На днях пермяки увидели нового «Евгения Онегина» (12+) в постановке латвийского режиссера и сценографа Владиславса Наставшевса. Наша корреспондент побывала на премьере нового спектакля, делится своими впечатлениями и разгадывает замысел постановщика.
Владиславс Наставшевс известен как яркий экспериментирующий постановщик, работающий в известных театрах Прибалтики и России. В опере дебютировал недавно, поставив в 2020 году оперу «Искатели жемчуга» (12+) Бизе на Камерной сцене Большого театра и удивив публику сценографическим минимализмом, отсутствием эпохальных костюмов и символизмом.
Владиславс Наставшевс окончил актерский факультет Санкт-Петербургской государственной академии театрального искусства, мастерскую Льва Додина. Режиссерское образование получил в драмцентре Центрального колледжа искусства и дизайна в Лондоне. Театральной публике известен по спектаклям «Рудин» (16+) в театре Arcola Theatre и «Фрёкен Жюли» (16+) в театре Cochrane Theatre в Лондоне, «Митина любовь» (16+), «Мальчики пахнут апельсинами» (16+) в латвийском Dirty Deal Teatro, многим постановкам в Новом Рижском театре, Латвийском национальном театре, «Гоголь-центре» и других. Из его последних работ — «Сад, где прыгают гимнасты» (12+) в Новом пространстве Государственного театра наций и «Спасти орхидею» (12+) в «Гоголь-центре», где он выступил в качестве автора, режиссера, художника и композитора.
В Пермском театре оперы и балета Владиславс Наставшевс представил новое прочтение оперы «Евгений Онегин». Последняя постановка в Перми была осуществлена в 2010 году режиссером Георгием Исаакяном в классическом варианте, но большинство костюмов погибло в результате аварии в театре в 2021 года и не подлежало восстановлению.
Зная о том, что автор постановки — известный латышский режиссер, который выступил в «Онегине» еще как сценограф и художник по костюмам, я ожидала увидеть нечто либо ошеломляющее — дуэль Онегина и Ленского под крышей театра, либо лаконичное, но за открывшимся занавесом предстала классическая, на первый взгляд, мизансцена.
… или не классическая? Что делают Онегин и Ларины вместе в первой сцене? Ведь во всех прежних постановках главный герой появлялся в их доме лишь после того, как Ленский приводит его к ним знакомиться. Здесь же нам показывают его сразу — ленно устроившегося на диване напротив женской части семейства Лариных, распевающей романс «Слыхали ль вы?».
Автор спектакля совместил два пространства — дом Лариных и комнату Онегина в одной сцене. Ларины исполняют романс, обращая свои взоры не к зрителю, а к как бы невидимо присутствующему рядом Евгению. Но почему? Предвосхищают встречу с ним, или это Онегин вспоминает о первой встрече с Лариными?
Спустя несколько минут начинаешь понимать, что в спектакле смещено пространство и время — всё происходящее или еще не наступило, или уже произошло. А может быть, время вообще где-то потерялось и оно здесь главный герой?
Смещение, а, может, и некий разлом во времени подчеркивает и мебель, расположенная под углом, покосившийся потолок с оголившейся штукатуркой, упавшее зеркало. Всё здесь как будто нестабильно и временно, всё — тлен, жизнь ушла. А букеты, которые передают из руки в руки герои, давно уже высохли, их красота и краски поблекли. Потолок служит экраном, на котором периодически проецируется лицо героя, превращаясь в облака.
Эпоха тоже сдвинута — действие происходит не в годы жизни Пушкина, а во времена Чайковского. Напомним, опера написана в 1878 году — время импрессионизма, а умер Чайковский в 1893 году — времена модерна и декаданса.
Действия героев стеснены условностью маленькой сцены, возведенной на обычной сцене оперного театра. Она больше напоминает подиум и выглядит искусственно. На нем принимают позы и скучают герои романа. Эта стесненность не дает им возможности размахивать руками, полноценно чувствовать и жить по-настоящему.
Условность происходящего постановщик подчеркивает и четким разграничением сцен — после каждой части опускается занавес. Лаконичная сценография практически не меняется и не развивается на протяжении всего спектакля.
Герои «Онегина» безэмоциональны, как в старинном театре, словно слой грима не дает им лишний удивиться или огорчиться. В других случаях их жесты подчеркнуто театральны. Почти белый грим на лице Ленского говорит о том, что ему уже изначально уготована печальная участь. Мизансцены выглядят выстроенными, как в картине — персонажи будто позируют художнику.
В сценографии много бронзы, как на кладбищенских памятниках. Им покрыто пианино, с которого сняты крышки и видно конструкцию. Кажется, что бронзовая пыль витает в самом театральном выстроенном свете над сценой.
Итак, сцена на сцене, грим, условность, наигранность, разграничение действий занавесом, приглушенный, словно свечной, свет — может быть, постановщик показывает нам театр? И именно таким он был в эпоху Чайковского, и все участники романа — лишь актеры на сцене?
На героинях нет привычных для этой оперы платьев с высокой талией а-ля ампир и перьев в волосах. Они облачены в пеньюары и платья времен импрессионизма, их взбитые прически напоминают томных героинь Ренуара.
В отличие от малоэмоциональных Лариных, Гремина и Ленского Онегин кажется более настоящим и честным. Несмотря на преимущественное времяпровождение на диване и ленивом созерцании происходящего, его монологи более наполнены живыми эмоциями, а взоры обращены к зрителям.
Первая часть больше посвящена теме отношений Онегина и Татьяны, вторая — жертвенности Ленского. Он и после гибели символично сопровождает жизнь Онегина — в виде возникающей лежащей фигуры на фортепиано.
Стулья — самая переменчивая составляющая на протяжении всего спектакля. Сначала не обращаешь на них внимания, лишь отмечая их исторический стиль. Но после дуэли они составлены друг на друга, показывая шаткость и изменчивость ситуации. В финальной сцене стулья и вовсе составлены в единый ряд, повернуты спинками ко зрителю и отделяют их от главных героев. На них, словно на вокзальные, присаживается путешествующий Онегин, на них же происходит объяснение Онегина и Лариной на светском балу. А в финальной сцене стулья воспринимаются и вовсе как театральный ряд — на них рассаживаются зрители — Гремин, Татьяна, гости, а Онегин восходит на сцену и произносит заключительные «Позор! Тоска! О жалкий жребий мой!»
Это действительно театр в театре, автор заставил поверить в иллюзорность происходящего. Вспоминаются фразы: шекспировская «Жизнь — сцена, а все мужчины и женщины — всего лишь актеры» и «Жизнь есть сон» Барка.
В опере задействованы три состава артистов, исполняющих главные роли. Музыкальный руководитель постановки и дирижер — Михаил Татарников, художник по свету — Константин Бинкин, хормейстер-постановщик — Евгений Воробьев.
Увидеть следующий спектакль можно 5 мая.
О том, какие еще постановки запланировал Пермский театр оперы и балета, можно узнать в нашем обзоре.
Согласны с автором?