«Ты бежишь инстинктивно. Они ходят мини-свиньёй». Колонка о том самом дне протеста в Москве

27 июля в Москве прошла массовая акция протеста — люди вышли на улицы, чтобы поддержать независимых кандидатов, которых не пускают на выборы. Митинг был несогласованным, на нём задержали более тысячи человек, многие получили травмы. На акции оказалась и пермская журналистка Анастасия Сечина. Она опубликовала колонку на своей странице в фейсбуке. По договоренности с ней мы публикуем её на 59.RU.

«Пообещай, что не пойдешь на митинг», — сказал муж. «Это нечестно — просить дать такие обещания, — сказала я. — Не могу пообещать, — сказала я. — Но ты можешь не волноваться, у меня почти нет шансов попасть на митинг, я здесь, чтобы работать, и я работаю, я не могу подвести людей», — сказала я.

Но когда работа была закончена — ты должен понять меня — я не могла, никак не могла ехать в «Китайский лётчик», где по странному стечению обстоятельств именно в этот день играла Юлька свет наш Балабанова. Я могла только идти гулять на Цветной бульвар. Только это я и могла.

Ты должен меня понять. Ведь ты сам написал: «Смотри, слушай, впитывай». Я сохранила скрин. Тебе не в чем меня упрекнуть. Я строго следовала твоим указаниям.

Я встретилась с толпой, когда она спускалась к Трубной. Я вошла в толпу, чтобы смотреть, слушать и впитывать. Толпа дошла до площади. Она сообщила: мы здесь власть. Несколько раз. Громко. Она потребовала: допускай. Несколько раз. Громко.

— Ребята, кому водичку? — в толпе ходит девушка и раздаёт бутылки с водой. Жарко.
— Бесплатно?
— Да.
— От какой вы организации?
— Ни от какой.

Парни забрались на одну из колонн в сквере.

— Народ, последний шанс, чтобы ******* (уйти. — Прим. ред.), — говорит юноша с модной стрижкой, нервно озираясь. — Или чо, скажем, просто гуляли?

Народ молчит.

«Любопытно, — думаю, — как сложатся их отношения, если нервный-таки уйдет? А сам себе он как потом это объяснит?» Я его понимаю. Я тоже малодушно хочу уйти. Потому что я живая и мягкая. Мне страшно. Но. Но. Я занимаю место с другой стороны колонны.

«Это наш город», «Мы не уйдем», «Мы без оружия» — скандирует толпа, иногда сбиваясь на привычное «Россия будет свободной». Кто-то орет: «Путин — вор!», но его никто не поддерживает.

— Всё, что я вижу — это кучка маргиналов, которая кричит «Путин — вор», больше ничего, — скривившись комментирует молодой человек, берущий на площади прокатный велосипед.

«Любопытно, он всегда слышит только то, что хочет?» — думаю я, проверяя устойчивость своей позиции правым ботинком. Так себе. Шаткое положение.

— ОМОН готовят, ребята, ОМОН готовят! — кричат за спиной.
— Его всегда готовят, — меланхолично замечает кто-то под колонной. Мой сосед нерешительно, но все же разворачивает плакат «Я имею право на выбор».
— Если тикать, то теперь только через сквер, — не унимается нервный. Его игнорируют.

Серая гусеница из людей в форме начинает двигаться. Быстро, технично площадь берут в оцепление со всеми, кто на ней. Со всех сторон окружают автозаки. Физически чувствуешь, что тебя берут в кольцо, отстойное ощущение. На репите в громкоговоритель сообщают, что акция не согласована и призывают в ней не участвовать.

— Расходитесь, всех задержим! — орет... кто это? Полиция, ОМОН, Росгвардия? Я не знаю. Это Форма.
— А куда расходиться-то? Мы в оцеплении, — рассеянно спрашивают люди. В ответ пожимают плечами.
— Пресса может остаться?
— Нет! — отрезал. Имеет право трактовать закон «О СМИ».

Толпу разгоняют. Группа в черном с дубинками бежит на тебя, а ты бежишь от неё. Даже если не хочешь. Желание бежать сильнее. Ты бежишь инстинктивно. Они ходят мини-свиньёй. Вцепляются в лямки за спиной друг друга, чтобы не рассыпаться по дороге. Один впереди, четверо сзади. И так идут, клином. Кажется, мне будут сниться их лица. Кажется, они ненавидят всех, кто на площади. Возможно, за то, что приходится ходить клином.

Люди подходят к оцеплению и пытаются выйти. Всякий раз им молча преграждают путь.

— Нам сказали расходиться, но как мы можем разойтись, если вы не пускаете? — спрашивают люди. Форма не отвечает. Смотрит в сторону, тебя нет. Или пожимает плечами. Или говорит:

— У нас приказ — не пускать.

«Любопытно, — думаю я, — не пускать и не выпускать? Хотят взять всех?..» Я смотрю на маленькую мусульманку в платке. Она тихо стоит в толпе. Может, просто гуляла в сквере. Я не знаю.

Они действуют бессистемно. «Свинья» подходит к группе людей, цапает любого по лишь ей известному принципу и тащит в автозак. Она может проводить под локоток. Может заломить руки. Может повалить на землю. Ты не знаешь, не можешь предугадать, кто будет следующим и как с ним обойдутся. В этом смысл. Чтобы знали, кто тут власть.

Я смогла выйти за оцепление.

«Любопытно, — подумала я, — как ты сама себе потом это объяснишь?» Наверно, у тебя завтра самолёт. Ещё, как всегда, садится телефон. И бесчеловечно обременять московских друзей своим попаданием в автозак. Ну, такое. Я вышла, но не смогла уйти. Я бессмысленно курсировала вокруг. Все прилегающие пространства заполнены людьми.

— Смотри, вон тот, наверху, фотографировать собрался, давай-ка его снимем. Ублюдок, — это ОМОН. Да, точно, ОМОН. «Почему они в масках? Почему они прячут лица?» — тупо думаю я, пока омоновцы двигаются в сторону пацана, взобравшегося повыше на какую-то очередную малую архитектурную форму. Парень показал им фак, сиганул с формы и убежал.

— Вот урод, — процедил омоновец, но догонять не стал.

— Надо валить из России, смотри, что творится, — тихо говорит человек, переходящий дорогу.
— Не, ну а почему обычные люди должны страдать?! — возмущается другой. Станции метро перекрыли. Обычные люди не могут уехать. Ещё стоят в пробках.
— «Несогласованная акция оппозиции. Задержаны более 600 человек», — две лакшери-девочки гуглят на ходу.
— Ну правильно. Несанкционированная раз, — откликается спутница. — Пойдём скорее. Я уже хочу сесть, выпить и закусить.

Я тоже. Когда-то, сто лет назад, во мне был сандвич, его давно нет. Я обхожу площадь по кругу. Через сквер полиция ведёт мужчину в жёлтых шортах, заломив ему руки за спину.

— Больно! — кричит мужчина.
— Иди ногами. Больно ему, — откликается Форма.
— За что?! Больно!
— Ты сам себе неудобно делаешь. Иди нормально.

Я сажусь на лавку. Ощущение ирреальности происходящего вокруг оглушает. Парни рядом смотрят трансляцию «Дождя». Заглядываю через плечо, они поворачивает экран, чтобы мне было лучше видно.

Людей начинают теснить и за пределами оцепления. Всех, кто занимал газоны, бордюры, лавки, колонны, вазоны, заборы, парапеты и всё прочее, что можно было занять. Люди бегут. Кого-то догоняют, валят на землю, заламывают руки, шмонают, запихивают в автозак.

Кто-то пытается укрыться в магазине.
— Э, валите отсюда, — не пускают у входа.
— Вы такие хорошие люди, — говорит девушка и бежит дальше.

На некоторые задержания толпа свидетелей реагирует криками: «Позор!»

— ******. Это же ******. Это же полный ******, — справа от меня весьма красноречивый комментатор.
— Они сейчас в стороны начнут двигаться. Пошли отсюда, — это другой.
— Я хочу остаться.
— Чем ты поможешь тут уже?!
— Я хочу ВИДЕТЬ!

***

Я сегодня ночую у девушки из «ОВД-Инфо». Её смена закончилась в 19 часов, на часах 22, но она все ещё в штабе. Не хватает людей. Надо составлять списки задержанных, объяснять всем, как действовать, если тебя задержали. Я не мешаю. Я выхожу на крыльцо курить.

Крупная женщина в футболке с Бэтменом басит в трубку:

— Маша, свершилось, людей везут в Крюково... Да, там, где погибает взвод... Они везут в Крылатское, Зеленоград, ну, это жопа, Маша, 70 отделений, Маша, такого не было никогда.

Я знаю, муж, ты поймёшь меня, когда проснёшься и прочитаешь этот пост. И мы не будем разводиться, ведь мы так и не успели пожениться. Мне нужен был этот опыт. Стоять, когда вереницами к площади подъезжают автозаки. Стоять, когда пущенное на репите предупреждение начинает сводить с ума. Стоять, когда кто-то орёт: «ОМОН!» Стоять, когда серая гусеница начинает двигаться. Стоять, когда берут в кольцо. Стоять, когда идёт свинья. Стоять, когда бегут. Стоять. Это, кажется, не так сложно.

Недавно я писала, что журналисты не должны стоять в митингах. Но есть черта, за которой невыносимо. А ещё я тоже хочу видеть. Когда винтят на фото и когда винтят рядом с физической тобой — это не одно и то же. 1371 задержанный на к трём часам ночи 28 июля. Это жопа, Маша, это ******.