Обладатель главного приза Венецианского и лауреат Каннского кинофестивалей, двукратный номинант на премию «Оскар» в категории «Лучший фильм на иностранном языке» за фильмы «Левиафан» (2014) и «Нелюбовь» (2017) Андрей Звягинцев посетил Пермь. Пришедшие с ним на встречу пермяки не отпускали режиссера более полутора часов. И неудивительно: на их вопросы он отвечал откровенно и не заигрывал со зрителем. Мы собрали самые яркие цитаты со встречи.
О начале своего пути: «Наша нищета и великолепие в нас»
Режиссер хорошо помнит, как пришел к авторскому кино.
— В 2000 году мне исполнилось 36 лет, — рассказал Андрей Звягинцев. — Именно тогда я решил для себя: все, моя жизнь закончена. У меня нет ни-че-го. 36 лет. Десять лет тому назад я окончил театральный вуз, не пошел в театр. Искал себя, мыкался по Москве. Ты работаешь то дворником, то снимаешь какие-то рекламные ролики. Тебя нет на карте. Я дал себе слово, что сейчас я сниму рекламный ролик, и все, что я получу, весь гонорар вложу в свою картину.
Тогда еще можно было снимать только на кинопленку. Было лето 2000-го. Тогда у меня даже не было профессии. Я не знал, кто я. Дал себе слово, что найду оператора, актеров, на коленке сниму.
Сейчас режиссеру 54 года.
— В Москву я приехал из Новосибирска. Пальмовой жизни и недвижимости у меня нет, — смеется режиссер. — Собственное жилье у меня появилось только в прошлом году. До этого 30 лет скитался по съемным квартирам. Так что ту жизнь я запомнил крепко. Где искать сюжеты? Кино рождается у нас в голове. Ваш взгляд зависит от вашей душевной щедрости, сочувствия. Другими словами, наша нищета и наше великолепие отражается в том, как мы относимся к жизни.
Об искусстве: «Нужно отдать свою кровь»
Андрей Звягинцев считает, что искусство не конкурентная среда.
— Нужно понимать одну простую вещь. В науке есть решение, что мир устроен так. То есть наука движется, и любое новое открытие отменяет предыдущее. В искусстве такого нет. В искусстве есть отдельные острова. Они автономны, самостоятельны и абсолютно самодостаточны. Набоков как бы ни любил Достоевского, не бросает тень на него. Это самостоятельные фигуры.
Одна из зрительниц в зале назвала Звягинцева смелым человеком и призналась — она сама молодой режиссер. Далее последовал вопрос про деньги — где их брать для авторского кино. Режиссер на вопрос не ответил, пошутив на тему молодости и достижений — «У вас вон губернатор молодой». Зато рассказал, что сегодня вообще нужно современному зрителю.
— Дайте зрителю возможность вздохнуть, поговорите с ним свободно, дайте ему острую пищу для размышления. Сейчас все чаще вводится новокаиновый укол: «все хорошо». Он вредоносен для общества.
Культура, уверен режиссер, и есть та площадка, на которой нужно ставить острые вопросы бытия человека — что с ним происходит, куда он движется?
— Это такие маркеры, это лакмус для самого себя. Невозможно бесконечно смеяться и ходить на комедии, смеяться от пуза. Авторское кино — это разговор один на один. Я никогда не пользовался государственными средствами, кроме одного случая — при съемке «Левиафана». Есть такая поговорка: сначала ты работаешь на свой авторитет, потом авторитет начинает работать на тебя. В этой связи нужно просто отдать свою кровь. Другого пути у дебютанта нет. Сейчас есть масса возможностей — люди снимают на «Айфоны», причем видео получается высокого качества. Уже можно делать кино самостоятельно.
О зрителе: «Это образ черного зала»
Режиссера развеселил вопрос о «целевой аудитории».
— Целевая аудитория — это для рекламы и коммерческого кино. Они — продюсеры и сценаристы — у себя собираются на мозгоштурм: «А давайте, герой полетит на ракете». Думают, сколько их герой отстреляет пуль. Я сейчас скажу шокирующие вещи. Но у авторского кино нет целевой аудитории. Автор не должен думать о зрителе. Он вообще не может представить, кто он — этот зритель. Его нет. Сейчас меня освещают театральные софиты, меня вам видно, сам я вижу только первый ряд, а дальше — лишь темный зал. И в кино ровно такой же образ зрителя. Другими словами, ты делаешь фильм для себя и согласовываешь его исключительно с собственными чувствами. Я чувствую ритм, стиль, чувствую все решения. Все это ты сводишь к своему эталону. А дальше главный момент. Твое счастье — если ты находишь того самого зрителя.
«Левиафан» в прокате собрал 93 миллиона рублей, вспоминает Андрей Звягинцев.
— Я помню, как стартовал фильм «Бабушка легкого поведения», который за три дня собрал 250 миллионов рублей. Это я к чему? Я сейчас говорю не про деньги, а о российском зрителе…
О «Левиафане»: «Это вечная история»
Зрители вспомнили, как обсуждался фильм Звягинцева «Левиафан».
— Это была история с неприятием и оголтелой травлей картины. Вообще этот шлейф неприятия, обвинений в том, что автор «не любит русского человека и свою Родину», обвинений в русофобии докатился и зацепил «Нелюбовь».
Андрея Звягинцева обвиняли в том, что в этом фильме нет ни одного положительного персонажа.
— У Гоголя в «Мертвых душах» есть хоть один положительный герой? Однажды ко мне на интервью пришел один журналист-мексиканец, — рассказывает Андрей Звягинцев. — И вот он мне говорит: если в «Левиафане» водку заменить на текилу, ваши снежные просторы на наши лампасы, а главного героя назвать дон Педро, это будет абсолютная калька нашей жизни, родной наш мексиканский фильм. Это вечная история. Она возможна в каждой стране. Это всеобщая универсальная история. Точно так же можно сказать о «Нелюбви». Зритель смотрит мой фильм и узнает самого себя. Мы касаемся человеческой природы. А человек везде одинаков. Социальный и политический контекст может разниться, но все мы — пальцы одной руки. Все мы растем из одного корня.
О хеппи-эндах
Зрители спросили режиссера, есть ли в его фильмах надежда. И почему нет хеппи-эндов.
— Я не знаю. Я только могу с вами разделить эту надежду. Правильно ли прятать, как страус, голову в песок от реальности и предпочесть новокаиновый укол «всё будет хорошо»? Меня зрители спрашивают, почему в «Нелюбви» нет хеппи-энда. Боря и Женя в поисках Алешеньки помирились и заключают себя в объятия, более того, нашли Алешеньку. Зрителя бы это утешило. Я такой же. Мне кажется, это игра с иллюзиями. Для меня важнее, когда зритель выходит из зала, думает об этом и что-то меняет в своей жизни. Однажды редактор «Новой газеты» Муратов рассказал, как его газету обвиняли, что они пишут только о кошмарах и ужасах. Муратов тогда ответил, что их газете «не хватает только поцелуя». У вас есть выбор читать что-то иное. А мы выбрали клеймо «без сахара». Мне никто не заказывает повестку дня, это мой собственный разговор. Вот мой взгляд на то, чем я должен заниматься.
Фото: Ирина Молокотина