Сегодня, 25 ноября, Верховный суд в Москве рассматривает иск Генпрокуратуры о ликвидации «Мемориала», уже признанного иностранным агентом. Против уничтожения организации, занимающейся реабилитацией жертв репрессий и памяти о них, выступили многие общественники и правозащитники. Среди них был и уполномоченный по правам человека в Пермском крае Павел Миков — 12 ноября он выступил против ликвидации международного «Мемориала», назвав требование Генпрокуратуры «антигосударственным действием, направленным против человека».
Омбудсмен Павел Миков — фигура неоднозначная. В деле о «чучеле Путина» он не вступился за обвиняемых. Зимой и весной омбудсмен резко критиковал организаторов публичных акций и нахамил в соцсети пермячке в ответ на замечание о двойных стандартах при проведении массовых мероприятий. При этом омбудсмен написал в соавторстве учебник по правам человека, выступил против закона Димы Яковлева и поддержал пермский «Мемориал» во время уголовного преследования за незаконную рубку леса. Как в Микове уживаются все эти противоречия?
Рабочий по уходу за животными
Павел Миков родился в Губахе в 1976 году. В Суксунский санаторный детский дом попал в шестилетнем возрасте вместе с братом Андреем, позднее туда привезли младшего — Владимира. О родителях Миковых нам ничего неизвестно. Павел Владимирович не упоминает их в биографии. О своем детстве омбудсмен написал книгу «Пусть тебе в пути светят дома нашего огни», вышла в 2020 году.
Первая запись в трудовой книжке — рабочий по уходу за животными. Умение трудиться и не чураться никакой работы — такой жизненный опыт вынес Миков из детства, говорит он во время встречи с журналистом портала. Первые 50 рублей он получил за уборку в свинарнике.
— Детский дом находился в сельской местности, и всё было естественно и органично, — ответил Павел Миков на вопрос про возможные насмешки сверстников. — Нас приучали к тому, что трудовая копейка лучше украденного рубля.
Иногда воспитанники баловались: пробовали оседлать свиней и прокатиться по загону.
Когда в детдомах по вновь введенным санитарным правилам в 90-х годах запретили держать свиней, воспитанник Павел купил на рубль 20 цыплят. Первый загон для новорожденных курочек разместили в библиотеке, там Павел кормил их толченым вареным яйцом.
Дети не голодали, но в 90-х годах детдом испытывал трудности со снабжением. В 1992 году в Суксун привезли американскую гуманитарку. Это была посылка Минобороны США, больше всего в коробках оказалось сухих пайков. Самым вкусным, вспоминает Миков, было арахисовое масло.
Любимым местом Павла в детском доме была библиотека. В 1987 году пожар уничтожил книги, и 11-летний воспитанник помогал восстанавливать библиотеку: расставлял новые книги по полкам, втискивал в крошечное помещение диван с журнальным столиком. Павел стал настолько «свой», что библиотекарь Мария Шумкова доверяла ему заполнять формуляры, а потом и передала ключи. В выходные воспитанник оставался за библиотекаря. Павел хорошо помнит дату, когда Марии Шумковой не стало, — 15 апреля 1990 года она не пришла на работу. В мастерской детдома сколотили гроб, на машине детдома библиотекаря увезли на кладбище.
С первого класса воспитанник Павел познакомился с семьей Кабановых, учился в одном классе с их сыном Сергеем. Михаил Евгеньевич и Людмила Ивановна стали опекать Павла, он часто был у них в гостях, в семье научился доить корову, косить, работать в огороде, ухаживать за пчелами. Кабановы оказали поддержку Павлу во время учебы в институте: оплачивали им с Сергеем аренду комнаты, привозили продукты голодным студентам.
На исторический факультет педагогического института Павел Миков поступил в 1993 году, окончил с отличием. С первого курса занимался изучением вопроса кризиса буржуазной культуры конца XIX — начала XX века под научным руководством кандидата исторических наук Надежды Рычковой.
— Хотя это далеко от Перми и отечественной истории, но историографические работы позволяют уйти от возможной компиляции, поскольку требуют анализа, сравнения, сопоставления в хронологическом порядке. Мне до сих пор нравится сопоставлять, анализировать, делать выводы на основе многих источников. Этому анализу я научился при написании выпускной работы, — вспоминает Миков.
После выпуска, до 2004 года, работал учителем в школе № 7. Год — ассистентом на кафедре всеобщей истории в педагогическом университете. В 2005 году уехал в Москву, выиграв стипендиальный грант старейшего американского Фонда Форда на получение образования в аспирантуре. С 2000 года фонд предоставил индивидуальные гранты по программам послевузовского обучения 250 финалистам. С 2015 года деятельность фонда признана нежелательной на территории России. К этому времени большинство программ уже было свернуто из-за мирового финансового кризиса 2008 года.
С 2005 по 2008 год обучался в аспирантуре Академии повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования РФ по специальности «история и теория педагогики». Окончил аспирантуру также с отличием. В Пермь вернулся после приглашения на должность уполномоченного по правам ребенка. Всё это время Павел Миков параллельно сотрудничал с обществом «Мемориал».
«Мемориал»
В 1999 году доктор исторических наук, профессор Андрей Суслов предложил Павлу Микову присоединиться к Школе прав человека, проекту общества «Мемориал». В том же году Павел Владимирович провел свой первый семинар для учителей Кунгура по методике преподавания школьникам прав человека. Несколько проектов Миков реализовал самостоятельно. Один из таких — на деньги Фонда Форда — был направлен на правовое просвещение воспитанников Суксунского детского дома.
— Я уже в новой своей должности часто получаю письма из мест лишения свободы от лиц из числа детей-сирот, которые ранее воспитывались в учреждениях либо нашего края, либо других субъектов, — рассказывает Павел Миков. — Все пишут: «Я был неграмотный, мне ничего не разъяснили, я оказался без жилья, мне не выплатили пособие, встал не на ту дорожку, и так далее». Это особенная черта — перекладывать вину за свои поступки, неуспехи на другого человека. Не я виноват в том, что произошло, а судьба, воспитатели, учреждение. Это реально характерологическая черта лиц из числа детей-сирот, закономерность такая четко прослеживается. На самом деле есть образовательные программы, брошюры, пособия, особенно всё, что касается правового просвещения, — в этом недостатка нет. Когда я стал уполномоченным по правам ребенка, мои самые первые буклеты и пособия были ориентированы на детей-сирот.
В конце 90-х в Пермском крае было около 30 учреждений для детей-сирот, в которых воспитывалось почти 3,5 тысячи детей. Первые пособия Павел Миков выпустил по актуальным вопросам права на жилье, мерам социальной поддержки, льгот на образование, пенсионное обеспечение, охрану здоровья.
В 2000–2001 годы Школа прав человека реализовала проект с Сахаровским просветительским центром. Это был курс видеолекций по истории правозащитного, диссидентского движения.
— Мы ездили по школам края, проводили лекции. В школах телевизоров и видеомагнитофонов не было, мы приобрели моноблок, и его нам пришлось самим возить по школам, — вспоминает Миков.
В 2006 году Павел Миков в соавторстве выпустил первый и единственный учебник в России по правам человека для 10–11-х классов. Он вышел экспериментальным тиражом 5000 экземпляров, апробация была в пяти регионах.
Издательство «Русское слово» сопроводило учебник вступительным словом Эллы Памфиловой: «Знание и осмысление прав человека позволит вам стать ответственными, полноправными и уверенными в себе гражданами России, уважающими права других людей, умеющими решать споры и конфликты правовыми способами, способствующими формированию свободной и процветающей России». С ноября 2004 года Элла Памфилова была председателем Совета при Президенте Российской Федерации по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека.
Учебник «Права человека» содержал исторический очерк, включающий в том числе факты правозащитного диссидентского движения в СССР 60-х годов, например, о публичной акции в защиту писателей Синявского и Даниэля. В целом учебник описывал личные, политические, экономические и культурные права человека.
В главе, посвященной политическим правам, авторы написали о свободе выражения мнения: «Свобода выражения мнения является серьезным заслоном для формирования диктаторских режимов, для тоталитаризма. Европейский суд по правам человека в своих решениях неоднократно подчеркивал, что свобода выражения мнения является ценностью несомненно высшей, чем репутация должностных лиц. Более того, чем выше должностное лицо, тем более терпимо оно должно относиться к критике. Если же закон будет в первую очередь защищать репутацию должностных лиц, то это будет поддерживать произвол власти, открывая дорогу к диктатуре».
Несмотря на неоднократные обращения в Министерство просвещения России, которое было заказчиком, учебник не переиздали.
— Права человека вписаны в учебную программу в рамках обществознания, но этого очень мало. Например, на права ребенка в 7-м классе отводится всего один урок, — сокрушается Миков — В 9-х классах тематика прав человека всего четыре часа, и то в рамках основ конституционных знаний. Этого мало, и самое главное, что нет современного учебника. В Пермском крае лучше ситуация, потому что мы в свое время обучили много учителей, которые продолжают работать в школах, методикам преподавания прав человека, издавали много литературы, которая до сих пор актуальна. Плюс учебники поставляли. Энтузиасты продолжают тему, о чем свидетельствует наша «Пермская краевая открытая олимпиада старшеклассников по правам человека». Интерес к ней меньше не стал: ежегодно 200 участников, 35–40 команд. В 20-й раз провели олимпиаду в этом году. Основной костяк — те учителя, с которыми мы работали в 2000-х годах, но много и новых.
Школа прав человека переросла в Центр гражданского образования и прав человека. Сотрудники ЦГО писали методички для школ по истории сталинских репрессий, проводили олимпиады для старшеклассников, рассказывали полицейским и сотрудникам системы исполнения наказаний о правах задержанных и осужденных. Но этой весной было принято решение о ликвидации общественной организации.
— К сожалению, у организации не стало финансовой поддержки на проекты, а просто существовать на бумаге — зачем? — говорит Миков — Последний президентский грант — 500 тысяч рублей — Центр гражданского образования получил в 2018 году на организацию проекта по толерантности. Краевой поддержки ЦГО уже давно не получал, несмотря на то, что каждый год писали заявки. Почти год всё шло на чистом энтузиазме, говорить о системной работе, которую планировали, не приходится. В последние годы некоммерческий сектор в правозащитной сфере резко сократился. Закрыт Правозащитный центр, убавил в правозащитном плане пермский «Мемориал», вот сейчас закрывается ЦГО. В 2012 году был принят закон о так называемых иностранных агентах, он принес имиджевые потери тем правозащитным организациям, которые получали иностранные гранты. Помните, в 2013–2014 году был какой-то треш, все правозащитные организации подверглись массированной государственной медиаатаке по всем направлениям. Взять хотя бы историю АНО «Пермь-36». С какой злобой и ненавистью их обвиняли в чем-угодно НТВ-шные передачи.
В 2015 году Минюст активно искал иноагентов в некоммерческом секторе, часть пермских общественных правозащитных организаций была принудительно внесена в реестр. Первый уполномоченный по правам человека в Пермском крае Татьяна Марголина подготовила спецдоклад по вопросам реализации закона и правозащитной деятельности.
— И пермские суды опирались на этот спецдоклад при принятии решений, — убежден Павел Миков, — ни одна организация тогда не была внесена в реестр иностранных агентов.
— Зарубежные фонды прекратили свою деятельность, — продолжает Миков. — А обещание, что все социальные, в том числе правозащитные проекты будут поддержаны Россией, осталось обещанием. Замещения не произошло. Наши пермские организации перестали получать краевые гранты. Естественно, что нужно содержать офис, платить людям зарплату, оплачивать поездки, мероприятия — средства требуются. У правозащитных организаций узкая тематика и не самые популярные темы. Защита прав заключенных — кому это интересно? Это же не конкурс красоты проспонсировать.
— Вам не кажется, что это фактически запрет на профессию?
— Ушел из жизни правозащитник Сергей Адамович Ковалев, и после того как я увидел сообщения в интернете после его смерти, создалось ощущение, что есть тенденция дискредитации правозащитной деятельности. Даже вот эти заголовки «Умер скандально известный правозащитник», «Правозащитник, который призывал российских солдат сдаваться в Чечне боевикам». Как бы не относиться к деятельности в определенный период времени, все-таки Сергей Адамович своей жизнью доказал, что он был совестливым человеком, рыцарем правозащитной деятельности. Но контекст, в котором подается сообщение о его смерти, к сожалению, говорит о том, что вокруг правозащитной деятельности формируется либо негативный смысл и образ, либо образ городских сумасшедших, которые борются с ветряными мельницами. Права человека — это не монополия государственных или общественных правозащитников. Сегодня риторику защиты прав человека используют любые политические силы, будь то левацкие, правые или центристы, консерваторы или либералы. Каждый в силу своих политических либо философских, либо иных воззрений и убеждений по-разному интерпретирует и подает эту тематику. В результате это приводит к попытке политизировать правозащитную деятельность.
Татьяна Марголина уверена, что общественная правозащита в последние годы значительно пострадала и ее возможности ограничены.
— Особенно это касается организаций, назначение которых — защита политических и гражданских прав граждан. Заявление Анастасии Сечиной по поводу внесения организации «Четвертый сектор» в реестр иностранных агентов говорит об очень серьезной проблеме: отнесение к политической деятельности действий журналистов-фрилансеров, направленных на принятие органами власти решений и формирование общественного мнения. В «свежем» списке иноагентов и известный телеканал «Дождь». Правозащитные организации так же, как журналисты, обязаны выстраивать каналы влияния на органы власти в вопросах защиты конституционных прав человека. Суть их гражданской деятельности ошибочно трактуется как политическая. «Четвертый сектор» принял решение о самоликвидации, еще одной независимой организации не стало. Статус иностранных агентов у нас стал как жупел, как повод для ограничения и лишения политических прав представителей этих организаций. Уверена, что подобная практика должна быть изменена.
Татьяна Ивановна предлагает вернуться на муниципальном и региональном уровнях к практике финансирования правозащитных проектов. Кроме того, ссылается на поправку к Конституции РФ, которая предусматривает ответственность правительства по поддержке институтов гражданского общества, в том числе некоммерческих организаций, обеспечению их участия в выработке и проведении государственной политики (ст. 114, е-1).
— На уровне федерации необходимо обсуждение предстоящих изменений в отношениях гражданских институтов и власти в связи с принятием поправки к Конституции РФ.
Пешнигорт
Сотрудничество с «Мемориалом» не прекратилось и после того, как Павел Миков перешел на госслужбу. В 2008 году он стал уполномоченным по правам ребенка, а в 2014 году Микова должны были переизбрать на этой должности. В это же время стало известно о случаях сексуального насилия в детском доме в Пешнигорте: подростки насиловали 12-летних девочек. Миков утверждал, писали СМИ, что всё было по взаимному согласию, а одну из девочек родители продавали для любовных утех за бутылку водки.
К обсуждению тех событий Павлу Владимировичу не очень хочется возвращаться:
— Там всё состоялось, суд поставил точку над i. Я отслеживал судьбу пацанов, которых осудили, встречался с ними в воспитательной колонии и знаю совсем другую историю, нежели это вышло в официальной версии, в судебном решении.
Девочки вступили в половые отношения с мальчиками по обоюдному согласию, по-прежнему убежден омбудсмен.
— Ранние половые связи в детских учреждениях имеют место, но ведь нельзя говорить, что это норма?
— Ранняя сексуализация современного подростка характерна не только для учреждений, где дети вместе проживают. Половой дебют, по информации о результатах диспансеризации подростков, наступает в 14 лет. Что, мы будем ханжами и утверждать, что все дети до 18 лет — девственники? И неважно, где они живут — в детском доме или семье. Под влиянием информационной эротизированной среды пробуждение полового влечения происходит очень рано. Никто не может обеспечить стопроцентный контроль 24 часа в сутки за поведением ребенка. Даже в учреждении один воспитатель на 8 детей, и он не может контролировать всех сразу.
Во время пленарного заседания 20 февраля 2014 года депутаты Законодательного собрания Пермского края задавали Микову вопросы в том числе по ситуации в Пешнигортском детском доме.
— Я ответил, исходя из информации, которой обладал, и своего понимания ситуации. Мои обязанности — защищать не только потерпевшую сторону, но и подозреваемых несовершеннолетних, тем более резонанс, огласка привели к тому, что судьбы трех пацанов были сломаны. У них взаимоотношения были до этого случая, это не было сексуальным дебютом девочки с этими мальчиками.
Павел Миков считает, что остроты проблеме придает то, что дети находятся в государственных учреждениях.
— К социальным учреждениям пристальное внимание, они под надзором государства, детям в них должны стерильность обеспечить! Но так не бывает. Это объективная ситуация. Люди, выросшие в советской системе, когда вся интимная жизнь была табуирована, предъявляют претензии. Мы живем в объективной реальности, которую они признавать не хотят. Все эти «вписки» разве в интернатах появились? Отнюдь нет. Они появились либо в колледжах, в общежитиях, либо в школах, когда новенькие появляются. Вся субкультура «вписок» не в учреждениях для сирот появилась, там и дедовщины давным-давно нет, это всё мифы. У нас в крае всего 9 государственных учреждений для детей-сирот, в которых воспитывается 340 детей. При этом в крае 312 тысяч только школьников. А информационный пузырь, надутый стереотипами, исключительно только против детей-сирот. Общество живет теми мифами и стереотипами, который сложились 30 лет назад, а реалии сегодня другие. В тех же учреждениях для детей-сирот средний возраст 15 лет. Это подростки. Мы ищем новые технологии работы с ними, учитывая пубертатный период, негативный опыт жизни в семье. Раньше ребенок попадал, как я, в детский дом в 5–6 лет, меня вели до 17 лет, прекрасно меня знали. А сегодня подросток попадает в учреждение в 15–16 лет, и чаще всего это «отказник», находившийся ранее под опекой родственников. Подростки пережили потерю взрослых и 2–3 отказа. Это глубоко травмированные дети, попадающие в учреждение на год–полтора.
Против переназначения Павла Микова активно выступило в феврале 2014 года пермское отделение антизападного движения «Суть времени», а активисты Родительского всероссийского сопротивления устроили в день перевыборов омбудсмена акцию протеста. Миков считает, что подвергся «травле» из-за его критики «закона Димы Яковлева» (запрет гражданам США усыновлять российских детей). Активисты РВС обвинили омбудсмена в продаже детей за границу и поддержке ювенальной юстиции.
— Да, я по-прежнему считаю, что этот закон направлен против детей, не отвечает духу и букве Конвенции о правах ребенка, на что я и получил обвинение, — вспоминает Миков. — Один из плакатов был о том, что Миков продает русских детей за границу. Но в целом данное движение было настроено против правозащитной деятельности и прав человека, оппоненты посчитали, что это продвижение либеральных идей в России. Помните, как они перевернули — не либералы, а «либерасты». Были выбраны публичные мишени, которые не боялись открыто проявлять свою точку зрения. Говорить, что исключительно я в 2014 году подвергся обструкции со стороны данной организации и других ультрапатриотических организаций, я не могу. Против моей коллеги в Санкт-Петербурге Светланы Агапитовой устроили шоу — на площади перед Законодательным собранием поставили новогоднюю елочку, нарядили ее презервативами, навесили ее портретов и вокруг этого водили хороводы, призывали депутатов отправить ее в отставку. В разных регионах по-разному проходили эти акции. Сейчас, спустя энное количество времени, я могу сказать, что это была реальная попытка устрашения, формирования демонического образа правозащитника, антипатриота, «пятой колонны». Они так и писали в своих газетах про «пятую колонну», где было написано про меня, Марголину, Шмырова. Это была не спонтанная акция, это была целенаправленная антиправозащитная массовая кампания. Руководили ей не наши, это было московское руководство. А само исполнение зависело от «творчества» местных сторонников.
С другой стороны, поддержали Павла Микова 20 пермских НКО — «Дедморозим», Пермский центр развития добровольчества, «Мемориал» и другие.
— Для нас было важно, чтобы пост омбудсмена занимал человек, который разбирается в том, что такое права человека, — объяснил решение о поддержке Микова председатель Пермского краевого отделения международного общества «Мемориал» Роберт Латыпов. — Когда избрали Москалькову, у всех же был шок (Татьяна Москалькова на должности уполномоченного по правам человека РФ с 2016 года. — Прим. авт.). Когда человек всю свою жизнь проработал в правоохранительных органах, это один тип мышления, а здесь нужно иное, правозащитное мышление, здесь нужно думать по-другому. Правоохранители защищают закон, государство от преступных намерений и действий. Правозащита же защищает человека от государства, когда государство излишне применяет репрессивные меры. Для «Сути времени» и подобных сталинистских или националистических организаций институт омбудсмена, неважно, кто там находится, сам по себе противоестественен. Мы поддержали Микова не только потому что он — член «Мемориала», работал с нами. Он уже давно на государственной службе, и дружеских взаимоотношений у нас с ним нет. Для нас было важно, чтобы человек на таком посту был с определенным складом ума, знаний, правозащитным взглядом на то, как должны взаимодействовать государство и граждане.
В 2014 году Павла Микова переизбрали на должности уполномоченного по правам детей, он остался жить в Перми, в доме с видом на городскую эспланаду. Домой из офиса на Ленина, 51 ходит пешком, и, бывает, кто-нибудь да «ловит за пуговицу», чтобы поговорить с омбудсменом о личном.
В 2016 году Павел Владимирович женился на Яне Ткаченко. Супруга омбудсмена работает начальником отдела по культуре и спорту администрации Свердловского района Перми. В официальном инстаграме Павел Миков о супруге не упоминает, зато благодарит в предисловии к книге. По словам омбудсмена, они с женой договорились, что в своих аккаунтах ничего не будут публиковать друг о друге.
Но личные посты омбудсмен периодически публикует. В День кошек, 1 марта, Павел Миков написал о кошке Мыше, которую подобрал котенком у друга в Кишерти.
— Кошка деревенская, обычная, — рассказал омбудсмен. — Приехал в гости к однокурснику в Кишерть. В подвале кошка родила, и котята стали вылезать на кухне через выпиленный лаз. Самый последний котенок пищит-лезет. «О, Женя, забираю у тебя», — говорю другу. По паспорту кошка Малыша, но я зову Мыша, грызет всё что ни попадя. Пять лет с мной.
Сотрудники аппарата УППЧ рассказывают о своих питомцах под хештегом #кошкиаппарата.
У омбудсмена есть фотография с верблюдом, которую он сделал во время посещения священника отца Бориса в Верещагино. На фото очевидна схожесть «причесок» Павла Владимировича и животного.
— Вы же специально разместили такой снимок, чтобы посмеяться?
— Нет.
— Вы не заметили схожести?
— Это совпадение, будем так считать, — смеется омбудсмен. — Забавный кадр получился.
Из своих командировок омбудсмен привозит кувшины, которые расставляет на балконе. Сосуды исторической ценности не представляют, но Миков особо гордится резным кувшином из Дербента. Свою коллекцию он еще никому не показывал.
Миков признается, что недавно плакал на просмотре военной драмы «Живи и помни». Фильм снят по повести Валентина Распутина о том, как женщина прячет мужа-дезертира.
— Человек слабый, обычный деревенский мужик, увидел смерть в лицо на войне. Что он мог? Либо погибнуть, либо жить. Очень запомнился момент, когда он перед женой начинает каяться. Почему со мной осталась, я же тебя каждый день бил? Она его спасала, единственная ниточка, связавшая его с миром, осталась. Редко бывает, когда мужчина признает перед женщиной свои ошибки.
Один из последних больших проектов, который Миков успел реализовать на посту детского омбудсмена, был посвящен теме кибербезопасности. В конце 2016 года совместно с общественной организацией «Правда вместе» аппарат омбудсмена создал кибердружины по выявлению запрещенного для несовершеннолетних контента соцсетей.
— Мы помним непростую ситуацию 2016 года, когда в социальных сетях активно развивалось движение «Синих китов», которое призывало детей к совершению самоубийств, распространяло информацию о способах самоубийств несовершеннолетних, — пояснил Павел Миков. — В тот период мы задумали совместно создать краевую кибердружину из студентов-волонтеров, которые помогали бы находить в социальных сетях деструктивный контент, прежде всего связанный с распространением тематики самоубийств, а также наркотиков, порнографии и информации экстремистского толка.
Органам власти и правоохранителям стали помогать 96 студентов-волонтеров. В случае обнаружения вредоносной информации кибердружинники уведомляли пермское управление Роскомнадзора, контент блокировали во внесудебном порядке. Вся информация передавалась в правоохранительные органы, которые вычисляли организаторов и распространителей.
В последующие годы количество попыток суицида среди несовершеннолетних снизилось в крае в два раза.
26 октября 2017 года депутаты Законодательного собрания утвердили Павла Микова на должности уполномоченного по правам человека в Пермском крае.
Галяшор
В селе Галяшор в Коми-Пермяцком округе захоронены польские и литовские ссыльные. В 2019 году пермский «Мемориал» оказывал содействие совместно с посольством Литовской Республики по организации здесь волонтерской акции. В ней приняли участие родственники спецпереселенцев. Экспедиция прошла с 5 по 11 августа. Волонтеры благоустроили кладбище, расчистив территорию от бурелома. В октябре 2019 года краевое Минприроды выписало административный штраф за вырубку насаждений пятерым гражданам Литвы и обществу «Мемориал». Правоохранительные органы завели уголовное дело по незаконной вырубке деревьев, в офисе «Мемориала» и дома у председателя Роберта Латыпова прошли обыски. Изъяли документы и бензопилу.
Уполномоченный по правам человека Павел Миков поддержал «Мемориал» и заявил, что органы местного самоуправления препятствуют государственной политике в области увековечения памяти жертв политических репрессий.
— У меня сложилось впечатление, что тему увековечивания памяти жертв политических репрессий хотели представить как некую политическую деятельность, чтобы впоследствии начать очередную попытку признания пермского «Мемориала» иностранным агентом. Странная ситуация, — считает Миков. — Президентом утверждена концепция государственной политики в сфере увековечивания памяти жертв политических репрессий до 2024 года. Исполнять ее должны государственные органы и органы местного самоуправления. На общественных организациях такая ответственность не лежит. А тут получилось, что Пермский край пошел вразрез, вместо помощи общественники получили сопротивление. История получилась резонансной, ее обсуждали на Совете по правам человека с Владимиром Путиным, это не добавило очков руководству края. Российское государство готово искупить свою вину перед целым поколением нашего народа. Пусть это не акт покаяния, но тем не менее шаг к признанию, что в советское время было не всё хорошо, признание ошибок.
Кроме того, ситуация в Галяшоре выявила проблему ухода за заброшенными местами захоронений рядом с бывшими населенными пунктами. Места захоронения спецпереселенцев оказались на землях федерального лесного фонда.
— Мы обозначили, что отсутствует нормативное регулирование сохранения мест массовых захоронений, особенно заброшенных. Нормативные акты были разработаны и даже прошли первое чтение в Госдуме, но они пока оказались отложенными. В закон о похоронном деле пока не внесены соответствующие изменения, которые мы предлагали после истории с Галяшором, но по поручению президента РФ удалось подступиться к системному решению вопроса.
— Миков — один из немногих должностных лиц, который нас поддержал, публично выступил в защиту «Мемориала», нашей чести и достоинства, — говорит Латыпов о поддержке УППЧ. — И это в некотором смысле помогло. Нам всё равно пришлось идти в суд, но подобные выступления, по крайней мере, смогли приостановить вал травли и вранья, который наверняка бы появился. Если бы не было такого заявления, то не было бы видно, что отчасти с ним согласны и наши краевые власти. Они тоже понимали, что тут скандал на ровном месте и творится чушь собачья, за которую должно быть стыдно. И они в это не вмешиваются. Я надеюсь, на суд не оказывалось давление. Тем не менее все процессы мы выиграли к большому удивлению наших коллег из других регионов.
Про протесты
В 2021 году пермские правозащитники были возмущены позицией Павла Микова относительно публичных протестов, которые прошли зимой–весной в том числе в Перми. Руководитель юридической практики фонда «Общественный вердикт» Елена Першакова написала пост, в котором выразила неловкость за высказывания омбудсмена.
— Я бы попросила этого человека посмотреть статьи 10 и 11 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, — пишет юрист в посте, — статью 31 Конституции РФ, практику по Перми отказов в согласовании публичных мероприятий, практику Европейского суда по правам человека, связанную с нарушением права на свободу собраний, материалы дел об административном правонарушении по статье «Нарушение порядка проведения публичных мероприятий» — могу прочитать вслух все дела и каждое с полным анализом этих дел через призму прав человека. Поинтересоваться на сайте ЕСПЧ, наконец, коммуницированными жалобами жителей Перми относительно нарушений права на свободу собраний.
Елена Першакова пишет, что от пермяков в ЕСПЧ подано 40 жалоб на нарушения права на свободу собраний, треть коммуницированы преимущественно в упрощенном порядке. При коммуницировании жалобы суд уведомляет страну-ответчика и задает вопросы об обстоятельствах дела. Упрощенный порядок означает, что ЕСПЧ не будет требовать от России пояснений, потому что уже есть прецедентная практика и доказывать нарушение прав обратившимся не понадобится.
По ситуации на начало сентября Елена Першакова отправила в ЕСПЧ три жалобы от пермяков, которых признали организаторами.
Публичная акция в Перми 31 января завершилась массовыми задержаниями участников, тогда как протестная акция неделей ранее, 23 января, прошла без задержаний.
Ранее, в 2017 году, аппарат уполномоченного фиксировал в Перми нарушения процедуры согласования проведения публичных мероприятий. Администрация Перми не согласовала проведение митинга памяти Бориса Немцова и протестной акции 26 марта после выхода расследования ФБК (экстремистская организация, запрещенная в России, выполняющая функции иностранного агента. — Прим. ред.) «Он вам на Димон». Власти либо затягивали с ответом, либо заявленные мероприятия по времени и месту неожиданно совпадали с досуговыми. При этом организаторы митинга подавали уведомление в начале рабочего дня в первый день подачи уведомлений. Уполномоченный настоял на совместной с городской прокуратурой проверке администрации Перми. Оказалось, что нет правил ведения регистрационных журналов публичных и культурно-досуговых мероприятий, что делало процедуру уведомления непрозрачной.
— Это две разные ситуации, — пояснил журналисту портала Павел Миков, сравнивая две истории. — В 2017 году организаторы подавали заявки, и им отказывали под надуманными предлогами, на что я реагировал на основе действующих норм закона и позиции Конституционного суда РФ. Другое дело — ситуация 2021 года, когда нам неизвестны организаторы, непонятно, каким образом будет обеспечен общественный порядок. Анонимизированность при событиях 2021 года — это противозаконно и не соответствует букве Конституции. Ни об одной акции, которую проводили сторонники Навального в городе Перми, они официально не заявляли. И потом рассуждать о том, что нам бы всё равно не разрешили... Вы по закону-то пробовали сначала? Чтобы у вас было моральное, а не только юридическое право заявлять о том, что администрация не разрешила, государство наше право незаконно ограничило. Даже попытки подать заявку на проведение своих мероприятий они не делали, изначально шли на нарушение основ конституционного строя. Я свою позицию не меняю: манипулятивные действия со стороны организаторов протестных акций о том, что якобы ст. 31 Конституции является абсолютной, противозаконны. Если вы честны перед своими сторонниками, то должны им объяснить не только суть ст. 31, а суть всей конституционной рамки. Честно расскажите, что сейчас действуют ограничения, это право не абсолютное, вы должны осознавать, что можете быть привлечены к ответственности. Об этом же не было речи. Речь шла только об одном — имеете право, выходите. Это манипуляция сознанием на основе низкой правовой информированности и правовой культуры участников.
Елена Першакова работала в аппарате уполномоченного, когда главой аппарата была Татьяна Марголина. Полгода Елена проработала в отделе защиты прав детей под руководством Павла Микова.
— Я так понимаю, что Павел Владимирович не знает позиции ЕСПЧ, который неоднократно говорил о таком понятии как спонтанное публичное мероприятие, — рассказала Елена Першакова. — Если его не провести сейчас, то проведение позднее, после прохождения через все инстанции, будет невозможным. Последние решения, где об этом было сказано, относятся к осени 2020 года. В 2014 году люди пришли к Замоскворецкому суду на оглашение первого приговора по «болотному делу». В суд никого не пускали, люди решили остаться. Вторая акция прошла, когда Советом Федерации РФ было принято решение о введении войск на Украину. Страсбургский суд исходит из того, что есть ситуации, которые нужно рассматривать здесь и сейчас, при этом соблюдать формальности с уведомлением будут потерей времени.
— Все люди, которые мирно выходят на протесты и пользуются своим конституционным правом, вызывают глубочайшее уважение вне зависимости от того, какого они социального происхождения, какого возраста, политических взглядов и т. д. Это их конституционное право, — выразил мнение председатель пермского общества «Мемориал» Роберт Латыпов. — Люди понимают, что у нас сейчас сложные времена в связи с пандемией, санитарными ограничениями, и я уверен, что они ведут себя ответственно. А те, кто начинает над этим иронизировать, я уже не говорю травить, возмущаться и так далее, вызывают у меня, соответственно, негативную реакцию. Поскольку у граждан есть такие политические права, они могут их реализовывать. У нас ведь не объявлено чрезвычайное положение, которое резко их ограничивает. Нет этого ничего. Все законы, которые у нас действуют, не запрещают проведение шествий и митингов. И в связи с этим мне странна реакция нашего омбудсмена там, где он должен как раз выступать защитником этих самых прав. Есть конкретное должностное лицо — уполномоченный по правам человека, который, исходя из чувства справедливости, понимая, что есть недоделки в законодательстве, видя откровенные ограничения и репрессии, должен сказать: «Нет, это несправедливо. Это нарушение в реализации прав и свобод гражданина». Наш же уполномоченный в данном вопросе занимает прочиновническую позицию. Мне это не нравится.
Татьяна Марголина разделяет ответственность за проведение акций между организаторами и органами местного самоуправления.
— Если организаторы публичной акции нарушают процедуру информирования администрации о проведения шествия, митинга и т. д., уповая на то, что «всё равно не разрешат», не используют возможности проведения митингов в специально отведенных местах, они берут на себя ответственность за проведение мероприятия и безопасность участников акции и жителей города. Для правоохранительных органов в этом случае задача охраны общественного порядка значительно осложняется — нет официальной, достоверной информации о мероприятии, нет делового контакта с организаторами.
С формальной точки зрения в Перми были возможны два варианта реагирования на «несогласованные» шествия: либо создание условий с сопровождением участников акции правоохранительными органами, предупреждением возможных инцидентов, либо недопущение публичного мероприятия с задержанием накануне мероприятия организаторов шествия, перекрытием улиц, многочисленными задержаниями.
— Для Перми, на мой взгляд, более органичен первый вариант реагирования на спонтанные мероприятия, — считает Татьяна Марголина. — У власти есть ответственность за создание условий для публичного волеизъявления граждан. Не запретительный подход, не избирательность в согласовании места и времени, а договоренности с организаторами о наиболее благоприятных условиях проведения акций и для участников, и для жителей. Это возможно в процедуре переговоров, нормативно определенных на уровне городе. В городе нет «правильных» и «неправильных» граждан, они просто разные, с разными интересами и мнениями, но все они и каждый из них имеют право на публичное высказывание своего мнения.
Это Пермь, детка
4 марта 2021 года в официальном инстаграм-аккаунте Павел Миков посвятил пост открытию на «Пермской ярмарке» выставки «Арт-Пермь». Пермячка под ником lidosyantipina оставила под этим постом комментарий: «Так классно! А митинг в память о Немцове провести нельзя, ковидные ограничения! А тут территория, свободная от вируса». Павел Миков ответил: «Это Пермь, детка». В диалог вмешался пермский журналист Василий Кучумов: «Смердит какой-то вульгарщиной на грани хамства за бюджетную зарплату. Впрочем, уровень обоих уполномоченных очевиден, а времена Великой Марголиной канули».
Миков попытался обвинить журналиста в пиаре с использованием аккаунта УППЧ: «Василий, о себе напомнить через уполномоченного захотел? Больше не на чем? Или проплатил кто? Красавчик».
«Эх, Вася, Вася», — добавил омбудсмен.
— В начале марта, листая перед сном новостную ленту, увидел новость о том, что Миков хамски ответил подписчице в инстаграм-аккаунте, — рассказал Кучумов. — Я ему написал, что нехорошо себя так вести с женщиной накануне 8 Марта. А дальше он, по-видимому, в измененном состоянии сознания начал мне хамить. Вряд ли чиновник федерального уровня позволит себе так общаться с журналистами и пермяками, будучи трезвым.
Василий Кучумов несколько раз пересекался с Павлом Миковым, брал у него интервью, выражал поддержку во время травли омбудсмена в 2014 году. Однако дружескими отношения назвать не может, поэтому реплики УППЧ посчитал оскорбительными и написал обращение в администрацию губернатора и заявление в прокуратуру.
— Из прокуратуры мне ответили, что не видят факта нарушения, видимо, так можно общаться с людьми. Теперь я районного прокурора тоже называю на ты: «Эх, Леша, Леша». Ему это не понравилось, он сказал, что это неприемлемо. Но как же это неприемлемо, если он же мне написал, что не видит состава преступления в подобном деянии? Я сейчас к районному прокурору так и обращаюсь, троллю их. Сделать они со мной ничего не могут, потому что у них есть решение, что так можно обращаться. Заместителя районного прокурора я называю деткой по примеру Микова. В день моего обращения Миков встречался с прокурором Пермского края, где-то на фотографиях они мелькали. Видимо, сверху поступил сигнал Микова не трогать.
Омбудсмен не считает, что был груб с журналистом Василием Кучумовым: «Я назвал его хорошим русским именем Вася, в чем тут грубость?»
— Вы были пьяны?
— Вы полагаете, что госслужащий в час ночи может быть пьян? Нет.
— Как в сюжете с январскими протестами, иногда его фразы вызывают недоумение, — поделился мнением Латыпов. — Это было уже не раз и вызывает удивление, которое можно выразить «Тебя кто за язык-то тянул?» Это тот самый случай, когда человек ляпнул, и я не знаю, как ему, а вот окружающим людям становится неловко и даже стыдно.
Латыпов считает, что причина странности и непоследовательности в поведении Микова — сложные и авторитарные политические реалии, в которых ему приходится работать: «Когда рацио, прагматизм относительно того, чтобы сохранить свое место, влияние, должность, известность преобладают над принципиальной правозащитной позицией».
Инстаграм Микова с бесконечными фото с военно-патриотических мероприятий — это дань конъюнктуре, считает Латыпов.
— Он больше омбудсмен, который категорически уходит от того, что является разрешением фундаментальных политических прав — свободы слова, собрания, убеждений. Вступился ли наш омбудсмен за пермяка, которого осудили за перепост материала о том, что Советский Союз совместно с Германией напал на Польшу, — а это исторический факт? Нет. В «деле о чучеле» сделал заявление Миков? Нет. А вот социальными правами заниматься безопаснее. Всё, что касается инвалидов, — да. И он будет ходить в эти фонды, и ему будут говорить спасибо. И это тоже доброе дело, не спорю. Всё это тоже надо, но главная роль омбудсмена — это защита политических прав. А это опасно.
В 2016 году пермяк Владимир Лузгин был приговорен Пермским краевым судом к штрафу в размере 200 тысяч рублей за репост в соцсети «ВКонтакте» материала о совместном СССР и Германией нападении на Польшу 1 сентября 1939 года. Суд признал материал распространением заведомо ложных сведений о деятельности Советского Союза. Владимир Лузгин не признал себя виновным, отказался платить штраф, покинул Россию и попросил политического убежища в Чехии, в 2018 году ему было отказано в политическом убежище. Судебное преследование Владимира Лузгина было еще до вступления Микова в должность УППЧ, а следствие и процесс по делу о чучеле с лицом Путина проходили уже во время исполнения Миковым полномочий. В ноябре 2018 года местные активисты привязали манекен в тюремной робе с лицом президента РФ Владимира Путина к столбу в центре Перми. В декабре 2018 года против активистов возбудили уголовное дело по части 2 статьи 213 УК РФ: «Хулиганство, совершенное группой лиц, по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы». 18 августа 2020 года судья Ленинского районного суда Перми Сергей Сыров приговорил Александра Шабарчина к двум годам колонии, Данилу Васильева — одному году условно. Третий активист, Александр Эткин, был оправдан за отсутствием состава преступления. После апелляции в Пермском краевом суде Александру Шабарчину заменили реальный срок на условный.
С Александром Шабарчиным Павел Миков встречался в следственном изоляторе.
— Государство пошло к нему навстречу, и суд второй инстанции отменил приговор, посчитав его чрезмерно суровым за данное деяние, — говорит Павел Миков. — Как раз я между судебными заседаниями первой и второй инстанций встречался с ним и его мамой. Мы консультировали, каким образом ему лучше себя вести, чтобы не получить ухудшение приговора. С ним и двумя другими соучастниками по делу мы очень плотно работали. Мы говорили им: «Пишите апелляционное заявление, может быть, суд проявит снисхождение». По приговору суда первой инстанции не совсем очевидно, что был доказан злой умысел. В суде второй инстанции, по сути, удалось опровергнуть приговор и значительно смягчить наказание. По его настроению, родители это видят, было заметно, что он свой поступок героизировал, считал, что он борец с государством, страдает за справедливость.
— А ваше мнение — это была политическая сатира?
— Да хулиганство обычное, максимум тянущее на административное наказание.