Для этих людей Чернобыль — не название нашумевшего сериала, это их реально прожитые дни. В канун 34-й годовщины Чернобыльской трагедии свою историю рассказал пермский ликвидатор Дмитрий Тимофеев. Сейчас он председатель Пермской краевой организации инвалидов «Чернобылец».
Всего на ликвидацию последствий чернобыльской аварии из Пермского края через военкоматы отправили пять тысяч человек. Кроме того, еще 300 человек уехали в зону отчуждения от предприятий. Это были шахтеры из Кизела, Губахи, Горнозаводска. Уехали рабочие Воткинской ГЭС, рассказывает Дмитрий Тимофеев. Именно шахтеры вручную копали тоннель под реактором и бетонировали его, чтобы зараженная вода не просочилась в грунт.
— В американском сериале «Чернобыль», рассказывая про это, конечно, преувеличили, что шахтеры из-за экстремальной температуры под землей голышом копали этот тоннель, — говорит ликвидатор. — Они же не самоубийцы. Нужно было надевать защиту от радиации. Они носили защитные костюмы, респираторы «лепестки», они хотя бы задерживали радиационную пыль. Эта пыль — главный враг. Но температура под землей действительно доходила до 50 градусов, это правда. Было невозможно дышать.
Сейчас из пяти тысяч пермских ликвидаторов в живых остались 2,8 тысячи человек, из них 750 человек стали инвалидами. Дмитрий Тимофеев — один из них, он перенес лучевую болезнь. В зоне отчуждения он работал 85 дней, за это время получил облучение в 15,5 бэр. В Припять офицера запаса отправили 27 октября 1987 года.
«В деревнях говорили, что едем на военные сборы»
— 27 октября — это день моего рождения. Исполнилось 30 лет, в этот день и поехал в Чернобыль, — говорит Тимофеев. — Ранее пришла повестка из военкомата. Я прекрасно понимал, куда и зачем едем. Хотя в деревнях местным просто говорили: «Едете на военные сборы». За уклонение грозил срок до трех лет, да никто и не уклонялся. Хотя на сборном пункте военный комиссар спросил: «Есть, кто против?» Никто слова не произнес. Родина приказала.
В зону ЧАЭС отправляли только мужчин старше 30 лет, у которых уже были дети. У Дмитрия Тимофеева в Перми остались жена и трехлетний сын.
Уральский полк базировался в 20 километрах от ЧАЭС, ликвидаторы жили в палаточном лагере, по 40 человек в одной палатке. По периметру 30-километровой зоны отчуждения стояли полки добровольцев со всего Советского Союза.
— Ехали до зоны ЧАЭС мы ночью. Помню, что проезжали в кромешной темноте, людей же эвакуировали, дома брошены, ни в одном окошке нет света. Вот эти ощущения врезались в память, — рассказывает ликвидатор. — По сути, там в зоне отчуждения с 1986 по 1989 годы был конвейер рабочей силы. При нас, кто получил предельную дозу облучения, ребята уезжали, на их место прибывали новые.
День ликвидатора выглядел так: подъем в четыре часа утра, получение путевого листа, выдача дозиметров или накопителей. В пять утра группа, в которой Тимофеев был главным, выезжала на работы. Довозили работников до «дороги жизни» — так они называли мост через реку Припять.
— Он был фонячий, длиной метров 400, пешком по нему идти было нельзя, чтобы не хапнуть дозу, — рассказывает Дмитрий Тимофеев. — Двигались перебежками. И так каждое утро.
По словам ликвидатора, водителей, которые развозили людей на объекты, меняли каждые две недели, ведь они очень быстро получали предельное облучение.
«Проверить грунт, снять, отвезти в могильник»
Чтобы минимизировать последствия взрыва, над ЧАЭС строили укрытие — в народе его назвали «саркофаг». Доделали его в ноябре 1986 года, еще до приезда в зону Тимофеева. Самая страшная и тяжелая работа досталась первым ликвидаторам, которые ездили в первые месяцы после взрыва на ЧАЭС.
— Роботы-манипуляторы не выдерживали радиации, вылетала их начинка. На крышу реактора добровольцев пускали на минуту, за это время надо было лопатой сбросить куски графита, — рассказывает Дмитрий Тимофеев. — Выдавали свинцовый фартук, чтобы хоть как-то защитить от смертельной дозы. Именно эти ребята после возвращения умирали первыми. Один из пермских ликвидаторов умер всего спустя полгода, как съездил в 1986 в Припять.
Группа Дмитрия Тимофеева снимала зараженный грунт и проводила дезактивацию Припяти.
— Специальная цистерна с раствором объезжала улицы Припяти. Из шлангов мы поливали улицы, дороги, дома, здания, — вспоминает Дмитрий Тимофеев. — После проливки дозиметристы проверяли фон зданий. Мертвый город. Ни души. Я видел только бродячих собак и кошек, которых оставили бывшие хозяева. В сериале «Чернобыль» есть сцены, где брошенных домашних животных отстреливают. Отстрелы я не видел, но бродячих кошек и собак, действительно, ловили и усыпляли.
Смена ликвидаторов заканчивалась к 14 часам дня, после этого каждого из них осматривал полковой врач. У солдат снимали и проверяли накопители, чтобы посмотреть дозу облучения за день.
— Я хорошо помню нашего полкового врача, он тоже из Перми. Врач — это бог и царь в полку. Слава богу, и сейчас он жив-здоров. До сих пор работает в службе скорой помощи, — говорит Дмитрий Тимофеев. — Многие из наших ребят ушли из жизни, каждого я лично провожал.
Каждый день ликвидаторам обеспечивали баню — чтобы смыть радиоактивную пыль. Первое время в палаточном лагере был разрешен и алкоголь. После его запретили — началось пьянство.
— Да и не спасает эта водка, красное вино, действительно, помогает. Еще помню, как нам в огромном количестве привозили американскую газировку — кока-колу и пепси. Кормили тоже на убой. Мы не жаловались. Но каждое утро в четыре часа был подъем, и опять по-новой. Проверить грунт, снять, отвезти в могильник...
Как признается ликвидатор, первые симптомы лучевой болезни — одышка, кашель, тошнота, головокружение — у него проявились достаточно быстро. Сейчас Дмитрий Тимофеев инвалид второй группы.
— Я помню день возвращения из зоны отчуждения. Это было 29 декабря 1987 года. Приехал и пошел в детский сад забрать сына. Жену начальник с работы сразу отпустил, — вспоминает Дмитрий Тимофеев. — С тех пор 34 года прошло. Сейчас в Припять туристов возят. А у меня нет ни малейшего желания туда возвращаться. Первые полгода все это еще снилось, вскакивал, командовал: «Подъем». События, которые происходят сейчас, отчасти вернули меня к тем воспоминаниям. Изоляция, контроль, маски на всех лицах. Я хорошо помню, что такое невидимый враг без запаха, цвета и вкуса.
«В зоне «луч» птицы падали замертво»
С особой теплотой Дмитрий Тимофеев вспоминает бывшего главу организации «Чернобылец» Олега Адамова. Он скоропостижно скончался в феврале этого года в возрасте 62 лет.
— В зону ЧАЭС он ездил спустя месяц после взрыва в 1986 году. Кадровый военный, летчик. Руководил авиагруппой. На вертолетах они каждый день совершали облет территории зоны, тушили реактор, сбрасывая сверху специальную смесь из песка, свинца и доломита.
Четыре года назад Олег Адамов был гостем нашей студии. Летчик рассказал нам, что 20 дней он провел рядом со взорванным реактором — в 10-километровой зоне. Это самый опасный периметр 30-километровой Зоны отчуждения.
Жили люди в брошенной гостинице «Полесье» и в палаточном лагере. Подъем в три утра, полеты до девяти вечера, еще час на послеполетную подготовку. Вертолетчики занимались не только тушением реактора, они помогали убирать крыши соседних энергоблоков. Полотно пропитывали эпоксидкой и складывали на крышу, а на следующий день цепляли «кошками» и транспортировали на могильник. В первые дни так круг за кругом летали по 60 вертолетов.
— Была в Чернобыле такая зона «луч», куда залетать категорически запрещалось. Она была обозначена на всех картах. Уровень радиации в этом «луче» доходил до 9 тысяч рентген. Птицы падали замертво, если попадали в эту зону, — рассказывал тогда Олег Адамов.
Личных дозиметров в первые месяцы не было, а врачам руководство запрещало указывать в карте дозу радиации большую, чем допустимо. Для летчиков — 18 рентген, для техников — 10. Но на самом деле человек мог получить какое угодно облучение.
В конце того интервью Олег Адамов сказал: «Ликвидаторы — простые ребята, большинство были обычными работягами, права которых мы все эти годы пытаемся отстоять».
В этом году памятный митинг ликвидаторов у пермского мемориала «Жертвам радиационных катастроф» отменили. В период пандемии коронавируса запрещены скопления людей. 26 апреля Дмитрий Тимофеев один возложит цветы к памятнику.
— Мы перенесем наш митинг на лето или даже на осень. 30 ноября 1986 года закончили строительство «саркофага», возможно, мы приурочим нашу встречу к этой дате, — говорит Дмитрий Тимофеев. — Я прекрасно понимаю, что сейчас это необходимость. Мы еще соберемся.