Мастерские пермских художников. Валерий Будяков — главный пермский импрессионист

Зимой художник Валерий Будяков работает у себя дома, а летом уезжает писать на дачу. Там хранится и основная масса его работ. Всего за 50 лет практики он написал их больше тысячи. И это не однообразные пейзажи, а модернизм во всех его ярких проявлениях. О Валерии Будякове — в новом выпуске «Мастерских пермских художников».

— Я рисую с детства. Сколько себя помню, — начинает рассказ Валерий. — В Пермь меня привезли, когда мне было полтора года. Жизнь была плотненькая. Есть нечего, 48-й год на дворе. В школу иногда ходил голодом. Поэтому и вырос таким маленьким. Многие — не только я. И где-то до 60-х годов тяжело было. Да и потом тоже непросто. Никиту (Хрущева. — Прим. авт.) тогда как раз скинули. Я ведь их всех пережил. Правителей. Их много было, я даже вспомнить их всех не могу. Когда умер Сталин, я собирался в школу. Я его рисовал очень хорошо. Все узнавали. Соседи специально приходили посмотреть. Раньше ведь газетами стены были обклеены, никаких обоев. Вот я прямо на этих газетах я и рисовал. Папа мне разрешал.

Детская любовь Валерия к рисованию переросла в нечто большее в… армии. Он служил три года в ракетных войсках в Забайкалье.

— Красками я стал серьезно увлекаться уже в армии. Я там одного армянина нарисовал, а он был кладовщиком. Ему портрет показался очень шикарным. Я его среди гор изобразил. Он мне мешок красок дал. Мне их лет на восемь хватило, — вспоминает Валерий.

Но на картинах Будякова были не армейские, а преимущественно лирические сюжеты.

— Я не рисовал ракеты длиной в пять метров. Там был другой солдат, из Свердловска, Александр его звали. Он таким занимался, — говорит Валерий. — Я его потом увидел в каком-то журнале. Лет через 40. И по лицу, и по фамилии его узнал.

Именно во время службы в армии художник и принял участие в своей первой выставке «Урал — Сибирь — Дальний Восток».

— Мне разрешали рисовать в каптерке. Я, уходя из армии, целую кипу картин там оставил. Только краски взял с собой, они всегда дорогие были, — рассказывает Валерий. — А когда наш командир на пенсию уходил, мне разрешали с ним как угодно ходить и рисовать. Это же какое доверие. Но я тогда лишь прощупывал творчество. Что было у нас в головах? Шишкин, Левитан. Или Айвазовский, боже мой. Хороший художник — это Павел Филонов, например, или Врубель. Или Кандинский, но здесь ему не дали бы работать, не зря он уехал за границу. Я сейчас как раз читаю книжечку о нем. Перечитываю ее постоянно. Вот она у меня.

Изучает искусство Будяков всю жизнь. Перед поступлением в художественную школу он проштудировал десять томов «Школы изобразительного искусства».

— Я пришел в художественную школу после этого уже подготовленным. Там конкурс был очень крутой. Сто с лишним человек — а брали всего двадцать. Я легко зашел туда седьмым. В институт я не поехал, потому что мне хватило того, что я успел ухватить, — вспоминает Будяков. — Если писал как все, ставили пятерку. Если хоть чуть экспрессивнее — уже с минусом. А на диплом я принес недописанный портрет. Директор вызывает к себе: «Это что за тема такая, недописанный портрет?» А этим ведь каждый художник страдает. Если философски рассуждать, каждый портрет всегда не дописан. В итоге мне пришлось переделать этот портрет в уходящего на фронт солдата.

После художественной школы Валерий еще 25 лет без единого пропуска посещал известную в те времена изостудию во Дворце Ленина. Руководил ею долгие годы Михаил Павлюкевич. А совмещал творчество художник с работой слесарем.

— Я всегда работал слесарем. Это моя мечта. Отработал и пишу картину хоть всю ночь, — рассказывает Будяков. — Помню, мне было 17 лет. Я тогда был лаборантом. Слесарь работает — а я в углу сижу, рисую его и думаю: «Дядя Коля, мне надо быть слесарем. Чтобы время было свободное».

Главный лозунг всего творчества Будякова: «Искусство — это не копирование реального мира».

— Копировать реальность — это ведь полный бред, боже мой. Искусство — это выражение художнического мирочувствия. Того, как человек себя ощущает в этом мире и творчестве. Хоть он музыкант, хоть поэт. Я, кстати, тоже стал стихи писать, — переходит почти на шепот Валерий. — Стихи простые. Я начал их писать, как собака умерла.

Потерял собаку я —
Это не моя вина.
Против воли убиенной
Не найду я сил.
Годы сделали свое
И состарили ее.
Незаметно наше время утекло.
А любовь живет во мне,
Память держится о ней.
Не дает минуты расставанья.
Потерял собаку я —
Это не моя вина.
И лежит под деревом она,
Укрытая зеленым покрывалом.

Собака дала мне толчок. Я с ней 14 лет жил. Она умирала от рака. Плевала на меня, чихала на меня. Я не боялся. Только вытру — и все. Прямо в рот ее кормил. Врачи не стали делать ей операцию, говорили, что не выдержит. Я ее везде рисовал. И сейчас хотел бы ее рисовать…

Будяков не пишет мир, который не понимает или который от него далеко. Темы всегда максимально просты и доступны.

— Я пишу только то, что я понимаю. Вот дочка родила — я пишу «Кормящую». Такие темы. Или тема любви — вот я с женой на картине. У меня здесь чувствуются фигуры, хоть они и не прописаны. Я не рисую кожу, это прошлый век, — показывает художник. — Ради женщины, с которой я живу уже 28 лет, я поднялся гораздо выше. Она у меня архитектор и художник. Я ее спрашиваю: «Наташа, ну как моя работа?» А она меня всегда оценивает.

Однако не все положительно реагируют на творчество художника.

— Мне как-то один сказал: «Если я повешу вашу картину в спальню ребенку, каким человеком он вырастет?» Я ему говорю: «Стоп. Я же ее делаю не для спальни». И я изображаю не те сладости, которые даны ребенку в этом возрасте. Я свои сладости пишу. Они недоступны дилетантам. И тем более детям, — разводит руками Будяков. — Моя тема — приносить радость. А некоторые рисуют одной грязью. Это же ужас. А как они девок любят? С такой же грязью?

Совсем недавно в Пермской арт-резиденции состоялась выставка Будякова «Ритмы жизни», а этим летом он планирует написать свою главную работу.

— Я хочу летом сделать большую работу. Размером с книжный шкаф. Разборную. Собрать в ней все, чем я жил, — откровенничает Валерий. — Мой стиль — это абстракция, экспрессионизм. Я называю его «мой экспрессионизм». Я считаю, что взял кисть — значит ты художник. Значит мы на равных разговариваем. Такое у меня отношение. Я знаю все направления, и мне приятно, что все люди работают по-разному. Иначе было бы неинтересно.

Любимый художник Валерия Будякова — Пабло Пикассо. Все нынешние — убежден Валерий — слишком слабы по темпераменту, но за происходящим вокруг не следить он не может.

— Сходил недавно в музей на Пермь-1 («Россия — моя история» - прим. авт.). Посмотрел. Вышел оттуда. Печальный, как с похорон. Будто в мавзолее побывал. А у вас какое было состояние?

Ранее мы рассказывали о художнице Ольге Пешковой.