Политика интервью

«Ментальность аутсайдеров нас губит». Интервью с губернатором Пермского края Дмитрием Махониным

59.RU поговорил с главой региона о важных проектах и объектах, туризме, оптимизации и личном

На посту губернатора (в первое время — с приставкой и.о.) Дмитрий Махонин уже больше года

6 февраля 2021 года исполнился год с того момента, как Дмитрий Махонин стал губернатором Пермского края (первое время — с приставкой и. о.). После этой даты мы встретились с главой региона и поговорили о важных для края инфраструктурных объектах, оптимизации в медицине и образовании, развитии регионального туризма и о личном, а также о ментальности аутсайдеров и том, что можно с ней сделать.

«Нужны еще люди, которые улыбаются»


Дмитрий Николаевич, давайте начнем с темы развития туризма в крае — насколько понимаю, она вам близка. Честно говоря, каждый раз, когда я возвращаюсь откуда-то в наш аэропорт, удивляюсь: там висят фотографии Маньпупунёра. Мне как будто говорят: «Здесь делать нечего, арендуйте вертолет, летите в Коми». Но ведь и у нас много красивых мест. Но с туристической инфраструктурой всё плохо. Есть ли какие-то планы, идеи? Если не говорить о блогерах, которых раньше обычно привлекали для рекламы. Хочется именно об инфраструктуре.

— А знаете, как аэропорт появился?

Построили.

— Построили. Но этому предшествовало инициированное нами (тогда Дмитрий Махонин работал в ФАС. — Прим. ред.) картельное дело, отмена так называемого конкурса на строительство нового терминала и проведение повторного реального тендера с допуском до него всех участников. В итоге стоимость права на новый аэропорт увеличилась для победителя конкурса на один миллиард рублей. Я к чему это говорю. Я помню публикации в СМИ, связанные с тогдашними краевыми властями, где нас как только ни поливали за то, что ФАС добивалась аннулирования итогов первого конкурса на строительство аэропорта, прошедшего с грубейшими нарушениями антимонопольного законодательства. Но мы это сделали. Жалко, что в этом прекрасном здании у нас фотографии Маньпупунёра. Но я вам больше скажу: когда я пришел сюда работать, по-моему, на первом этаже у нас висели те же самые фотографии. Сейчас их уже нет. Потому что это было в моем праве и в моей воле. В аэропорту надо будет исправиться.

Вы правы в том, что нам есть что показывать самим в плане наших природных богатств. И правы в том, что у нас отсталый туристический сервис. Мы не просто так подняли статус агентства по туризму до министерства. Это первое. Второе — в прошлом году мы занимались аудитом и проверкой тех основных фондов, которые у нас сейчас есть для развития туризма. В-третьих, для себя мы приняли все необходимые программы приоритетной помощи компаниям, малому бизнесу в сфере туризма. Помогали, оформляли заявки на участие в федеральных программах, создали свою программу поддержки малого и среднего предпринимательства в части гостиничного бизнеса. Это глэмпинги, модульные гостиницы. Есть вопросы по повышению качества обучения на специальностях, связанных с туризмом. Мы выиграли право проведения полуфинала конкурса «Мастера гостеприимства». Это означает, что люди, которые работают в туристической отрасли, получат возможность лучшего обучения в этом направлении. Вообще, чтобы быть туристически развитым регионом, помимо инфраструктуры, нужны еще люди, которые улыбаются, а не выглядят хмурыми и негостеприимными. Это целая система, это целый мир, который надо создавать, причем создавать, наверное, практически с нуля. Но шансы есть, и есть главное — желание. Поскольку мы любим свою родину, мы любим свою природу, мы любим людей, которые здесь живут. И без этой любви я бы не стал браться за развитие туризма.

А дальше — поверьте мне, в Москве Пермь уже звучит, и много самых разных возможностей по продвижению нашего региона на федеральном уровне мы уже используем. В наших планах создание визит-центров в Санкт-Петербурге, в Москве на ВДНХ. Мы сейчас это обсуждаем с соответствующими региональными властями, нам, конечно, хочется сделать это с наименьшими бюджетными тратами, а еще лучше — бесплатно. У нас есть план по подписанию соглашения с Екатеринбургом по совместному развитию туризма. Мы же прекрасно понимаем, что Кын-Завод посещают в основном жители Свердловской области. Поэтому всё это реалистично, сейчас проходят выездные совещания. Если мы говорим о так называемом туризме малых городов — это, естественно, Чердынь, Кунгур, Оханск. Да много что на самом деле делается с точки зрения создания инфраструктуры. Работает программа по сохранению и воссозданию памятников архитектуры. Нужно чуть-чуть доделать горнолыжную инфраструктуру в Губахе, и она станет по протяженности трасс практически пятой в стране. У нас есть инвестор, который собирается строить еще одну горнолыжку. У нас есть все необходимые договоренности о развитии транспортной доступности сети горнолыжек. И у нас есть все шансы, и мы этим уже занимаемся — по развитию культурного туризма. В частности, тот же самый Дягилевский фестиваль будет проводиться как три события в год вместо одного. Мы сейчас смотрим наши фестивальные движения, я считаю, что их надо в какой-то части пересматривать, поскольку многие из них обходятся бюджету достаточно дорого, но ни вы, ни я о них не знаем. Это странно, но с этой странностью разберемся в ближайшее время.

Фестивальные движения, о которых не знают, — это приблизительно что?

— Это различные конкурсы, которые дублируют друг друга, их кто-то когда-то придумал, и с тех пор они по инерции продолжаются. При этом никто почему-то до сих пор не задавался простым вопросом об их эффективности и взаимозаменяемости.

А если говорить о каких-то крупных фестивальных проектах, например «Белых ночах»?

— О «Белых ночах» все говорят, но я сейчас не хочу сказать вам что-то непродуманное, рождать ожидания. Нам нужно усовершенствовать систему проведения фестивалей. Мы нацелены не только на туризм, мы нацелены и на работу с молодежью. И в 2023 году мы претендуем на проведение Всероссийского съезда молодежи. Очень много мероприятий впереди — Дельфийские игры, сельские спортивные игры. Мы желаем, чтобы Пермский край гремел. Только что в Перми прошел отборочный турнир чемпионата Европы по баскетболу. Причем, по самым разным оценкам, прошел успешно, в том числе и с организационной точки зрения. В перерывах между матчами «Матч ТВ» и другие федеральные каналы, транслирующие соревнования, крутили ролики про Пермский край. И показывали не Маньпупунёр, а Усьвинские столбы.

Возвращаясь, визит-центры в Москве и Санкт-Петербурге — что это будет?

— Это будут центры, где можно будет приобрести сувенирную продукцию, узнать основные туристические маршруты региона, получить информацию о крае и так далее. Возможно, будут там и какие-то традиционные блюда Пермской кухни.

Есть какие-то договоренности с пермским бизнесом?

— Мы с ним работаем. Есть договоренности о том, чтобы продукцию пермских предприятий вывозить на рынки Москвы — Черемушкинский рынок, например, готов уже это делать. Понимаете, из-за пандемии у нас был не очень типичный год. Но в этом году, если всё получается, у меня есть желание, чтобы на ярмарках Москвы были не только павильоны с баварскими колбасками, но и павильоны с пермскими посикунчиками, шаньгами и другой чисто нашей продукцией. Мы, кстати, несмотря на все сложности, провели в столице первое гастрошоу — на нем побывали порядка 20 иностранных дипломатов. Не потратили на это ни копейки бюджетных денег — только спонсорские. Мы показали, что такое, например, пирожки с пистиками, лось, приготовленный в духовке. Было много очень хороших отзывов. Но после одного события — даже положительно резонансного — ничего не произойдет. Надо, чтобы постоянно была движуха, это системная работа. Тогда к нам захотят приехать.

Сейчас у нас строится несколько гостиниц, и ранее это тоже было проблемой, потому что человек, который приезжает с бизнес-визитом, должен где-то с комфортом переночевать, захотеть остаться на выходные, потратить здесь деньги. Слава богу, пятизвездочный «Рэдиссон» начинает строиться. Четырехзвездочный отель у нас будет на месте ДК «Телта», строительство начнется во втором квартале. Плюс есть небольшие [проекты] — например, я убедил одного предпринимателя, и ждем частную инициативу — взять в концессию несколько домов — памятников архитектуры — в центре Перми, которые сейчас находятся в плачевном состоянии, привести их в порядок и разместить там, например, гостиницы.

Это какие памятники?

— Ну, например, я хочу, чтобы была гостиница в здании бывшей поликлиники напротив сгоревшего дома на Пермской. Логично было бы сделать там детские кафе или еще что-то, гостиницу недорогого уровня, чтобы можно было ребят, которые приезжают из других городов, например на представления ТЮЗа или иных пермских театров, либо хотят просто погулять по городу, оставить переночевать с родителями.

В одном из интервью вы говорили о том, что сейчас в крае реализуется несколько гостиничных проектов. А где, кроме Перми?

— В малых городах. Например, в моей родной Чердыни скоро построят гостиницу, которая будет вмещать в себя условно группу из туристического автобуса. Этого Чердыни не хватало: раньше туристы заезжали в Ныроб, Покчу и уезжали ночевать в Соликамск. Сейчас они смогут остаться в Чердыни. У нас в планах восстановление гостиного двора в Кунгуре. Я думаю, там тоже что-то типа гостиницы надо будет придумать, не только многофункциональный центр и сувенирные лавки. В таких исторических городах наша задача — помогать предпринимателям реализовывать свои проекты. И, естественно, надо заниматься ремесленным искусством, у нас есть программа на пять лет по развитию ремесла. Наша задача — чтобы наша сувенирная продукция продавалась и я ее видел, когда приходил в наши музеи, в театры. А я ее не вижу. А еще задача — сделать роуд-шоу наших ремесленных поделок для пермских предприятий, чтобы они на Новый год и другие праздники покупали корпоративные подарки пермского происхождения, а не из других регионов.

Вернемся к месту, откуда вы родом, — к Вишере — и на этом закончим с вопросами о туризме. Несколько лет назад на Ветлане погибла женщина — зимой она поскользнулась на лестнице и в итоге скончалась от травм. Там был подрядчик, он не исполнял обязательства. По итогу эту лестницу просто демонтировали. Сейчас все лезут на гору, держась за веревку, на внизу идущих людей срываются камни. Мне кажется, это такая хорошая иллюстрация того, как у нас всё происходит или происходило.

— Я не знаю об этой ситуации… На Ветлане я в последний раз был десять лет назад. Дам команду поразбираться в этой проблеме и найти решение. Обустройство туристических маршрутов должно быть одним из приоритетных направлений. В этом году мы наконец-то реализовали несколько цивилизованных стоянок. Вы были когда-нибудь на сплаве?

На сплаве, к сожалению, нет. Только в походах.

— Советую. Я все свои коллективы обязательно вожу на сплав. Но если вы пойдете летом по той же самой Усьве и выйдете на берег, то увидите горы мусора. А наша задача — и, кстати, неправильная была интерпретация опять же — вводить небольшой сбор для туриста, который мы сможем использовать в том числе на уборку берегов, рек и так далее. Мы, к сожалению, людей не переделаем, и люди у нас разные. Хотя очень многие увозят мусор с собой, в пакетах, всё здорово. Но многие выкидывают его на берегах, и надо это собирать.

Также нам надо будет найти форму государственно-частного партнерства по тому же Каменному городу. Чтобы предприниматель мог стирать эти ужасные надписи, которые там оставляют, и при этом обустроил площадку перед входом, где можно будет попить чай, купить сувениры, посидеть. Это может быть для него источником заработка и [для нас] — средством содержания памятника.

«Ногой можно пнуть, и домики посыпятся»


Крупным проектом, который вы хотите реализовать в крае, может стать инфекционная больница. Прикамье не собиралось идти по пути Уфы или Челябинска, где построили, так скажем, быстровозводимые госпитали, мы хотели сделать капитальное сооружение. По итогу у нас будет больница по проекту Казани — там ее возвели за сто дней. Почему мы не взяли этот проект раньше? Понадобилось время для согласования?

— Давайте разобьем этот вопрос на две части. То, что возвели наши коллеги — в Уфе, Челябинске, еще ряде городов, ничего против не имею, молодцы, отлично справились, всё сделали. Просто во время пандемии они решали проблему койко-мест по-своему, а мы — по-своему. Емкость каждой построенной больницы составляет около 300 коек. Но у нас в крае во всё время пандемии было свободное количество коек раз в пять больше, чем эти 300 мест. Вопрос: мы хотим чего? Просто успокоить жителей? Сказать: «Вот мы построили инфекционку, коронавирус ушел». Люди не будут болеть? Или мы всех поместим на эти 300 коек, хотя у нас есть свободные койки в больницах? Это раз. Вы должны понимать — как будет развиваться коронавирусная инфекция, никто не знал и не мог предположить, мы могли все заболеть еще весной. Больший пик мы получили осенью. Люди устали находиться в напряжении, стали забывать о мерах защиты. Я не мог предположить, никто не мог предположить, сколько у нас будет [выявленных заболевших] каждый день — 200, 300 или больше. И срочное строительство инфекционки на 300 коек не решило бы проблему. Помним, да, эти страшные эпидемии, которые были в мире и в нашей стране в начале прошлого века? Я смотрел исторические фотографии, там просто кошмар творился. Мы-то чего хотим? Мы хотим сделать инфекционную больницу не только для коронавируса, дай бог, мы его победим в ближайшее время. Нам нужна просто хорошая капитальная современная инфекционная больница, рассчитанная на десятилетия эксплуатации.

Что касаемо Казани — это корпус, более капитальный, как вы правильно сказали. Но при наличии вспомогательных площадей, которые уже были построены. На территории действующей инфекционной клиники (новый корпус инфекционной больницы в Казани возвели при уже действующем. — Прим. ред.). Что можно из действующих корпусов нашей инфекционки использовать? Ничего. Ногой можно пнуть — и эти старые деревянные домики посыпятся. Строить в центре города инфекционную больницу тоже неправильно. Поэтому надо было провести работу над определением участков.

Я посчитал неправильными планы строить инфекционную больницу в лесу, в Закамске. Где еще рядышком должен был быть аквапарк. Я тогда говорил: странно, да, почему частный инвестор не идет строить аквапарк по соседству с таким суперобъектом, как инфекционная больница?

Осенью было принято решение, что мы будем использовать участок, который находится на Нагорном, рядом со СПИД-центром. Лаборатория общая, нам не надо будет тратить на нее дополнительные деньги. Чтобы казанский проект был использован, он должен попасть в реестр федерального Минстроя, он должен быть рекомендован для дальнейшего использования, и это всё — время. И буквально в январе это произошло.

Что касается участка, который мы выбрали. У Перми есть одна особенность. Где ни хочешь что-то построить, по этому участку кто-то обязательно зарегистрировал газопровод, водопровод или кабельную сеть. На участке под больницу надо было изменить назначение земли, потому что там была охранная зона. Для этого всего требовались инженерные и землеустроительные работы. Они проведены. Я очень рассчитываю на то, что коллеги из строительного блока не подведут, и в начале второго квартала мы приступим к строительству.

А есть ли какие-то планы на участок, где сейчас деревянные домики старой инфекционки?

— Напомню, что этот участок попадает под завершение расширения улицы Революции. А дальше посмотрим, что делать с оставшейся частью участка. Он ликвидный, и, если мы примем решение его продавать, будем продавать по справедливой цене. Но это если он не потребуется для нужд медицины. Возможно, там будет жилье для медиков. Я давно думаю над тем, чтобы в больничных городках по соцпрограммам возводить дома для медперсонала.

«Мы ФАПы оптимизировали, а взамен ничего не дали»


Как вы относитесь к опыту реорганизации и оптимизации в медицине и образовании? Стоит ли продолжать эту практику?

— Давайте я приведу пример из своей жизни. Поселок Рябинино, из которого я родом. Деревянная школа — Рябининская средняя, которую оканчивал. На соседнем участке был построен детский сад. Два здания, два директора, два бухгалтера. Вопрос: зачем? А есть у нас школы, где было пять завучей. Вопрос: зачем? Оптимизация этих начальников привела к тому, что денежные средства — и это достоверно — остались на зарплату учителей, воспитателей и социальных работников. Такая оптимизация, я считаю, вполне допустима и нормальна. Так лучше управлять процессами, мы понимаем, что нам можно заниматься не с тысячью управленцев, а со значительно меньшим количеством. И дальше вопрос в накоплении ресурсов, распределении их внутри укрупненной школы, детского садика и так далее.

С медициной всё сложнее. Это жизнь и здоровье людей, их безопасность. Вопрос ведь не в том, что это предыдущие региональные власти что-то сокращали. Если мы посмотрим динамику сокращения ФАПов (фельдшерских акушерских пунктов. — Прим. ред.) — началось всё еще в конце 1990-х годов. ФАПы сократили, оптимизировали, а взамен ничего не дали. А надо было организовывать выездную медицинскую помощь. И мы этим сейчас активно занимаемся. Могу в качестве примера привести онкодесант. Это передвижные комплексы с маммографом, с флюорографом, которые ездят по территориям края и проводят диагностику. Это важно. В этом году Минздрав планирует закупить всё необходимое для проведения выездной стоматологии.

Важно и развитие института узконаправленных специалистов. Я вообще считаю, что будущее современной медицины — за ними. Но их невозможно пачками выпускать даже при наличии нашего сильного вуза. И, конечно, невозможно обеспечить такими узкопрофильными врачами каждое медучреждение в крае. Но каждый ФАП имеет Wi-Fi и интернет, и профильные врачи могут консультировать местных медиков по той или иной проблеме. Нам сейчас важно наладить диагностику.

Дальше — если человек, не дай бог, заболел, ему где лучше операцию сделать: в Чердыни или Березниках?

— В Березниках.

— В Березниках. Надо людей обеспечивать и к узконаправленным специалистам доставлять. И задача именно такая: там, где людям — мы, например, смотрели по Александровску — нужно ехать на обследования чаще, должны обеспечить транспорт, шаттлы. Чтобы они могли сесть и бесплатно доехать. И этим тоже будем заниматься.

Но самое главное, что мы сейчас должны организовать, — это программа по модернизации первичного медицинского звена. В прошлом году мы ее защитили, это 10 миллиардов рублей. Помимо 6 крупных медицинских учреждений, это 50 ФАПов и СВА (сельские врачебные амбулатории. — Прим. ред.), ремонт 100 медицинских учреждений, полторы тысячи единиц медоборудования, 350 транспортных средств. Всё это мы должны реализовать до 2025 года.

Конечно, я могу все проблемы, накопившиеся в медицине со времен царя Гороха, взять на себя. Ну если вы считаете, что это правильно…

Нет, я не об этом. Хочется понимания перспектив по оптимизации в медицине и вашего личного отношения.

— Все почему-то забыли, что я сам из глубинки. Не секрет, я рассказывал эту историю — когда у мамы случился инфаркт и ее везли из Рябинино в Соликамск, она мне говорила, что это была самая долгая дорога в ее жизни. Как вы считаете, как я должен относиться к сокращению и оптимизации медицинских организаций, когда под угрозу поставлена жизнь моей мамы? А она осталась в Чердыни и там и живет, никуда не собирается переезжать.

«Мы сами решили, что мы аутсайдеры, мы отстаем»


Здоровья маме. Вы заговорили о зарплатах — учителей, педсостава. Вы ездите по краю, видите, как живут люди. Как вы оцениваете условный уровень благосостояния? И что с этим можно сделать?

— В начале прошлого лета я приехал в поселок Серебрянка, который был подтоплен во время паводка. Увидел деревянные дома, [увидел,] как живут люди. Для меня что, это что-то новое? Нет. Мой сосед по деревне жил не лучше. Я сам родился в деревянном доме с печным отоплением. Моя мама до сих пор живет в этом доме. Когда приезжаю к ней, останавливаюсь там же.

Знаете, это же всё оценочно на самом деле. Имеют ли люди право жить лучше? Имеют. Есть ли такая возможность? Не у всех. Обязана ли власть думать о том, чтобы увеличить благосостояние людей? Конечно, обязана. Но если вы спросите, почему у нас выросла безработица… На самом деле, когда президент инициировал увеличение пособия по безработице, оказалось, что у части населения зарплата меньше, чем это пособие. Они резко встали на учет в службе занятости. Уровень заработной платы у некоторых категорий граждан еще очень маленький. Но при этом мы же понимаем, что дворник не может получать 100 тысяч рублей. И все мы разные. Когда вы в детстве выбираете, кем вы будете, — многое же от человека зависит, хочет он учиться или же вести разгульный образ жизни.

Наша задача — создать больше возможностей для людей. Это в том числе и вопросы новых бюджетных мест в техникумах. В прошлом году дополнительно были созданы полторы тысячи. Сейчас конкурсы в некоторых техникумах — 10–14 человек на место. Наша задача — создать больше бюджетных мест в университетах. Наша задача — помочь человеку, который потерял работу и не может работать по специальности, получить новую. Для этого в прошлом году мы создали центр ускоренной переподготовки. Порядка полутора тысяч жителей Пермского края, потерявших работу из-за коронавируса, прошли переподготовку. Я был в этом центре — принтеры, компьютеры, это условия современной переподготовки. Вот этим мы и должны заниматься, потому что, если мы посмотрим на опыт других стран, человек в течение жизни вполне может поменять несколько направлений деятельности.

Вы правы в том, что проблем очень много, но всё познается в сравнении. Я не хочу никого обижать, но есть регионы, по сравнению с которыми Пермский край живет значительно лучше. Есть и те, где ситуация выглядит лучше, чем у нас. Всё же относительно. Смотря с чем сравнивать...

Но надо не только сравнивать, надо делать так, чтобы мы стали самыми лучшими. И об этом надо говорить. Ментальность аутсайдеров нас губит. В одну из командировок я поехал смотреть на ВДНХ интерактивную студию «Союзмультфильма» — было предложение у нас создать такую же. Я сразу согласился, это же не только развлечение, но и обучающий центр для детей, предоставляющий возможность заниматься мультипликацией, рисовать. Был там вместе с женой и детьми. Два часа ходили. Замечательно. Дальше пошли поужинать, и они говорят мне все вместе: «Не надо нам в Перми такую». Я говорю: «Почему?» Мне говорят: «А кто туда ходить будет?» Ну правильно, говорю, сейчас мы откажемся, в Екатеринбурге сделают, и вы всеми семьями будете туда ездить. Это такой уже сложившийся за годы стереотип мышления: мы почему-то сами решили, что мы аутсайдеры, мы отстаем. К сожалению, многие из нас сами поддерживают и культивируют такой менталитет.

«Нельзя на полпути начинать что-то рушить»


Давайте вернемся к проектам. Вокзал Пермь II — тоже немного про туризм. У меня недавно приехал коллега из Омска, ему очень понравилась Пермь, но вокзал его, конечно, шокировал.

— Ко мне осенью тоже приезжали знакомые из Омска, и, когда я читал критику в ваших комментариях про отсутствие лекарственных препаратов, омичи в то же время купили в пермских аптеках пять пакетов и уехали домой, сказав: «Как классно, что у вас есть лекарства». Ну так, для сравнения.

Про Пермь II — сколько живу, столько слышу, как и про инфекционную больницу, про реконструкцию вокзала. Это не инфраструктура края, это инфраструктура РЖД, и здесь нам пока ничего не остается, кроме как добиться исполнения обязательств со стороны последних. Сейчас идет судебный спор по выкупу РЖД земельного участка. Договор купли-продажи был подписан почти три года назад. Я считаю, что, несмотря на все инсинуации, нельзя — а это зачастую у нас случается — взять и на полпути начинать что-то рушить. Возникает закономерный вопрос: почему, когда были переговоры о заключении той или иной сделки по Товарному двору, никто не протестовал, не делал предостережений? И только когда РЖД вошли в проект, то соответствующие органы посчитали, что всё надо расторгнуть. Не будет тогда Перми II никогда. Она будет в том виде, в котором сейчас есть. И все должны отдавать себе в этом отчет.

Я очень рассчитываю, что территория по соседству с железнодорожным вокзалом преобразится. Что там появится, помимо прочего, и новый универсальный Дворец спорта на 10 тысяч мест.

Он включен в «Пермь-сити», так ведь?

— Я бы сделал акцент не на «Пермь-сити» как таковом, а на том, что нам надо вдобавок к УДС «Молот» получить еще один спорткомплекс, поскольку тот же самый баскетбол — это символ Пермского края, и «Парма» — самая посещаемая команда в лиге ВТБ. И мы должны создать людям условия, чтобы они в комфортной обстановке болели за свою любимую команду и радовались ее победам.

— Немного вернемся к Перми II — там новый проект? Последняя информация была про исторический облик…

— Да, я бы хотел, чтобы эскиз был максимально приближен к историческому облику. Сейчас мы нашли необходимые решения для этого. Главное — допроектировать и построить.

«Задача бизнеса — инвестировать в социальную инфраструктуру»


— Еще о застройке. Пермские застройщики в судах доказывают, что не обязаны соблюдать условия соглашений с городом и краем о безвозмездной передаче соцобъектов. Как вы относитесь к этим соглашениям? Необходимо ли было обязывать застройщиков строить соцобъекты? Подходящий ли формат для этого выбрали? Стоит ли продолжить практику заключения таких соглашений?

— Нормально отношусь. ПЗСП, например, уже не судится, суд изменил мотивировочную часть решения и отказал им. Ну слушайте, я тоже недоволен, что снег падает зимой. Но что делать. На самом деле строительный бизнес маржинальный. Люди массово покупают квартиры в «муравейниках», поскольку они приемлемы по цене. При этом, что называется, «на берегу» не задаются вопросом: а есть ли на территории нового жилого микрорайона детский сад, школа, где будут учиться их дети? Всё ли нормально с парковками, с местами отдыха? Эти вопросы появляются у них обычно уже после того, как отпразднуют новоселье. И, не получив на них внятных ответов, люди начинают жаловаться — в том числе и в органы власти. И проблема застройщика становится проблемой властей. А мы не должны перекидывать друг на друга проблемы, мы должны решать их сообща. Если мы строим жилье, оно должно быть обеспечено социальной инфраструктурой. И это повышает привлекательность самих квартир.

Соглашения существуют. Будем ли мы их как-то трансформировать, пересматривать — большой вопрос. Потому что самая главная задача для меня и для органов местного самоуправления сейчас — кардинально увеличить темпы стройки, в течение пяти лет нагнать где-то до полутора миллионов квадратных метров ежегодно. Для этого проводится колоссальная работа. Мы записали себя в пилотный проект Росреестра — в нем четыре региона, включая нас, и по нему мы будем определять и ставить на кадастровый учет все земельные участки. Сейчас у нас 4,5 тысячи земельных участков не имеют границ вообще. Как можно на них строить — непонятно. Мы провели анализ, определили земельные участки от Чердыни до Чайковского. Наша задача — отдать людям землю на максимально приемлемых для них условиях. В том числе строителям под многоквартирные дома. Наша задача — сделать прозрачной систему получения разрешений на строительство. Наша задача — помочь с коммуникациями. И это всё — снижение финансовой нагрузки на бизнес. Но задача бизнеса в качестве ответного жеста — это в том числе инвестировать в социальную инфраструктуру.

Что сейчас может сделать край для того, чтобы школа в Красных казармах досталась Красным казармам?

— Обеспечить передачу школы в муниципальную собственность, как это и было предусмотрено соглашением с застройщиком. Поскольку тот не хочет делать это в добровольном порядке, городские власти сейчас с ним судятся. И их задача — добиться положительного решения суда по этому вопросу.

В каком состоянии находится проект третьего моста через Каму? На каких условиях край будет входить в проект?

— Пока мы в начале пути, и очень много нужно будет сделать, чтобы найти финансирование на этот объект. Моя прошлогодняя прямая линия с президентом — это первый шаг в этом направлении. Пока видится, что строить мост надо в створе улицы Крисанова, это логично, так как, если она будет продлена, это будет такой транспортный поток, который можно будет значительно сократить, когда не надо будет заезжать на рынок. Это разгрузит коммунальный мост — он, по-моему, единственный в стране из четырех, построенных в то же время и по такому же проекту, который остался в эксплуатации. И он не в очень хорошем состоянии, вечно он существовать не может. А Камскую долину мы уже не перенесем.

«Ни я, ни министры не можем знать всё и вся»


— В 2020 году в Прикамье появился Центр управления регионом. Говорится о том, что он анализирует сообщения граждан в соцсетях и на форумах и помогает оперативно решать проблемы. Как физически это устроено? Какие проблемы решаются?

— Социальные сети нужны не только для того, чтобы писать там оскорбления. Конечно, это возможность общения жителей и власти. И ни я, ни министры, ни глава местного самоуправления не можем знать всё и вся. Поэтому, если даже в моих соцсетях написали какой-то комментарий, Центр управления регионом должен этот комментарий найти, переслать по направлению деятельности и посмотреть, как решается та или иная проблема и задача. Это началось с портала «Управляем вместе», и сейчас мы работаем над тем, чтобы все эти платформы интегрировать друг с другом. Чем больше будет возможности обратиться к властям, тем лучше. Дальше мы должны создать центр по риск-менеджменту. И это не политическая история. Как пример: есть проблема водоснабжения в Кизеле. Потому что водопровод там — опять же руки кому-то бы оторвать — был в свое время изготовлен из некачественного материала, и грунты плывут, камень вылез — всё, прорыв. Фонтан воды, и ничего сделать невозможно. Надо перекладывать. Первую очередь в прошлом году переложили, в этом году переложим всё полностью. И Кизел решит проблему. Это приоритет, вода, жизнь. Так будет управляться регион — ЦУР нужен для повышения управляемости, для того чтобы на основании обращений самих жителей правильно расставлять приоритеты в решении существующих в регионе проблем.

Когда вы только стали врио губернатора, в вашем инстаграме были посты не только о работе, но и о личной жизни: видео с дочкой, фото из родных мест. Почему теперь таких постов нет? Вы стремитесь быть максимально закрытым? И сразу — у части общества есть запрос на скромных, аскетичных чиновников. Таких, какой выглядела Сардана Авксентьева, бывший мэр Якутска: с минимальными представительскими расходами, отказавшаяся от дорогих служебных машин и продающая здание администрации. Вам близок такой вариант?

— Показывать личную жизнь — ну слушайте, я не скрытный человек, но везде должны быть, наверное, поводы. Если мой ребенок поздравил всех с 1 Сентября, наверное, это уместно и логично выложить в инстаграм. Вместе с женой и дочками сфотографироваться на 8 Марта тоже логично. Но 8 Марта раз в году бывает. Каждый день выкладывать свою семью напоказ — неправильно, наверное.

А относительно аскетичности или не аскетичности — вряд ли у меня получится ездить на общественном транспорте. Это нереалистично. Да и я не люблю, когда чиновники напоказ демонстрируют аскетизм и так называемую «близость к народу». И ездят в общественном транспорте вместе с толпой журналистов и десятком камер. Для меня это неприемлемо, это голимый популизм. Что мне для жизни нужно? Особо ничего не нужно. Потому что мы выросли в простой семье, ели картошку с салом и огурцами. И я до сих пор это люблю. Простые вещи — самые лучшие.

Наше интервью должно было пройти до 6 февраля, но по определенным причинам состоялось позже. До встречи губернатор провел несколько прямых эфиров и встретился с другими журналистами — мы не стали дублировать вопросы, которые задали коллеги и читатели, ссылки на важное с этих интервью вы найдете ниже в разделе «По теме».

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
ТОП 5
Рекомендуем