Был ли Быкобой? Большой репортаж из села, где проводят древний обряд жертвоприношения

О селе Большая Коча говорили последний месяц много. Именно здесь спустя девять лет хотели провести древний обряд коми-пермяков быкобой. Организаторы говорили, что проводят его во времена нестабильности. По сути, это жертвоприношение — быка ведут на реку, перерезают ему горло, а в крови, стекающей в реку, купаются присутствовавшие на обряде. Мясо варят и едят прямо на берегу. Отношение к обряду кочевцев очень неоднозначное. Но для народа коми — это их обычная жизнь и память о предках.

Обряд местные хотели провести 31 августа. В этот же день в Большой Коче был запланирован праздник святых Фрола и Лавра — Проллавер, который впервые попал в программу «59 фестивалей 59-го региона». По сути, это День села для Большой Кочи. Как сообщили в краевом Минкульте, задачей было поддержать идентичность коми-пермяков. Сам Быкобой не входил в программу Проллавера — в Минкульте 59.ru уточняли, что финансировать покупку быка не будут. Однако после федеральной огласки местных жителей попросили не проводить древний обряд. Кочевцы, как они признались сами, переживали. Это их культура и традиции.

Мы съездили в Большую Кочу 31 августа.

«Про нас даже в местной газете писали»

От Перми до Кудымкара четыре часа пути. В одну сторону. От Кудымкара до Большой Кочи ехать еще сто километров. К самому селу ведет глиняная дорога. В дожди здесь явно сложно проехать.

В Большой Коче с утра оживленно. К местному Дому культуры приезжают автобусы с артистами. В центральном парке поставили сцену и ставят палатки для ярмарочных рядов. В местной часовне с утра идет служба.

Навстречу нам идет школьный водитель Виктор. Он тоже пришел на праздник. Просим немного рассказать о жизни в Большой Коче.

— В селе всего 600 жителей, молодежь уезжает, — говорит Виктор. — Работы мало. В основном работаем у предпринимателя в лесу, в школе, сельсовете и все. Много кто ездит на вахту. Дорога у нас не очень. С Кудымкара до Кочево еще нормально. Асфальт. А к нам — уже глина. Но гравием посыпаем. Раньше было два села — Малая Коча и Большая Коча. Потом их объединили. Но мы все так же делим на Малую и Большую Кочу. Селу нашему скоро 440 лет.

Проллавер местные отмечают каждый год. По словам Виктора, это обычный День села.

— А в этом году хотели провести наш обряд быкобой, но запретили. Даже в местной газете написали — «издевательство над животным», — вспоминает наш собеседник. — Варварами нас назвали. Много лет назад я был на этом обряде, прошло уже девять лет. Народу на берегу собралось тогда очень много. Приезжали даже из соседних деревень. Бычка тогда купила администрация, в реке, окрашенной кровью, люди омывали больные места. А потом мясо варили там же на берегу и угощали всех. За всю мою жизнь всего несколько раз обряд провели. Два или три раза.

Попросили Виктора проводить нас до старожилов села. По пути увидели совсем новенькую школу.

— Школа новая, ее построили года три назад, с местных деревень сюда привозят детей, они пять дней живут в интернате у школы, на выходные — к родителям, — охотно рассказывает о поселковых буднях Виктор. — Учатся у нас в школе 86 детей. Старую деревянную разобрали.

Старожил в селе, по словам Виктора, баба Люба. К ней и идем.

На двери дома бабы Любы болтается ржавый погнутый гвоздь, наспех продетый в железные скобы.

— Ой, нет ее дома. Замок на двери.

— Это гвоздь — замок?

— Ну да, значит, ушла баба Люба.

«Я сама чудачка»

Идем дальше. У другого дома на прогретой солнцем приземистой лавочке сидит мужичок. Здороваемся, представляется — пасечник Иван Платонович. Приехал на Проллавер продавать мед.

— Вы с института студенты? — спрашивает.

— Отучились уже.

— А вот в прошлом году к нам даже из института приезжали. Фольклор собирали, о традициях спрашивали. Пойдем в дом, там хозяйка вам много расскажет. Она коренной житель, все знает.

Хозяйку зовут Валентина. Женщина хлопочет на кухне.

— А что за праздник у вас сегодня?

— Проллавер. У нас и церковь тут Фрола и Лавра. Моего деда Фролом звали. Каждый год 31 августа отмечаем. Мама с утра всегда стряпала, устраивала поминки.

— Быкобой как обряд уже забыт?

— В детстве мама о нем много рассказывала.Так говорила: давно был падеж скота в деревне, и один старовер предложил, что надо заколоть быка. Тогда и мор закончится. Закололи одного быка или оленя, как говорили. Мор закончился. После этого каждый год 31 августа двух-трех быков кололи на берегу. Я не знаю, умывались или не умывались кровью, этого мама не рассказывала. Мясо варили и всех кормили, кто нуждался. Это наш староверческий обряд. Колоть продолжали уже по традиции.

— На вашей памяти был Быкобой?

— Да. Это было в 2009 году. Я ходила. Тогда закололи быка и кровь пустили. У меня ребенок болел, я и его умыла. И сама умывалась. По традиции сделала. Так у нас заведено. Все умывались — и мы умывались.

— Помогло?

— Не знаю. Сомневаюсь.

— Много было людей?

— Очень много. И старики, и дети. Все. На забой детей не пускали смотреть, только к реке умыться. Каждый ведь на что-то надеется. Сейчас запретили. Колоть в этом году на берегу не будут, но мясом будут кормить. Раньше по пятницам нельзя было колоть, это был постный день.

— Как вы отреагировали, что быкобоя не будет?

— Расстроилась. Это не убийство, это традиция, пускай языческая, но традиция. У мусульман есть Курбан-байрам, когда режут баранов. Их никто не судит. У них — свое. У нас — свое. Очень жалко, что отменили. Мама рассказывала, что на быкобой из Чердыни приезжали, из Соликамска, Перми. Привозили трехгодовалых бычков. А потом была хорошая ярмарка. Я за традиции! Я уже старая, староверка. Мне 67.

— Вы сказали, быкобой — староверческий обряд, и у него языческие корни. А на вас я вижу крестик.

— Да, это так. Сейчас очень многое из наших корней забывается, умирает. Очень жалко. Традиция уходит. Вот этот же быкобой. Зачем запретили? Это очень древняя традиция. Не хочешь — не смотри. Это дело добровольное. Ведь коми-пермяки все язычники в недавнем прошлом. Корни есть корни.

— Поговорим о корнях. Молодежь коми говорит на родном языке?

— Говорит. Но вот сейчас в садик идут дети — говорят на русском. Очень неприятно. У меня внучка в Нытве живет, до шести лет тут жила. Оттуда приезжает — русский язык забывает. Дома говорим только на коми. Родной язык бережем. У нас коми язык учат с первого класса в школе. Но получается, что свой родной язык дети учат как иностранный. Он им тяжело дается. Надо с детьми с рождения на коми говорить. А говорят даже не на русском, это смесь коми и русского.

— А почему быкобой на берегу реки Онолвы проводили?

— Онолва для нас особенное место. 19 января, в Крещение, из нее берем воду. Вся вода святая. Но батюшка освящать приезжает редко. Поэтому у нас есть источник Ипат-шор, который не замерзает даже зимой. Мы его считаем святым. Сами к нему ходим с крестиками, сами освящаем и берем воду. У меня еще от бабушки крестик остался, им и освящаю. Сосед огурцы солит водой из Ипат-шора. Никогда не кипятит. Огурцы у него самые лучшие.

— Что все же значит Большая Коча и Малая Коча, которая была по соседству?

— У нас говорят, что люди поменьше были из Малой Кочи, а в Большой — побольше (смеется.) Еще недалеко от нас есть городище Курегкар. Это огромный холм. Там до сих пор стоят истуканы чудей, они — наши предки — по легенде жили в этом месте. У них было много золота. Однажды их решили ограбить. Тогда они спилили подпорки городища и заживо похоронили себя. Да, чуди — наши предки. Так что я чудачка.

Валентина продолжает: чуди были разные — и обычные люди, и водяные, и лешие, даже банные, чердачные и подпольные чуди были. А название Курегкар переводится так: «курег» — это курица по коми-пермяцки, а «кар» — город. Чуди же маленькие были, вроде курочек. В Коче и черные копатели были, даже что-то находили.

«Это было в пять утра»

Идем на речку Онолву. Раньше в ее устье был поселок с точно таким же названием — Усть-Онолва. Жили там переселенцы. Сейчас их мало.

Навстречу идет подросток лет 16–17.

— На праздник идешь?

— Ну да.

— А как праздник называется?

— Вроде День села.

— А традиции родного села знаешь?

— Не интересовался.

— После школы думаешь в селе остаться?

— Я еще не думаю об этом. В следующем году 11-й класс окончу, посмотрим. Здесь спортом занимаюсь. Хожу на футбол и баскетбол. По вечерам играем. Мне нравится.

На берегу людно. Стоит полицейская буханка. Первое, что привлекает внимание, это деревянный мост: шаткая конструкция явно в аварийном состоянии. Частично мост обрушился. В день праздника его огородили предупредительной лентой. Рабочие как раз заканчивали вбивать колышки и обматывать их бело-красной лентой.

На берегу разведены костры. Стоят два больших котла. На большом столе несколько мужчин и женщина готовят мясо. Разговорились с женщиной.

— Сегодня бычка закололи на ферме в пять часов утра. Никто ничего не афишировал, — рассказала нам собеседница. — Сегодня у нас праздник. Готовим угощение и мясо тут на берегу. Это старинная традиция. Будем угощать гостей праздника. И вы приходите. Для нас быкобой — это память о предках. По телевизору столько насилия показывают, и никому дела нет, а тут нас осудили. Это наш личный праздник. У нас ничего нет. В деревне живем, работаем круглый год, ничего не видим. Никогда не отдыхаем. Это алкоголики отдыхают круглый год, а нам некогда. У нас, с детства помню, скотину закалывают на зиму. Это село. Как без этого прожить?

Бабу Любу мы встретили на самом празднике. Он уже был в разгаре: в народных костюмах водили огромный хоровод. Пели песни на родном языке. Пили национальный напиток сур — сначала наливали в одноразовые стаканчики, потом просто передавали по рукам бидон.

— В детстве, помню, мясо на берегу в большой бочке варили, прямо руками мясо потом раздавали, — рассказывает баба Люба. — Так и ели. В воде стояли. Мылись. Говорят, эта вода лечит нас.

Зоозащитники: «Мы готовим карту жестокости»

Как оказалось, на праздник приехали и пермские зоозащитники — хотели увидеть, как пройдет праздник.

— Нас больше всего волновало, что будет с быком, — рассказывает зоозащитница Галя Море. — Мы приехали сюда и убедились, что здесь все отменили. И нас это очень порадовало. Конечно, до конца мы не уверены, что жертвоприношения не было, но, по крайней мере, мы ничего не видели. Главное, это не происходило на наших глазах.

Зоозащитники рассказывают: сейчас они готовят карту жестокости Пермского края.

— Наш проект называется «Карта жестокости к животным», — говорит медиаактивист Тимофей Дубровских. — На этой карте мы отмечаем те организации и события, где происходит насилие над животными. Одним из таких событий для нас является обряд быкобой. Карту жестокости мы опубликуем в середине сентября. В основном на карту попадут промышленные производства мясной продукции, притравочные станции, цирки, зоопарки, контактные зоопарки. Там будут случаи жестокого обращения с животными. Задача этой карты — показать, что жестокость очень близко к вашему дому, работе, даче. И здесь есть одно место, где происходит насилие над животными, — это местная ферма, где производят мясо. Оказалось, это распространено в каждой деревне. Это очень интересно исследовать.

В разговор вступила руководитель проекта «59 фестивалей 59 региона» Татьяна Санникова.

— То есть для вас производство колбасы и вообще мяса является предметом вашего пиара?

— Это наш предмет изучения. Мы изучаем любые процессы, связанные с животными.

— С точки зрения исторической выживаемости тех или иных этносов употребление мясной пищи диктуют условия непростого выживания на селе. Вас интересует процесс мясоедства или каким образом убивают животных?

— Нас интересуют не абстрактные цифры, а реальные цифры, сколько убивают животных в Пермском крае.

— Это не проще вывести из количества колбасы, которую мы потребляем?

— Меня интересует не только еда, а сколько животных убивают в контактных зоопарках, убивают ради молока и мяса или на охоте, или на притравочных станциях. Это огромная индустрия. Она разная. И я хочу получить объективные данные.

— Вы видите разницу: животные для потехи и для выживания?

— Мы живем в достаточно современном мире, вопрос выживания не стоит.

— Я думаю, вы просто счастливо живете в мегаполисе и многих проблем не видите.

В Большой Коче праздник продолжался. Народ охотно тянулся к сцене. Сельская ребятня с удивлением в глазах изучала непонятную «штуку» в небе — квадрокоптер одного из приезжих гостей. Местный Тузик выпрашивал у нас орехи, которые жадно ловил на лету.

«Их культура — это их идентичность, она очень ранима и постепенно уходит»

С нами пообщался доктор исторических наук, член-корреспондент Российской академии наук Александр Черных, который тоже приехал в Большую Кочу в тот день.

— Обычай закалывать быка на праздник распространен очень широко на Русском Севере. Традиция обетных или заветных праздников, связанных со скотом, была характерна у русских, карелов, коми, вепсов, — объяснил исследователь. — Праздник быкобой — это современное название. По-коми-пермяцки он называется Проллавер. Это престольный праздник в честь святых Фрола и Лавра. Он проводился в селе Большая Коча, где им была посвящена часовня. Мы знаем про этот праздник благодаря тому, что в 19 — начале 20 века в Большой Коче побывало очень много известных исследователей. Здесь был известный художник Владимир Плотников, и он оставил серию фотографий об этом празднике в 1908 году, здесь работал Александр Теплоухов, он изучал традиции коми-пермяков. Здесь бывал исследователь Малахов, именно он оставил самое подробное описание этого праздника — описал его таким, каким он был много лет назад.

По словам Александра Черных, в советское время праздник не проводился в прежнем виде. Сейчас Проллавер — просто День села.

— И если главный праздник этого села — Проллавер, а жители села помнят и проводят его, то почему мы не должны поддерживать сам праздник, их культурную традицию? Это праздничный календарь, который сформировался за века в этих территориях, — говорит ученый. — Действительно, в празднике переплетены и языческие, и христианские корни. Речь идет о народном православии, о синкретизме (смешении, слиянии. — Прим. авт.) религиозных верований, где христианские традиции органично включены в народную культуру. Такие особенности характерны для многих народов. Для современного городского человека, возможно, это конфликт — вот это языческое, а вот это православное, а для местного населения этого конфликта нет. Они считают себя православными. Провести границу в их реальной культуре между дохристианским и христианским невозможно.

Для местных жителей это целостная культура, уверен собеседник.

— Она другая и живет по иным законам. Она мифологична, но и более прагматична и практична, — подчеркивает ученый. — Она питается тысячелетним опытом и мудростью. Эта культура гораздо меньше создает чего-то нового, она в большей степени ретранслирует те традиции, которые поддерживали их предки.

То, что жители помнят свои традиции, — это и есть их идентичность. Культура локальная, местная — очень ранима, говорит собеседник.

— Любое вмешательство, связанное с публичным освещением, задает определенную оценку этой культуре. Это не всегда хорошо… Потому что носители этой культуры должны сами решить для себя — нужен им этот праздник или нет; жертвовать быка или нет; как провести этот праздник — так или как-то по-другому, — резюмировал ученый. — Мы не должны их подталкивать к оценочному состоянию. Потому что это часть их культуры, их традиции. Вынимая из традиций какой-то элемент, мы можем обрушить всю культуру.

А сохранение языка и культуры коми-пермяков как народа — еще более трепетный вопрос, уверен Александр Черных.

— Потому что, действительно, мы сегодня отмечаем тенденции утраты коми-пермяцкого языка, элементов их культуры, — говорит собеседник. — А когда мы начинаем вокруг культуры выстраивать свои современные оценочные характеристики, то местным это сложно воспринимать, у них возникает непонимание. Молодые уезжают из села, но это проблема не только Большой Кочи, но и многих прикамских деревень и сел. Я преподаю на коми-пермяцо-русском отделении и отмечаю, что из Большой Кочи на изучение родного языка ребята поступают практически ежегодно. То есть это село — один из базовых центров, где родной для жителей язык преподается в школе, здесь коми-пермяцкая культура и традиции коми-пермяков сохраняются почти в первозданном виде.