От баланды до пистиков: как дети и взрослые Мотовилихи спасались от голода и дистрофии в годы войны

Годы войны запомнились пермякам (точнее, молотовцам, так как город тогда назывался Молотовым) не только тяжелым трудом на предприятиях, но и сложнейшими бытовыми условиями. В буквальном смысле выживать приходилось и эвакуированным, и местным жителям — к 1943 году их количество примерно сравнялось. Вот как об этом рассказывали ветераны «Мотовилихинских заводов».

— Самые тяжелые воспоминания — о домашнем быте, — признавалась Ида Бойкова, которой в начале войны было 11 лет. — Хозяйство держалось только на мне. Отец ушел на фронт. Брат, сестра и мать работали на заводе. После школы я сразу шла на ключ за водой. Потом брала карточки и шла за хлебом. По дороге не удерживалась и съедала корочку — за это меня ругали. Самое тяжелое было — топить печь. Прежде надо было заготовить дров. На дрова шли домашние постройки — конюшня, сарай. Я сама отпиливала части построек, распиливала на части, клала в печку. Потом варила еду в большом чугуне.

Уже в июне — июле сорок первого в стране возникли проблемы с продовольствием из-за оккупации Украины, Белоруссии и Молдавии — республик, которые называли союзными житницами. В Молотовской области и соседних регионах ситуация усугублялась из-за большого потока эвакуированных. К ноябрю 1941 года во всех городах СССР, в том числе Молотове, ввели карточную систему. Карточка определяла количество продуктов, на которое мог рассчитывать ее владелец. Выше всего была норма для рабочих, ниже — для детей и иждивенцев.

Рабочие завода отдавали часть карточек мастерам и за счет этого обедали в столовой. Конечно, никаких разносолов: пустой суп, каша, иногда котлета. Для двенадцатичасовой смены этого было мало, но рассчитывать на большее не приходилось.

— Суп с начала весны в столовой давали такой: листья свеклы, крапивы, несколько кусочков картошки и столовая ложка рыбьего жира. Всё, — перечислил Рюрик Дерябин, бывший ученик токаря. — Этот суп назывался баландой. А на второе — ложка каши. От такой еды меня почти всегда мучила изжога. Других — тоже. Спасались от нее тем, что ели мел — его выдавали, чтобы размечать детали. Помогало.

— Хлебные карточки мы тоже сдавали на завод, — дополнила Муза Дмитриева, с 16 лет работавшая контролером ОТК. — Хлеб распределял мастер. Мне попался мудрый мастер. Она давала один кусочек хлеба утром на завтрак. Потом отрезала кусочек хлеба на обед, с ним я шла в столовую. А остальной хлеб, который полагался на этот день, она отдавала, когда я шла домой. Наверное, так поступали не все мастера. Во всяком случае, многие люди очень сильно голодали. В столовой ешь, а сзади несколько человек стоят и смотрят. Как отставишь тарелку, люди кидаются, кому тарелка достанется, всё с нее подъедает, что там осталось. Возле столовой была помойка. И около нее всегда кто-то топтался. Собирали даже рыбьи головы, когда на обед давали рыбу.

По воспоминаниям работников «Мотовилихинских заводов» тех лет, случалось, что люди умирали от голода: отдавали часть своих карточек родным, а оставшейся еды не хватало. Или просто организм не выдерживал существования впроголодь.

Чтобы не погибнуть, все выкручивались как могли. Муза Дмитриева, стремясь отнести хоть какую-то еду лежащей в больнице матери, полмесяца подделывала цифры на карточках и получала двойную порцию. Повезло — не поймали, иначе ей бы грозило жесткое наказание. Но мать умирала от дистрофии, а больным в стационаре давали всего по 300 граммов тяжелого хлеба с лебедой в сутки.

Мария Горячёва, зольщица в кузнечном цехе, рассказывала дочери (которая позже и поделилась этой историей), как однажды женщины разгружали баржу с картофелем и утаили по несколько штук. А потом пекли эту мороженую картошку в цехе, в горячем шлаке, — им это казалось небывалым лакомством. Но одну из работниц застукали во время готовки и наказали.

Очень непростой была и жизнь воспитанников детдомов. Таких ребят было немало: в учреждения определяли тех, чьи родители погибали на фронте, умирали от дистрофии и других болезней. А также детей, эвакуированных из Ленинграда и других городов.

Вера Паутова, мать которой умерла очень рано, попала в детдом, когда ее отец ушел на фронт. Она вспоминала, что воспитанников кормили, но они всё равно постоянно думали, где бы найти что-то съедобное.

— Многое для детдома делали сами воспитанники, хоть и ходили полуголые, полуголодные, — рассказала Вера Паутова. — Всё лето работали в подсобном хозяйстве: помогали в коровнике, окучивали картошку, обрабатывали поля. Лета очень ждали, чтобы в поле, в лесу собирать ягоды, грибы, пистики — за ягодами ходили за семь километров. Очень многого, что есть сейчас, не было. Вместо зубных щеток, например, использовали мать-и-мачеху. Вместо бумаги были газеты. Из газет тетрадку сделаешь — и пишешь там.

С окончанием войны голодные времена не ушли в небытие. Экономика только восстанавливалась, почти в каждой семье кто-то погиб на фронте, то есть стало минимум на одного кормильца меньше. Возможность есть сколько захочется еще долго казалась многим чем-то невероятным.

— В 1946 году нас отправили в Новоильинск на отдых, — вспоминал Рюрик Дерябин. — Это было осенью, когда пионеры учиться пошли. А нас туда привезли. Я об этом времени ничего почти не помню, только то, что мы всё время ели. Кормежка была пять раз в день. И еще мы могли прийти на кухню в любое время, и нам наливали и накладывали всё, что мы хотели. Это нас так после войны откармливали.

Карточки на продовольствие и промышленные товары отменили в СССР только в декабре 1947 года.

С разрешения «Мотовилихинских заводов» в публикации использованы материалы книги воспоминаний «Бессмертный цех».

Ранее мы рассказывали об истории «Мотовилихинских заводов» до начала Великой Отечественной войны. А также публиковали материал о работе предприятия в годы войны: как создавали знаменитые мотовилихинские пушки.