Александр Резник, активист организации «Соцсопротивление»: «Молодежь в нынешнем своем виде не способна на социальную революцию»

Выпускника ПГУ, некогда сопредседателя «Студенческой солидарности», члена ученого совета университета в Перми представлять не надо. Один из самых активных представителей пермской молодежи, Александр Резник и словом, и делом доказывает, что большие реформы нужно начинать с маленьких изменений в самом себе. Зачастую оставаясь в одиночестве или с небольшой группой единомышленников, Александр никогда не спускает рукава и стоит на своем до конца. Пример для подражания и объект ненависти, апологет и антагонист, человек с собственным мнением и заноза в пальце некоторых представителей власти, Александр Резник знает, куда идет, в связи с чем сторонние наблюдатели пророчат ему большое будущее. При большом желании, конечно.

– Начнем с молодежи. Вы вошли в список золотой молодежи Пермского края – людей, который могут повлиять на ход истории региона. Согласны ли вы с такой оценкой?

– «Золотая молодежь»? Будучи сторонником революционного социализма, я ощущаю некоторый дискомфорт в отношении этого понятия, возникшего во Франции времен контрреволюционной Директории… А будучи историком, хочу сказать, что, с одной стороны, невозможно выявить степень влияния конкретной личности на «ход истории», а с другой – все мы влияем так или иначе. Обойдусь без ложной скромности – на что-то я уже повлиял, на что-то могу повлиять.

– Что необходимо для изменения хода истории?

– Идеи, идеалы, волю, сторонники, поддержка масс… Легче сказать, чего не надо! Даже для радикального изменения общества необходимо осознание того факта, что человеческая история – это история повседневных практик, история «здесь и сейчас». Поэтому борьба (именно борьба) за осуществление твоего проекта истории это синтез рутины и утопии.

– Играет ли здесь роль стартовый капитал?

– Роль «капиталов» – гигантская, но не основная. Как мы знаем из Бурдье, есть самые разные «капиталы»: экономический, культурный, социальный и символический. Наши социально-политические мажоры мозолят глаза «электорату» уже только потому (и часто только потому), что у них есть бабло. В российских и пермских реалиях ты можешь добиться «успеха», прогнувшись перед данностью, но ты ничего не изменишь в сущности.

– Способна ли современная молодежь на революцию в любом ее виде?

– Не хочу лить воду на мельницу болтологической индустрии о «революциях»: слишком много «революций» в моде, «революционных цен» и прочих пиаровских и коммерческих спекуляций. Для России актуальна только одна революция – социальная. Молодежь в нынешнем своем виде не способна на социальную революцию. А без молодежи не может быть никаких революций. Но сейчас пресловутая «западная молодежь» демонстрирует способность к борьбе. Дай бог, будет и подлинная революция – в Греции, например. Почему на российской молодежи нужно ставить крест?! Я вижу позитивные изменения последних пяти-шести лет. Особенно радует, что в новое профсоюзное движение идет молодежь, формируется классовое сознание. Это творческие субъекты революции. Хотя, похоже, социальных конформистов и психопатов (ультраправых) пока что многовато.

– В условиях постоянной пассивности большинства можно ли говорить о гражданском обществе как таковом?

– Гражданское общество это либеральный миф. Хотя в своем первоначальном смысле («гражданское» как «буржуазное») оно в России присутствует. Конечно, в чем-то уступает мировым аналогам. Однако на Западе гражданское общество стало следствием длительной упорной борьбы трудящегося большинства. Наши же адепты либеральных свобод только в последние годы вспомнили об этом. Когда мы формировали в Перми независимое студенческое движение, либералы и другие политиканы были не при делах, будучи занятыми парламентской возней. Что касается «большинства», то оно везде и всегда пребывает в состоянии «постоянной пассивности». Радует то, что примерно с 2004 года стали формироваться низовые социальные движения, которые теперь упорно политизируются. Условно говоря, в России нет гражданского общества, но есть гражданские сообщества, расширяющиеся сети солидарности.

– Кто все же прав, Хаксли или Оруэлл?

– Никакое общество нигде и никогда не станет тотально похожим на великие антиутопии Хаксли и Оруэлла. Российский «средний класс» подсел на индустрию «позитивчика», а «низшие классы» угнетаются скорее по-оруэлловски. Думаю, в списке «золотой молодежи Пермского края» немало людей, делающих деньги на этих репрессивных практиках.

– В современной России три беды: дураки, дороги и блоги. Что бы вы добавили в этот список?

– Главная беда России это – «ро$$ияне».

– А какие главные недостатки вы видите в себе самом?

– Хотел бы отшутиться в ответ, но не получается. В данный момент это главный недостаток. Впрочем, их хватает.

– Если у вас появится возможность заняться большой политикой на региональном уровне – согласитесь?

– Это возможно и интересно только в единственной ситуации: когда кипучая общественно-политическая жизнь, активность низов формирует подлинную политику. Большая политика не равнозначна политике больших бумажников. Часто думаю, что, в случае демократизации и полевения российского государства, я готов бы работать чиновником (например, в сфере образования), но при условии полной свободы политической деятельности. Реформы реформами – но революция неизбежна.

– Каким вы видите себя через пятнадцать лет? А Пермь?

– Я уехал из Перми, чтобы стать профессиональным историком. Ближе к сорока годам я вижу себя успешным ученым, не засиживающимся в одном городе и стране, тем более – в московском муравейнике. И, конечно же, я вижу себя полезным освободительной борьбе трудящихся. Не знаю, будет ли смысл возвращаться, если Пермь не изменится. Меня не покидает ощущение кризиса и «апокалипсическое» настроение. Хотя, кажется, апокалипсис лучше переживать на родном Урале.