 тысяч лет назад – это не такой уж большой срок, учитывая историю человечества, которая насчитывает больше двух миллионов лет. Зная, что мамонты были частью мира, в котором жили наши предки, этот интерес поддерживается на высоком уровне. Возможно, это наша генетическая память.
– Но параллельно растет интерес к различным лженаукам, экстрасенсорным способностям и тому подобному. Как вы считаете, от чего это происходит?
– К сожалению, вы правы. Это говорит о падение общего уровня образования в обществе. Для современной науки борьба с этим очень важна. Это сейчас настолько распространено, что даже в Российской академии наук есть специальная комиссия по борьбе с лженаукой. Ее членам приходится ежедневно сталкиваться с очень серьезными проблемами.
– Неужели уровень образования настолько упал?
– Дело не только в этом. Здесь действует так называемый закон сохранения. Информация, которая является научной и научно-популярной – ее недостаточно. Этот вакуум заполняется тем, о чем вы говорите. Экстрасенсов легче продвинуть, нежели снять хороший научно-популярный фильм, даже о жизни современных животных. Достаточно включить телевизор и становится понятно, что популяризируется сегодня. У нас всего две-три передачи, которые можно назвать значимыми. Это «Диалоги о животных», «В мире животных», передачи Тимофея Баженова и всё. Остальное ‒ Discovery, Animal Planet, – это не наши каналы. Они хорошие, но не нашего производства и рассчитаны на другую аудиторию.
– На Западе сейчас ведется активная популяризация науки. Достаточно вспомнить таких авторов научных бестселлеров как Стивен Хокинг или Ричард Докинз. У нас есть аналогичные примеры?
– Да есть, но, стоит признать, что в меньшей степени, чем на Западе. Все люди, которых вы упомянули, работают в музеях крупных научных центров, либо связаны личными знакомствами с сотрудниками этих центров. То есть, у них есть непосредственный доступ к информации и они анализируют ее, имея возможность получить консультации специалистов определенных областей. Мы тоже стараемся это делать. Наши музеи разрабатывают собственные программы популяризации научных знаний.
– Если брать за пример Пермский край, здесь ведется такая работа?
– Конечно. Ваш пермский музей ведет активную работу в этом направлении. В первую очередь с детьми, и детская палеонтологическая конференция, которая проводится в Перми уже в шестой раз, отличное тому подтверждение. У нас в стране не так много музеев, которые проводят мероприятия такого формата, когда дети серьезно готовятся и представляют работы достаточно высокого уровня. Неважно, что они не станут палеонтологами, это не принципиально. Важно само их участие. Когда шаг за шагом ребенок проходит этапы исследовательской работы – это формирует его мышление, учит находить логические и методологические подходы к решению самых разных задач, необязательно научных.
– А вообще современные дети тянутся к науке?
– Да, тянутся. Даже несмотря на вакуум возможностей, который мы сейчас наблюдаем. Дворцов пионеров, в которых всегда работали бесплатные научные кружки, стало меньше. Соответственно, возможностей занять детей чем-то полезным и интересным, притом бесплатно, тоже стало меньше. Однако интерес ребят к занятиям не снижается. Взять тот же палеонтологический кружок Палеонтологического музея в Москве. Его посещают более 150 детей, занятия ведутся в несколько смен. В Перми на базе «Музея пермских древностей» активно работает летний палеонтологический лагерь. Но вы же понимаете, что этого недостаточно.
– Вы уже несколько раз упомянули детскую палеонтологическую конференцию. Я правильно понимаю, что ваш нынешний визит в Пермь связан именно с ней?
– Да, я участвую в конференции как член жюри и как докладчик. Я буду рассказывать о том, почему на стоянках древнего человека находят много костей мамонта.
– Интересно. И почему же?
– Если вкратце суть проблемы такова. В конце палеолита, примерно 13-25 тысяч лет назад, на Русской равнине – это нынешняя Воронежская и Брянская области, часть Украины, Белоруссии, Чехии и Польши, – было много стоянок древнего человека, на которых находят большое количество костей мамонта. Как интерпретировать эти находки? Ответ напрашивался сам собой: человек истреблял большое количество этих животных, а останки выкидывал. Но, исходя из биологии, из того, что сотни мамонтов не могут жить так компактно, им просто пищи не хватит, то и массовой охоты на них не было. Она велась только на отдельных животных, что нам показывает и оружие того времени, и отсутствие прямых свидетельств об охоте на мамонтов. Их буквально три или четыре по всему миру. Самое показательное найдено в Западной Сибири, где хранится позвонок мамонта, пробитый наконечником копья. Сейчас мы предполагаем, что были определенные места, куда мамонты приходили в течение многих сотен лет и там погибали. А поскольку климат был холодным и сухим, то их останки долго сохранялись. Люди просто использовали их для своих хозяйственных нужд. Но, повторюсь, это не исключает охоты на мамонтов. Просто она не была специализированной. Во-первых, мамонтов было не так уж много и выследить их было трудно. Во-вторых, это было очень опасно. Оружие, которым располагал человек в то время, делало охоту на крупных животных весьма рискованным занятием.
– Евгений Николаевич, вы являетесь научным консультантом раскопок трогонтериевого слона в Пермском крае. В завершение нашей беседы расскажите, как продвигается эта работа?
– Действительно, мы занимаемся этими раскопками с 2013 года. Если погода позволит, то следующий сезон станет решающим. Сейчас уже проложена дорога к этому месту, добраться туда очень сложно. В этом году было очень сыро. Мы оставили 150-170 см породы над самим слоем с костями слона, чтобы вода его не размыла. Летом 2016 года мы планируем раскопки на площади в 40 квадратных метров тогда и увидим, что мы нашли. Я надеюсь, что там сохранилась большая часть скелета. Но опять же палеонтология во многом зависит от удачи. Отдельные кости этих животных находят довольно часто, а скелетов найдено немного. В России их всего пять или шесть и сохранность не самая хорошая. Поэтому любая находка скелета животных этого вида представляет большой научный интерес, а для развития экспозиции местного краеведческого музея имеет огромное практическое значение. В любом случае материал подвергнется научной обработке. Мы уже сделали публикации в научно-популярных изданиях, в частности, в журнале «Наука и жизнь» выходила статья об этой находке.
– Спасибо вам за содержательную беседу. Будем ждать новых открытий.
– Спасибо, до свидания.
Есть ли шанс увидеть живого мамонта и какие у российской науки отношения с церковью? Ответы на эти и другие вопросы смотрите в нашем сюжете.
Досье гостя.
Евгений Мащенко. Окончил Биологический факультет МГУ в 1988 году. Будучи студентом вел научную работу в Палеонтологическом институте им. А.А. Борисяка РАН. После окончания вуза стал сотрудником института. В 1998 году защитил кандидатскую диссертацию по биологии и анатомии шерстистых мамонтов. Эксперт Министерства культуры РФ по палеонтологии. Область научных интересов: морфология, эволюция вымерших и современных млекопитающих (приматы, хоботные, мезозойские млекопитающие), мезозойские зверозубые рептилии.