«Клоуны, считающие себя суперпатриотами». Пермские казаки — о поведении московских на митинге Навального

Майские протестные акции «Он нам не царь» запомнились кадрами событий в Москве, когда участники «Центрального казачьего войска» и других похожих организаций избивали молодых людей кулаками и нагайками. Мы встретились с пермскими представителями движения, которые считают, что так вести себя могут только «ряженые» и «клоуны». Им гораздо важнее изучать традиции, чем помогать ОМОНу разгонять толпу.

Быть казаком — значит, прежде всего, знать обычаи движения, казачью культуру, считает 44-летний пермяк Роман Хозеев — бородатый мужчина в тёмно-зелёной рубашке, застёгнутой до верха, и широких синих штанах. «Песен не поют — назвать казаками сложно», — считает он.

В столичных событиях «тех, кто имеет отношение к культуре», Роман не увидел. Да и вообще, говорит, с царских времён не было такого, чтобы казаки помогали общественный порядок поддерживать: «Выступать в роли жандарма — в принципе позор». Хотя бывают исключения. Например, революция 1905 года в Перми, когда казаки бились против рабочих Мотовилихинских заводов. Тогда, настаивает Хозеев, регулярных войск в городе попросту не было, и подавить бунт было больше некому.

Роман — участник прикамского казачьего общества «Хутор Малиновка», входящего в государственный реестр казачьих обществ. Ещё он три года возглавляет некоммерческую организацию «Пермская застава», которая возрождает традиционную культуру — в том числе казачью. В «заставе» не принято не только участвовать в каких-либо оппозиционных или провластных акциях, но даже обсуждать политику. То же касается религии. Участники дают детям и взрослым уроки игры на народных инструментах, выступают по приглашению — например, на масленичных мероприятиях. Вместе с единомышленниками из других регионов проводят детские военно-патриотические лагеря. В описании одного из них говорится, что в одном из них молодёжь занимается «рукопашным боем, народными играми и ремёслами, тактическими играми (страйкболом)» и так далее.

С Романом и несколькими его сподвижниками мы встречаемся на втором этаже старого, местами покосившегося здания на Екатерининской. Комната, где собрались исторические реконструкторы, с улицы видна через окна — маленькие, по сравнению с окнами первого этажа. Офис — примерно четыре на восемь метров. На белой двери — буквы из красной плёнки: «Адвокат». Сюда по вечерам пускает знакомый юрист, который к «Пермской заставе» отношения даже не имеет.

На открытом перед мужчиной ноутбуке — звуковая дорожка песенной былины про Ермака, записанной в 1970-х годах в Волгоградской области. Роману её дали на кафедре традиционной культуры Волгоградского государственного института искусств и культуры, где он заочно учится. Компания из четырёх мужчин и одной женщины — они называет себя костяком «Пермской заставы» — «разбирает» композицию: пока просто слушает, потом нужно будет её повторить. Хозеев разворачивает перед собой несколько склеенных листов А4, на которых написаны ноты песни. Замечает, что нужно помнить о произношении слов: например, вместо «гэ» — говорить характерное «хэ», как это было принято в южных диалектах.

Такой, научный, подход исповедуют только казаки, которые сейчас собрались в этой комнате, считает Роман и его друзья. Вообще же их в Перми около тысячи. По закону «О государственной службе российского казачества» общества, входящие в госреестр, могут получать финансирование из бюджетов всех уровней. Но у «Пермской заставы» его пока нет.

В декабре 2012 года, ещё когда не был казаком, Роман отвозил на железнодорожный вокзал Андрея Каримова — психолога и автора системы мужского воспитания «Сибирский казак». Тот проводил в разных городах России трёхдневные семинары по казачьей культуре. В Пермь приезжал по приглашению Романа.

Хозеев тогда работал замдиректора в айти-компании, в свободное время участвовал в движении «Стоп-алкоголь» (его активисты проверяют, не продают ли детям алкоголь). Захотел объединиться с казаками, а потом задумал развивать это движение в Перми. Так и вышел на Каримова. Тогда, в машине, он запустил на магнитоле флешку с казачьими песнями, о которых только-только узнал.

— Еду, слушаю. Понимаю, что по-другому мне уже жить неинтересно. Ё-моё, живём мы как-то не так, — вспоминает Роман. И продолжает уже про Каримова. — Мы думали, что будет семинар по рукопашке. А тут мастер [Андрей Каримов] говорит: «Ребята, вы ходите как Буратино — не можете двигаться. А двигаться легко научиться через танцы, давайте будете плясать — вот вам музыка». Потом раз — ставят боевую ситуацию, когда надо против ножа [увернуться], а у тебя уже ноги ходят как надо.

Так и начался путь Хозеева в казачестве, но тогда пермских казаков такой подход не впечатлил, вспоминает Роман.

— Семинар был посвящён даже не казачьей культуре. А педагогике, психологии, воспитанию. Чтобы быть уверенным [в себе], надо голос подавать, надо петь, — объясняет Хозеев, почему «всё взаимосвязано».

После тренинга он, рассказывает, перестал работать в айти-компании: «Не хватало смысла какого-то». Сейчас живёт заработками от собственных обучающих занятий и выступлений. Первое мероприятие, тоже посвящённое казачьей культуре, организовал уже в 2013 году, вместе с новосибирцем Каримовым. С тех пор нашёл новую семью, потому что в старой, как тогда понял, «жил не очень-то счастливо, были разные взгляды на жизнь».

40-летняя Ольга Малкова, с которой он живёт сейчас, сидит здесь же. Когда Роман начинал проводить свои тренинги, она искала для сына-первоклассника «мужское влияние». В социальных сетях обращала внимание на объявления о наборе групп на речные сплавы и как-то увидела пост о казачьем семинаре Романа.

— [По казачьей традиции] к женщине прислушиваются, женщину уважают, но при этом она знает, что главная роль — у мужчины, и спокойно это воспринимает, — рассказывает собеседница.

Ольга тоже оставила прежнюю работу, риелтора, и теперь «живёт спокойно» — шьёт на заказ традиционную одежду.

На один из семинаров Хозеева попал и 30-летний Вячеслав Соков, который тоже сейчас разучивает песенную былину о Ермаке. Тогда Соков, старший инженер одного из предприятий, занимался рукопашным боем. Но со временем и само казачество его «по-настоящему зацепило».

— Люди ищут, как жить, у них психологические проблемы, — Слава говорит медленно, грудным голосом, касаясь пальцами бороды. — Ездят в Гоа или ищут ответы в религиях. А раньше люди [казаки] об этом не задумывались, потому что у них всё было. Традиционно [всё] сложилось в определённую систему.

Её-то, по мнению Вячеслава, и нужно возрождать.

Иногда отвлекаясь от нашего разговора, компания хором поёт былины. Делает это и 38-летний Валерий Поздеев, сложив перед собой руки в замок. В августе 2014-го он пришёл в одну из организаций ветеранов Афганистана, чтобы записаться в добровольцы и уехать на Донбасс, воевать на стороне непризнанной республики. Прямо там, в помещении организации, стоял гроб с телом Александра Стефановского, больше известного по позывному «Мангуст». Он погиб на Юго-Востоке Украины.

— Я понимал, что там творится такое, что не должно происходить: местами это напоминало 40-е годы прошлого века, — считает Поздеев. — Расстреливали гуманитарные колонны.

Ради командировки мужчина оставил должность оператора станков на Мотовилихинских заводах. Вид гроба его не остановил: «Всяко в жизни бывает». На следующий же месяц поехал в Луганскую область.

— Сейчас [появилось] много того, чего в традициях у казаков не было, — мужчина объясняет, в чём ещё был его интерес. — Допустим, минирование.

На Юго-Востоке Украины он выезжал на разминирование и только тогда смог с ним познакомиться. Той же осенью пришлось вернуться на Урал из-за проблем со здоровьем.

— Мы обязаны помогать братским народам, — поддерживает товарища главный в «Пермской заставе» Хозеев. — Наши друзья, знакомые находились на стороне Донбасса, и мы получали и до сих пор получаем информацию о том, что там творится.

Но правоохранительные органы внутри страны настоящие казаки подменять собой не должны, уверены наши собеседники.

— Нарисовываются какие-то клоуны, которые считают себя суперпатриотами, — характеризует таких Хозеев. — Это суперидентичность — когда человек себя идентифицирует выше других.

— Казаков называют ряжеными, — подсказываем.

— Верно называют, — отвечает Роман.

Он считает: большинство казаков, выходящих на публичные мероприятия в роли людей, поддерживающих порядок, просто «носят форму». А когда всё ограничивается ношением формы, «это фетишизм».

Хозеев напоминает, что в 2013-м события, похожие на московские, случились и в Перми:

— Приезжали там эти...

— ...группа специфическая, с названием «Казаки» как раз, — подхватывает коллега Вячеслав. — Знаете таких, в туфлях?

К клубу, где выступала поп-группа Kazaky, тогда пришли полсотни протестующих с плакатами, пели песни под гармонь. Один из организаторов акции Антон Марамыгин заявил СМИ, что артисты «оскверняют гордое имя казаков» и приучают «нашу молодёжь к мальчикам на каблуках». Хозеев и Соков говорят — среди тех, кто «повёлся на это всё», были и их друзья. Сами же они считают, что выступление «Казаков» надо было просто проигнорировать.

«За 40 рублей в час гонять хулиганов» казак не будет

Слушая казачье пение, смотрим вокруг. Старый объёмный монитор. Рядом стопка бумаг, на верхнем листе написано: «Кассационное определение». Вспоминаем, что это кабинет юриста. На стенах бумажные грамоты, небольшая картина в духе Айвазовского, икона. Всё повесил владелец офиса.

Хозеев надеется, что рано или поздно у его организации появится другое помещение. Рассчитывает, что в ближайшем будущем в России откроются центры казачьей культуры — «Пермская застава» сможет с ними сотрудничать, а значит, будет больше работы. Пока же предложения от разных государственных ведомств ему не нравятся. Полиции нужны члены добровольных народных дружин — «за 40 рублей в час гонять хулиганов», спасателям — помощники пожарных, краевому военкомату — призывники из казачьей молодёжи...

— Есть такой анекдот среди фольклористов. Садится казак на коня, отправляясь в путь, и начинает петь про гвоздь: «Вот да ты мой гво-о-а-е-а-а-е...», — мужчина перебирает гласные. — Едет, едет. Доезжает до другой станицы, спрыгивает с коня: «...здь».

Шутка отражает суть казачьего пения — неторопливого и этим подходящего для долгих путешествий по степи. В лесах и горах, рассуждают участники «Пермской заставы», сложились другие песни, но те, так уж вышло, их не «зацепили».

Во время общего пения Хозеев делает другим знаки руками. Иногда поправляет: «Чуть-чуть не так», «Внимательно слушайте друг друга». Или замечает, что друзья торопятся: «Вы хоните», — говорит Роман, заменяя звук «гэ» на «хэ». Он считает, что важна каждая мелочь.