«Россия пришла в движение». Валерий Соловей — о выборах в Прикамье, регионах и политическом кризисе

Мы находимся накануне кардинальных политических перемен, способных изменить всю нашу жизнь. Так считает российский политолог, профессор, доктор исторических наук Валерий Соловей. Мы поговорили с экспертом о том, как будут жить регионы во время грядущего кризиса, есть ли шансы на возрождение региональной повестки в российской политике и что означает начавшаяся конституционная реформа.

— Валерий Дмитриевич, в Пермском крае на прошлой неделе появился новый врио губернатора. Как вы оцениваете это назначение?

— Это порода, которую называют «молодые технократы». Здесь важное дополнение, что это человек, связанный с «Яблоком». В Москве это воспринимается как некое последствие разговора Явлинского с Путиным — они уже давно не встречались, но тут президент пригласил Григория Алексеевича, они поговорили. И как некий аванс за разумное поведение «Яблока» во время обсуждения поправок в Конституцию и, возможно, во время досрочных выборов. Потому что перспектива досрочных парламентских выборов с повестки дня не снята. Я думаю, что это примерно соответствует действительности. Ну а о том, каким будет Махонин управленцем, мне трудно судить.

— Говорит ли это о том, что «Яблоко» может стать парламентской партией?

— Далеко не факт. Это аванс, а будет ли закрыта основная часть сделки, то есть фракция в Госдуме — никаких гарантий быть не может. Этому может помешать невысокая популярность «Единой России». Скажем, по последним подсчетам, чтобы «Единой России» иметь конституционное большинство в Думе, а сейчас это может быть даже более важно, чем прежде, в свете грядущих пертурбаций, надо получить из 225 мест по мажоритарным округам чуть ли не 210–215. Ну и плюс одержать хотя бы относительную победу в голосовании по партийным спискам. Так что мы видим, что это высокая планка, и на пути к ней все препятствия, в том числе и партия «Яблоко», будут сметены. Другое дело, что выборы будут проходить в куда более напряженной обстановке, чем в 2016 году, при очень высоком недовольстве общества, которое сохраняется и не снижается, несмотря на социальные программы, объявленные президентом, и при продолжающемся политическом кризисе. Это, несомненно, повлияет прямым или косвенным образом на ход выборов и их результат.

— Как, по вашему мнению, будут проходить выборы в Пермском крае? Будут ли они спокойными в условиях масштабных политических перемен в стране?

— Насколько я знаю, Пермский край — довольно спокойное место. За последние годы регион не отметился вспышками противостояний. Поэтому я не предвижу ничего экстраординарного. Во многом результаты будут зависеть от способности врио губернатора наладить отношения с обществом и местными элитами.

— Максим Решетников оставил после себя много напряженных точек в крае. Будет ли Махонин продолжать начинания прошлого губернатора или для победы на выборах начнет их отменять?

— Вы сами подсказываете решения для врио губернатора. Это излюбленный русский способ, он еще указан в ряде анекдотов: «Введи козу, а потом ее уведи». Вот если он отменит те непопулярные реформы, то это обеспечит ему заведомую популярность. Это довольно простой способ, потому что он не требует каких-либо усилий. Вы просто возвращаете статус-кво. Я бы на его месте именно так и поступил.

— То есть избраться на волне популизма?

— Я не вижу ничего дурного в популизме, потому что любой управленец, хоть в бизнесе, хоть на государственной службе, должен идти навстречу обществу и учитывать его пожелания. Что касается реформ, то их, наверно, надо осуществлять, только посоветовавшись с людьми. И тогда у реформ будет если не поддержка, то хотя бы какое-то понимание. В России как все это организовано — нам говорят: «Начальникам виднее. Здесь мы построим церкви, а здесь — сквер снесем, а здесь мы закроем движение, а здесь прорубим дорогу». А нас кто-нибудь спрашивает? Вместо того чтобы объяснять и хоть каким-то образом попробовать с людьми договориться, просто начинают проламывать, и это вызывает очень сильное недовольство. У людей сейчас чувство, что их мнение полностью игнорируют, а ведь это очень обидно. Даже в семье часто возникают скандалы, когда муж игнорирует жену или наоборот.

— Вы много говорите о начавшемся политическом кризисе в стране. Как он будет развиваться в регионах? Будет появляться все больше горячих точек по примеру Шиеса или сквера в Екатеринбурге?

— Это будет очень неравномерно. Есть регионы с очень высоким уровнем политической активности, не обязательно протестной. Вот, скажем, Екатеринбург и Новосибирск, где очень активное население. Есть регионы, где тишь и гладь и божья благодать и с 19-го века ничего не менялось. А что характерно для политических кризисов? Если происходит политическое оживление, то оно начинает охватывать всю страну, но неравномерно. Но и в тех застойных регионах, например, в Кемерове, где при Тулееве была сформирована некая восточная деспотия, там вдруг тоже начинается оживление. Просто если в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге это будут бури, то в других местах это может напоминать ветер, и для этих мест это будет что-то феноменальное и выдающееся. Но Россия сама по себе слишком большая и слишком разнородная, чтобы с уверенностью говорить, что везде все будет одинаково. Более того, особенность политических кризисов следующая: когда в центре Москвы волнения, собираются десятки тысяч людей и происходят столкновения с полицией, а вы отъезжаете на 5–6 километров, там тишь да гладь, идет прежняя жизнь — люди сидят в кафе, гуляют. Что же говорить об огромной России, где везде все будет по-разному. Но все это почувствуют, потому что наше медийное, политическое, культурное пространство устроено так, что все смотрят на Москву. Все импульсы идут из столицы, и поэтому эти импульсы будут затихать, доходить неравномерно, но так или иначе вся Россия будет их впитывать, и люди поймут, что, оказывается, мы можем выйти на улицы.

— Есть ли будущее у региональной повестки на федеральном уровне? Допустим, есть ли перспектива у некой партии регионов, которая бы выступала за равномерное распределение ресурсов между субъектами РФ?

— Это вопрос колоссальной важности. Более того, вот сейчас есть инициатива, которая появилась в Центральной России, и туда включаются активисты с Урала, — это создать федеративную партию. Мне кажется, это очень правильное и важное движение, нужное для страны. Сегодня мы можем спокойно говорить о московском колониализме. Он в той или иной мере всегда присутствовал, но когда страна в целом находилась в ситуации экономического подъема с 2003 по 2013-й, то это было не так заметно, потому что экономический рост был везде. Когда страна находится в состоянии очевидного экономического упадка, а у регионов еще и отбирают последнее, чтобы потом на свое усмотрение раздавать другим на основании их поведения, это, конечно, оскорбительно. И более того, это лишает регионы стимула к развитию. Зачем вам развиваться, когда у вас все забирают? Я не говорю о том, что это вымывает наиболее дееспособных молодых людей в Москву. Я еще раз повторю — Россия слишком большая и разнородная страна, в ней не может быть одного локомотива развития. В ней должны быть хотя бы несколько центров экономической мощи. И чем больше полномочий будет на местах, тем, мне кажется, будет лучше. В силу этой неоднородности России не все регионы готовы к самоуправлению. Но, с моей точки зрения, регионы Урала, многие сибирские и европейские регионы в общем к этому готовы. Переход к федерации был бы постепенным и шел бы в несколько этапов. Мне кажется, что он не только созрел, но даже перезрел. Россия сейчас формально федерация, а фактически — унитарнейшее государство. Это плохо не только с моральной точки зрения, не потому что это нарушение духа Конституции, — это противоречит экономической целесообразности, здравому смыслу. Именно поэтому такая инициатива востребована в обществе, [и поэтому] ей, наверное, и не дают реализоваться.

— Как тогда трактовать новые поправки в Конституцию, связанные с муниципальной властью? Что они означают на самом деле?

— Если мы правильно трактуем смысл поправок Конституции, то речь фактически идет к тому, чтобы ликвидировать местное самоуправление и перевести все в госуправление. Я считаю, что это колоссальная ошибка. Люди должны влиять на местную власть, у местной власти должны быть полномочия и должны быть ресурсы для того, чтобы реализовывать общественные потребности. У меня нет сомнений, что мы вернемся к нормальной организации пространства. Я не понимаю, как кто-то, находясь в областном центре или Москве, может решать за людей, живущих в небольшом поселке или районе Перми, что им надо: где площадку строить, как налаживать свою жизнь, нужен нам садик или не нужен, нужна школа или нет. Нас загоняют в рамки, которые были при Советском Союзе. Но мир другой, и мы сами изменились. Я вижу, как люди старшего поколения вспоминают все это, но это было неэффективно. Зачем же возвращаться к не оправдавшим себя, крайне неэффективным образцам? Это же не вопрос демократии или чего еще, это вопрос здравого смысла. Люди другие, другая эпоха на дворе. Они хотят нести ответственность за свои поступки. Они сами знают, как сделать лучше. Тот же принцип ТСЖ можно экстраполировать на всю страну. Понятно, что не везде готовы, но там, где они готовы, — давайте им дадим шанс, иначе просто невозможно. Страна не сможет развиваться, она слишком обширная и разнообразная для того, чтобы вгонять ее в единые рамки.

— Валерий Дмитриевич, вы неоднократно говорили, что в 2020 году в России начнется полноценный политический кризис. Как он будет развиваться?

— С моей точки зрения, в стране начался политический кризис. Причем он начинается классическим образом. Все кризисы в мире происходят по инициативе самой власти. Как власть это делает? Она начинает проводить конституционную реформу. Особого смысла в ней, в общем, нет. Поправки выглядят странным образом, обойтись без них было бы вполне возможно. Но главное — манера, с которой вносятся эти поправки, оскорбительна для общества. Мы с вами видели заключение Конституционного суда — высшей инстанции, толкующей Конституцию? Она молчит, и это крайне странно. В какой манере эти поправки предлагается одобрить? Вот Ельцин, о котором говорят всякое, не боялся и вынес поправки на референдум. А нам что предлагают? Некий тип общенародного голосования, от которого на самом деле ничего не зависит. Оно проводится для проформы. То есть люди не смогут повлиять на поправки. Все это происходит в какой-то очень странной манере. Появляется какая-то конституционная комиссия, в которую входят известные спортсмены и деятели культуры. Но они не должны заниматься изменениями в главный закон страны. Это вопрос для юристов и правоведов. Ключевой пункт в этих поправках — создание Госсовета, функции которого будут определяться в специально принятом законе. Согласно поправке, Госсовет будет фактически копировать полномочия президента РФ. Это надо на тот случай, когда президент потеряет свою дееспособность. То есть он будет заниматься документами, а его функции возьмет Госсовет. Как ведут себя люди, когда это все наблюдают? Они понимают, что что-то происходит, но есть какое-то ощущение непонятности. Вот эта непонятность существует не только для общества, не только для экспертов, но и для тех, кого мы называем элитами. Они видят, что этот авианосец «Россия», который стоял на приколе, вдруг начинает куда-то двигаться, но никто не понимает, куда и зачем. Все это вызывает настороженность, а чиновники на местах не понимают, как это все будет работать. Они окукливаются, готовятся к эвакуации, к уходу в тень, и для того, чтобы минимизировать риски, они ничего не хотят делать.

Сейчас госуправление работает плохо на всех уровнях: начиная от федерального и кончая региональным уровнем. Почему? А просто все боятся. Как рассказывают знакомые бизнесмены, два-три года назад мы не могли решить вопрос легальным, официальным путем, но были некие неформальные механизмы, которые работали. А сейчас эти неформальные механизмы тоже перестали работать, потому что никто не хочет рисковать. А когда все боятся, то ничего не работает. Ваш вопрос ремонта водопровода в доме превращается в неразрешимую проблему. И что люди делают? Они обращаются на прямых линиях к президенту Российской Федерации с просьбой, чтобы им заменили кровлю. Вот эта конституционная реформа сейчас усилит кризис управляемости и создаст хаос в настроениях.

Второй очень важный фактор — это экономика. Сейчас она уже носит катастрофический характер. Это и закрытие бизнеса, это сокращение производства и это уже массовая нищета. Я даже по Москве вижу, что люди все меньше покупают провизии. Что говорить о провинции, если это не нефтеносный регион? Все это вгоняет людей в состояние депрессии. Если мы наблюдаем резкий рост невротизма, острых реакций, понятно, что это преддверие какого-то всплеска. Как я представляю себе, массовые всплески мы увидим в конце этого года. Я пока не знаю, с чем они могут быть связаны, возможно, с досрочными парламентскими выборами, если они будут, возможно, с другими обстоятельствами. Но очень важно понять нам всем, что Россия пришла в движение, она уже не остановится. Движение будет нарастать. Куда нас понесет, мы не знаем, но от нас сейчас многое начинает зависеть. Люди этого еще не вполне понимают, но очень скоро они увидят, что у них есть возможность очень сильно влиять на ситуацию, и от того, как они будут участвовать в этом кризисе, будет зависеть результат кризиса. Наступит момент, когда от людей начнет что-то зависеть. Это как ТСЖ зависит от жильцов, так будет и на региональном уровне, где все зависит не только от элит, но и от самого общества.

— Сколько продлится кризис? И каков его результат?

— Кризис займет примерно два года: 2020 год полностью и, видимо, часть 2021 года. В конце 2021 года мы, скорее всего, получим новую политическую систему. Я не знаю, как она будет выглядеть, этого никто не знает. Этого как раз невозможно предсказать, не существует таких прогностических методик в мире вообще. От нас будет зависеть, что в итоге мы получим.

— Ранее вы говорили, что у Кремля есть планы по некоему геополитическому ревизионизму. Что это означает? Какую роль в кризисе сыграет международный фактор?

— Насколько я знаю, планы по резкому, внезапному изменению конфигурации в Европе существуют, они подготовлены, и, возможно, они скоро будет истребованы. Скоро — это уже в первой декаде марта, потому что окно возможностей будет открыто недолго, чтобы можно было начать резкие телодвижения. Это будет зависеть от здоровья президента и от неких внешних обстоятельств — то есть найдутся ли силы, способные его сдержать. Цель этого геополитического ревизионизма по масштабу должна превосходить присоединение Крыма. Это — взять исторический реванш за поражение Советского Союза. Речь не идет о восстановлении Советского Союза. Речь идет о повышении геополитического влияния, превращении страны в центр силы на европейском континенте, сопоставимой с СССР, и снятии санкций. Я не знаю, осуществимы они или нет. Я не знаю, начнутся ли действия, которые зависят только от нескольких людей в России. Но если это произойдет, то резко усугубит тот кризис, который мы с вами обсуждали ранее. Говоря без обид, это потребует много солдат, призывников и резервистов. И я не уверен, что наше общество готово их отдавать.

— Почему России так важны отношения с Украиной? Что ждет Беларусь и страны Прибалтики?

— Украина традиционно в российской политике начиная с 17-го века играла ключевую роль. Речь о том, чтобы тем или иным образом завлечь Украину в союзное государство. И если не будут помогать пряники, то можно использовать кнут — угрозу силы или даже силу для привлечения Украины. Речь об оккупации Украины не идет, в данном случае речь идет о том, чтобы включить их в некую геополитическую орбиту Российской Федерации. Ну и вы понимаете: если Россия прибегает к сильнодействующим средствам в отношении Украины и Прибалтики, то Белоруссии уже ничего не останется, и вся эта полемика президентов, которая сейчас идет, попросту прекратится. Но я думаю, что даже если Россия и начнет, то все пойдет как обычно.

— Как будут себя вести региональные элиты в условиях кризиса и транзита власти?

— Их позиция будет очень простой. Они будут стараться всеми силами сохранить стабильность на своих территориях. Дураки будут использовать полицейские дубинки, но не надо забывать, что полицейские — это такая же часть общества, против которого их погонят. Они живут бок о бок рядом с нами. Поэтому они постараются договариваться. В тяжелые 1990-е годы как вели себя губернаторы, тот же самый Россель? Он был очень сильный управленец, но он договаривался, пытался найти компромиссы. И вот это станет временем поиска компромиссов — умные станут договариваться, дураки вступят в конфронтацию. Самые безвольные и никчемные просто исчезнут. То есть они вот формально существуют, а фактически ничего не делают, чтобы избежать рисков. Это стремление избежать рисков будет характерно для большей части региональных элит. Потому что, когда вы что-то делаете, — вы рискуете. Когда вы не делаете ничего, ссылаясь на вышестоящее начальство по горизонтали или вертикали, то вы не рискуете. Мне кажется, что они встанут на путь минимизации рисков и самосохранения. На самом деле я все это видел в Советском Союзе во время его распада. Вот именно так все и происходило. В эпоху кризисов так происходит во всем мире. Тем более когда речь идет о масштабных кризисах, а именно такой и будет в России.

— Валерий Дмитриевич, вы приезжаете в Пермь с публичным выступлением. О чем вы будете говорить?

— Видимо, я прилечу в Пермь 11 марта. 13 марта у меня будет публичное выступление. Я очень рад этому. Я был в Перми довольно давно. Тогда я выступал в библиотеке, было много людей, большая аудитория. Я хочу рассказать людям о том, что на самом деле происходит, а не о том, что нам пытается пропаганда преподать. И главное — предупредить о том, что может произойти. Я всегда следую девизу — кто предупрежден, тот вооружен. Потому что мы действительно находимся накануне очень больших событий, и надо понимать, что это за события, какие риски, угрозы, но и возможности есть, чтобы правильно воспользоваться ситуацией — по-простому выжить, а в некоторых случаях даже добиться успеха. Это, к сожалению, все возвращается в повестку дня. Вот об этом всем я буду рассказывать. Как показывает мой опыт выступлений в Москве, Петербурге, других городах — это важно и полезно. Это не просто академический бубнеж, это рассказ о жизни, что нас ожидает. Потому что все мы сейчас живем в состоянии глубокой неуверенности, и все мы нуждаемся хоть в каком-то знании о будущем, хоть в какой-то путеводной нити. Я постараюсь об этом рассказать: что может произойти, почему и как к этому будущему нам стоит готовиться.