«Мы должны быть человечнее». В Прикамье — новый глава судебных приставов, приехавший из Чечни, мы поговорили с ним

Два месяца назад в Пермском крае назначили нового главного судебного пристава Абдулу Алаудинова. В прошлом он занимал аналогичный пост в Чеченской Республике. В Прикамье Абдул Алаудинов назначен руководителем ведомства на ближайшие пять лет.

В интервью 59.RU новый глава судебных приставов Прикамья рассказал, какие проблемы видит в Пермском крае в работе с должниками, о специфике работы в Чечне, высказал свою позицию о резонансном уголовном деле в отношении своего предшественника Игоря Кожевникова, поделился, как привыкает к новому региону, и рассказал о своем брате Апти Алаудинове, возглавляющем отряд спецназа «Ахмат».

— Расскажите о своем прежнем опыте, о специфике работы в Республике Чечня: какие чаще всего там возбуждают исполнительные производства? Сколько всего взыскано долгов, например, по алиментам? А как обстоит ситуация с должниками в Пермском крае?

— Пермский край по числу исполнительных производств и по площади территории — огромный регион по сравнению с Чеченской Республикой. В Прикамье население 2,5 миллиона человек, в Чечне — 1,5 миллиона. В Прикамье очень большие расстояния: чтобы доехать до крайнего населенного пункта, требуется пять часов. А в Чечне площадь сто на сто километров.

В Чечне за прошлый год было 600 тысяч производств. В Пермском крае — 2,8 миллиона документов. В Чечне основную массу исполнительных производств, 65% от всех долгов, занимают штрафы ГИБДД за нарушение правил дорожного движения.

По алиментам Чеченская Республика отличается от всех субъектов России. За прошлый год в Чечне было всего 150 исполнительных производств по алиментам, и это в республике с населением 1,5 миллиона человек. А в 2015 году таких производств было 600 — за семь лет число алиментщиков снизилось в четыре раза. В Пермском крае совсем иная обстановка: с начала 2023 года число должников по алиментам составляет 17,5 тысячи, а общий долг сейчас доходит до 3,5 миллиарда рублей.

Возглавляя управление судебных приставов в Чечне, я обратился к Рамзану Кадырову, и мы реализовали мой проект о духовно-нравственном воспитании молодежи. В эту концепцию мы внесли важный пункт об институте семьи. Подключилось духовенство, муфтият и Совет старейшин. В конечном итоге споры по разводам и алиментам проходили в досудебном порядке. Многие отзывали свои исполнительные документы. По менталитету и адатам (свод традиционных обычаев. — Прим. ред.) чеченцев оспаривать детей запрещено. По нашему адату ребенок должен оставаться с отцом. Невыплата отцом алиментов у чеченцев считается позором, потому что ты не воспитываешь своего ребенка.

Только религия даст нам тот эффект, когда родители понимают, что они обязаны воспитывать своих детей. Речь идет о любой религии: ислам, христианство, иудаизм, буддизм. Акцент мы должны сделать на религии. Должники и взыскатели должны больше беседовать с представителями религиозных объединений. И только так мы приведем должников и взыскателей в чувство. Другого варианта у нас нет. Я вас уверяю, только религия нам поможет, больше ничего не поможет. Человек, верящий в религию, будет достойно воспитывать семью, будет достойным братом и соседом.

Свою работу мы будем выполнять, и долги взыскивать, но ситуации бывают разными. Сейчас организации попадают под санкции, или, например, фирма обанкротилась, закрылась, в конечном итоге человек остался без работы. Конечно, у него наберется долг. Он же не виноват, что его лишили работы. Мы должны относиться с пониманием ко всем людям. Не у всех людей сегодня есть возможность трудоустроиться. Поэтому к каждому должнику надо подходить индивидуально и ситуацию донести до взыскателя. Мы тоже должны быть человечнее и быть прежде всего людьми. Законодательство в России тоже не говорит сдирать с человека последнюю шкуру. Есть определенные условия для закрытия производства из-за несостоятельности должника. Через полгода взыскатель снова может подать иск к должнику.

Мне журналисты в Чечне задавали вопрос: «Вы прежде всего главный судебный пристав или чеченец?». Я говорил: «Я прежде всего чеченец». По менталитету, по адатам и религии я, на какой бы должности ни находился, прежде всего должен оставаться человеком.

— Вообще, Чечня для работы УФССП — это более сложный регион, чем Пермский край?

— Многие не понимают, но чеченский народ очень законопослушный. Это о нас думают и говорят, что якобы мы нарушители. Но на самом деле любой чеченец и его родственники, чтобы к ним не приехал пристав и не опозорил при соседях, будут готовы исполнить любое судебное решение.

И в этом чеченцы отличаются менталитетом. По адатам мы живем тысячелетиями, они передаются из уст в уста. В них описаны и быт, и кровная месть, и все обычаи, что должно быть и при каких обстоятельствах.

Поэтому в Чеченской Республике работать несложно. Тем более руководство республики полностью нас поддерживало. Любому руководителю любого органа власти можно было позвонить легко и сказать: за твоей организацией или за твоими сотрудниками есть задолженность. Моментально этот долг выплачивался. Благодаря этому Чеченское управление приставов на протяжении моей работы — это шесть лет — было лучшим в стране.

— Расскажите, какие нестандартные методы из вашей практики используют приставы, чтобы повлиять на должника?

— В Чечне мы создали мобильную группу приставов. Они ежедневно стояли вместе с инспекторами ГИБДД на дорогах, выявляли по госномерам должников, останавливали машины, взыскивали долги. В Чечне эта практика приставов была самой первой. Чтобы облегчить населению условия оплаты, в автомобили мы устанавливали терминалы. Должник мог остановиться, оплатить на месте сумму долга и тут же забрать квитанцию. Эта практика существовала шесть лет.

За счет мобильных групп приставов у нас исполнялись 65% производств. В Чечне в год мы взыскивали до 300 миллионов рублей просто по штрафам ГИБДД.

— Как было принято решение — направить вас именно в Пермь? Вы успели познакомиться с пермским составом?

— Когда возникла необходимость, мне предложили несколько регионов: среди них Алтайский край и Пермский край. Я выбрал Пермь. Вообще никогда в жизни здесь, на этой стороне, не был. Но я слышал, что это родина директора службы судебных приставов РФ Дмитрия Аристова. Он родился в Соликамске. Поэтому я захотел сюда приехать, попробовать себя на его родине, навести здесь порядок.

Когда ехал в Пермь, мне рассказывали, что это сложный регион, что там люди не хотят работать. Я в этом полностью переубедился. Пермяки готовы трудиться. За эти полтора месяца я понял одно: им нужен лидер, который пойдет впереди. Мои подчиненные готовы работать, если у них будет руководитель. Им нужен главный судебный пристав, который будет ответственно вести диалог и будет вести их к хорошим результатам, помогая им, а не только требуя. Всё всегда зависит от руководителя.

У меня хорошие отношения с центральным аппаратом, они меня поддерживают, и я за это благодарен. А в Прикамье все ветви власти, и губернатор, и прокуратура готовы помочь в нашей работе. Такое отношение я видел только в Чечне.

В Пермском крае я столкнулся с такой проблемой, что у нас в управлении очень много вакансий. Сто вакансий судебных приставов-исполнителей и еще сто вакансий на те должности, которые пустуют 1–2 года! Эти сотрудницы находятся в декрете.

А всё это ресурс, который должен был работать на общество Пермского края. Поэтому есть такая проблема. Прошу вас, пользуясь моментом, озвучить: мы ждем людей со средним и высшим образованием, если кандидата одобрят, он будет приносить пользу обществу.

— Ранее мы разбирали ситуацию, как плохо выплачивают деньги по искам семей погибшим на пожаре в клубе «Хромая лошадь». Почему на протяжении десятка лет люди не могут добиться выплат, хотя есть решение суда? Это никак не изменить?

— В законодательстве тоже есть пробелы. Да, есть случаи, когда человек приговорен, ему вынесли исполнительный лист, что он обязан выплатить взыскателям. Но нет у него имущества. Нет у него средств на счетах. В этом случае служба приставов не виновата. Мы же не можем с него шкуру содрать. Законодательство тоже гуманно.

Если у него есть официальное имущество и средства, конечно, мы это заберем. Наша база не позволит нам окончить производство, пока мы не проведем целиком всю процедуру. Срок давности существует во всем, но мы со своей стороны сделаем всё возможное, чтобы исполнить производство, а не ждать истечения сроков.

— Сейчас идет судебный процесс над бывшим главой УФССП Прикамья Игорем Кожевниковым. Он обвиняется во взятке на сумму 15 миллионов рублей. Вознаграждения предназначались за возбуждение незаконных исполнительных производств, с помощью которых бизнесмены обналичивали деньги. Как контролируют приставов и кто следит, не превышают ли они служебные полномочия?

— Хороший вопрос. Во-первых, я не хотел бы обсуждать Кожевникова, потому что приговор еще не вступил в законную силу. Еще его вина не доказана. У нас презумпция невиновности. Во-вторых, я не люблю обсуждать предыдущих руководителей. Это не ко мне. Его период работы пусть останется в его памяти и его подчиненных, которые сейчас со мной работают. Моя задача не смотреть, чем они занимались, законность или незаконность их действий мы не можем утверждать. Да, конечно, по нам очень сильно бьет то, что тогда произошло и было возбуждено в отношении него [Кожевникова] уголовное дело.

На протяжении четырех лет у ГУФССП Прикамья среди других регионов упали показатели. Но давайте порассуждаем: ведь не в одной службе судебных приставов Кожевников, повторю, вина его еще не доказана, совершил преступление. У нас же есть и другие органы государственной власти, в которых отмывали миллиарды. Лично для меня и сотрудников службы судебных приставов не только Прикамья, но и других субъектов, для умных людей, это сигнал о том, что нельзя нарушать закон.

Мы должны быть законопослушными и не оглядываться на чужой рубль, не быть похожими на тех коррупционеров. Для нас прежде всего — это сигнал. Всё остальное — после судебного разбирательства. Может быть, Кожевников и не будет виноват, а, может, виноват. Я своим подчиненным сказал: служба приставов Пермского края была в числе худших по стране за прошлый год. Мы были последние в группе больших регионов (всего в списке три группы: большие, средние и малые регионы). У меня есть над чем работать. Спецслужбы и тогда, и сейчас работают.

В структуре судебных приставов было ОСБ (отдел собственной безопасности), были и спецслужбы, которые должны контролировать, так сказать, бдить. Но за каждым человеком в Пермском крае не угонишься. Каждого проконтролировать невозможно. У каждого в голове свои мысли и контролировать всех, как это пытался Кашпировский, мы не сможем.

— Давайте теперь о вас поговорим.

— Это самое приятное. (Смеется.)

— Здесь в Перми более раскрепощенные нравы, например, на улице можно встретить девушек в коротких нарядах, свободная продажа алкогольных напитков, в Чечне всё это запрещено и более строгие устои и нравы. Вам в Перми сложнее адаптироваться? Вы скучаете по родному региону?

— Здесь мне нетрудно адаптироваться. Во-первых, я, мой брат и сестры жили и учились в Ставропольском крае. Во-вторых, обращать на это внимание и говорить, что здесь всё это не нужно или нужно, это то же самое, что прийти в чужой монастырь и там устанавливать свои законы.

Каждый регион живет по своему менталитету и своим обычаям. Ради бога, если ты не согласен жить среди этих обычаев, выбери другой регион, где тебе удобно, а я гражданин этой страны, великой державы России.

Мне здесь [в Перми] удобно, комфортно. Я уже нашел общий язык и сдружился со многими людьми. Чтобы говорить о том, что правильно и неправильно, прежде всего любой человек, тем более верующий, должен начать с себя. Начни с себя, а то не заметишь бревна в своем глазу. Я хочу быть полезным Пермскому краю.

— Как вам наш город в плане инфраструктуры: чисто ли здесь? Внешний облик? Есть ли у города своя особенность и какая лично для вас? Если сравнивать с Грозным, где центр выглядит очень респектабельно, в Перми как вы себя ощущаете? Тем более у нас более суровый климат.

— Я когда приехал, то первые несколько недель, честно скажу, хотел уехать. Я уже не мог. Понимаете, я утром встаю, чтобы ехать на работу, за окном темно, светлеет ближе к 11 часам. В 16 часов ты смотришь в окно, уже снова темно. И думаешь: солнце не выглянуло, и день не увидел. Первое время мне сложно было. И снег тут постоянно лежит. У нас [в Чечне] для того, чтобы увидеть снег, мы ехали в горы. Смотрели там на снег, радовались, катались, играли в снежки. А здесь снег всё время... И морозы! Таких морозов я никогда не видел. Такая смена обстановки первое время меня как-то угнетала. Потом я уже привык. Если у тебя есть желание, ты можешь привыкнуть к чему угодно.

В Перми я бываю в торговых центрах, по мере возможности захожу в рестораны покушать и пообщаться с друзьями. Вообще езжу и знакомлюсь с городом. Честно, мне город очень понравился, дороги здесь хорошие. Я думал, только у нас в Чечне дороги хорошие.

Тем более у Перми скоро юбилей, всё у нас еще впереди. Как говорится, не только на фронте, но и здесь на местах мы дадим жару тем нашим недругам, которые не хотят чтобы мы развивались. Мы покажем, что мы можем восстать, несмотря на то, что у нас идет специальная военная операция на Украине, ремонты, строительство у нас не прекращается. Это уже говорит о том, что государство было готово к любому исходу. А сильный человек или сильное государство всегда всем мешает. Поэтому мы выдержим и покажем, что можем развиваться, строить, рожать детей, их воспитывать мудрыми и патриотично настроенными к своей родине.

— Расскажите о себе и семье. Семья переехала с вами в Пермь?

— Нет, я приехал один. Семья дома. Моя супруга и мои дети живут с моей мамой в одном доме. Ни в коем случае я не имею права оставить маму одну, сюда она не поедет, пока не захочет. Ну, я думаю, со временем приедет в гости. У меня дети, двое пацанов, они еще школьники, занимаются спортом, рукопашкой. У нас семья большая, у брата семья, и они все вместе. Мы живем на одной улице, дома у нас рядом, и дети вместе растут в дружной семье. Я не хотел бы отрывать детей от своих родственников. Некоторые это воспринимают как клан. Но это нормально в кавказских и вообще русских семьях. Это считалось нормально, воспитывать своих детей вместе с племянниками. Поэтому пока не хочу отрывать детей от племянников, от родины, от моей мамы, их бабушки.

За полтора месяца я ездил к ним один раз. Пока привыкаю, изучаю коллектив, а потом можно поехать и на выходные. Никаких проблем не будет. Тем более, как говорят соцсети, под меня Рамзан Кадыров и местное правительство открывает авиарейс из Перми до Грозного. Я такой счастливый человек (смеется), что под меня начали гонять самолеты туда–сюда. Открывают рейс в следующем месяце, но почему-то туда привязали меня.

— Вы про себя читаете соцсети?

— Конечно, читаю всё, что плохое или хорошее про меня пишут.

— Как относитесь к критике в свой адрес?

— Вы знаете, к справедливой критике я отношусь очень хорошо. Это должно быть у нормального человека: ему должны говорить о недостатках и недочетах. Ни один человек в этом мире, кроме Пророка, не может быть во всем правильным. Он за свой жизненный путь совершает ошибки, но ему об этом должны своевременно сказать и напомнить. А человек должен воспринимать критику нормально и уже выбирать другой путь, чтобы не было этих ошибок.

И вас, и ваших коллег я прошу, если будут жалобы или недочеты в отношении сотрудников и меня, говорите нам, чтобы мы об этом знали. У меня в подчинении 1,5 тысячи человек по всему краю. Всех проконтролировать я один не смогу. Поэтому мне нужна ваша помощь. Ни в коем случае нельзя показывать своим подчиненным безнаказанность, но и притеснять подчиненных также ни в коем случае нельзя.

У чеченцев говорят: если хочешь, чтобы общество работало на тебя и с тобой, ты должен завоевать их уважение.

— Ваш брат — командир спецназа «Ахмат». Сейчас вы бываете на связи с братом? 13 февраля глава Чечни Рамзан Кадыров в своем телеграм-канале сообщил, что адъютант Алаудинова получил конверт для вашего брата. Оказалось, что письмо было пропитано отравляющим веществом.

— Да, этот инцидент был, его попытались отравить недруги. Они не смогли с ним достойно сразиться на поле боя и решили подлым образом убрать его со своего пути. Всевышний всё видит. Он им не дал эту возможность. С братом я на связи. Он чувствует себя хорошо. Да, были проблемы, когда ему необходимо было находиться все-таки в больнице, проходить определенную терапию, но всё это уже позади. Рамзан Ахматович ему сказал, что нельзя находиться долго в больнице, он должен быть в строю. Мой брат постоянно на передовой. Я пытался приехать к нему на передовую, брат сказал: «Абдул, не надо сюда ехать, со мной всё нормально, здесь опасно, у тебя ответственная должность». А так мы ежедневно с ним на связи.

Брат для меня пример. В кавказских семьях воспитание младших всегда было занятием старших мужчин. Во всем мы пытаемся подражать старшим. Только тогда мы можем быть мудрыми. Как говорится, дурак учится на своих ошибках, умный — на чужих.

Конечно, я переживаю за брата, но, как говорит Апти, он не находится в том месте, где нет Бога. Он там, где есть Бог. Бог есть везде. Хоть ты выроешь себе нору и туда залезешь, и там Бог находится. Всё в руках Всевышнего. Всевышний заберет твою душу неважно где: лежишь ты на двухспальной кровати в окружении красивых женщин, он может так же забрать твою душу, когда ты в бою, или ты можешь погибнуть в ДТП, или выпить воду и захлебнуться. По Исламу и христианской вере, ты не знаешь, где ты умрешь и по какой причине. Если ты верующий, то должен верить в то, что твоя судьба в руках Всевышнего. Поэтому мы всегда должны стараться делать благое.