«Нет ничего проще, чем закидать учителей камнями. Они держат оборону на переднем фронте»

Мы продолжаем цикл «Школа» выступлением Светланы Мишлановой, преподавателя педагогики с 30-летним стажем. В минувшее воскресенье она приняла участие в общественном фестивале «Мосты», выступив в рамках фестивальной площадки «ОколоШколы», где собрались одновременно родители, педагоги и школьники. Светлана Мишланова говорила о проблемах современного учительства и о том, что помочь учителям должны именно родители, от государства поддержки ждать бессмысленно. Публикуем расшифровку выступления и диалога спикера с аудиторией с некоторыми сокращениями.

— Вокруг нашего дела страшно много «мертвечины». Я всегда говорила: не надо читать учебники по педагогике. Только если мучаетесь бессонницей. Вокруг неё очень много фикции, фальши, пафоса, лозунгов. Вместо инструментов, реального дела, технологий.

Всё, что есть сейчас в школе, когда-то создавалось как мощный шаг вперёд. Хорошо, когда ты император и у тебя есть персональный философ, который ведёт с тобой беседы и обучает тебя. А когда образование массовое? Неизбежна организация больших групп. Неизбежно планирование технологии этой организации, распределение усилий и ресурсов. Мы все хотели бы, чтобы наших детей учили гениальные педагоги. Сухомлинский, Шаталов, Корчак. Но учитель — массовая профессия. И надо смотреть на вещи здраво. Какой инструмент мы даём в руки учителя, чтобы он — обычный, нормальный человек со своими реальными проблемами в жизни — пришёл к нашим детям и не покалечил их?

Я вообще думаю: какой дерзостью мы обладаем, когда входим в класс?! По какому праву я прихожу и начинаю кого-то учить? Ну по какому праву? По праву возраста? Я в своей жизни видела столько старых дураков! По праву того, что я прочитала какие-то книжки? Ну так я могу сказать: ребят, вот это умные книжки, почитайте их. Школа — сама по себе глубоко парадоксальная затея. Мы — люди, которые выучились вчера. Мы учим детей, которые живут сегодня. Чему мы их учим?

Из зала:

— Как жить завтра?

— А про завтра мы с вами ничего не знаем! И получается, что перед педагогом стоит задачка-то нехилая: быть человеком из будущего. А я живой человек. Кто меня научил быть человеком из будущего?

Всё, что возникало когда-то в школе, возникало, потому что было нужно. Ввели отметки — это был мощнейший цивилизационный шаг вперёд, потому что это был уход от физического насилия. Не пороть, не бить линейкой по пальцам, а цифрами измерять успехи, цифрами поощрять. Но со временем всё закостеневает и становится помехой. И вдруг обнаруживается, что там, где должны быть радость познания и открытия, азарт и удовольствие, идёт гонка за цифрой. Родители что спрашивают у ребёнка? «Что ты получил?» Не «Что ты узнал?», не «Чему ты научился?», а «Что ты получил?». Потому что это некий показатель, который можно увидеть в динамике. Это то, что можно предъявить в качестве аргумента.

Вот заканчивается урок, заходят учительницы в учительскую. На лице — тоска. Говорят они: «Как мне всё это обрыдло». Я говорю: «А чего маешься-то? Жизнь единственная проходит, никто не вернёт ни секунды. Как можно тратить жизнь на то, что тебе в тягость?» Знаете, что мне отвечали? «Так меня ж никто никуда никогда не возьмёт». Вы представляете? К нашим детям приходят люди, которые здесь, потому что их больше никто никуда никогда не возьмёт! Это, я считаю, серьёзная общественная беда. И странно, что общество этой бедой вообще не озабочено.

Во Франции человек с неврозом не будет ходить на работу. Он будет лечиться. Невроз, выгорание, депрессия — это серьёзные болезни. Теперь скажите мне: учитель, у которого невроз. Это исключение? Это норма? Это правило? Это что?

— Это почти закон.

— Это почти закон. И никто не думает, как помочь этому учителю. Как ему с этим неврозом справиться? Его никто этому не учил. И если не мы — родители, общество — озаботимся этим, то кто? Ну кто? Учителя используют, как тряпочку. Им всё вытерли, а потом выкинули, когда он уже ничего не может. Никто не озабочен тем, чтобы восстановить его душевное равновесие. Помочь ему. Дать ему в руки инструменты реальные. Как вести себя в ситуации буллинга? Как разрешать конфликты? Что делать с очень талантливыми детьми? Что делать с детьми, которые по каким-то причинам отстают? Надо элементарно учить этому, потому что всё это есть, всё это человечество уже придумало.

Но нормальный учитель… У нас как считается: то, что распространено, то и нормально. Но это не так! Норма — это совсем другое. Нормальный учитель — это человек с горящими глазами. Это человек, который вдохновляет, это человек азартный, это человек, которому самому безумно интересно то, что он делает. Только с таким человеком наши дети не будут впадать в тоску на уроках.

Во всех учебниках педагогики написано: есть четыре составляющих содержания образования. Все эти четыре составляющих должны присутствовать на каждом уроке. Первое — это знания, понятно. Второе — как эти знания применять, то есть некие умения и навыки. А дальше начинается самое интересное. Третье — это опыт творческой деятельности. Наши дети будут жить завтра, мы про это завтра ничего не знаем, значит надо учить их действовать в непредсказуемых, неизвестных условиях. Для этого не требуются мозги академика Сахарова. В немецкой дидактике всё описано в середине XIX века. Есть конкретные технологии, как на каждом уроке обеспечивать опыт творческой деятельности.

Представьте ситуацию: идеальный лектор, идеальная аудитория. После лекции замеряют результаты. Максимум — 15% остаётся в башке у людей. А когда аудиторию просят восстановить, что там говорили, и хором все восстанавливают, то выходит, что процентов 20 не слышал никто. Включаем запись — это было сказано. Но никто не слышал! Слепая зона! Потому что: что такое лекция, наш любимый жанр? Это когда выходит человек и отвечает на вопросы, которые ему никто не задавал! Опыт творческой деятельности — совсем другое дело, простая штука. Хрестоматийный пример. Можно сказать: сумма углов треугольника равна 180 градусам. Простая вещь. Чистое знание. Надо запомнить. Другой вариант: ребят, вы строите треугольник с суммой углов больше 180 градусов, а вы — треугольник с суммой углов меньше 180 градусов, через три минуты предъявляете мне результат. И через три минуты все делают открытие: ё-моё, как ни крути, получается 180. И это уже то, что останется!

Есть ещё четвёртый элемент содержания образования. Опыт эмоционально-ценностного отношения к истине. Я должна истину любить, чтобы она стала частью меня. Если она не вызывает у меня чувств, она останется «за». Я сдам экзамен и забуду. И если я не буду ломать голову над тем, как сделать так, чтобы на уроке была радость открытия, азарт, чтобы здесь было весело, чтобы мы посмеялись вместе, то… Дети терпеливы до невозможности! Они уже давно адаптировались к нам, они знают, как выжить. Они знают, как сделать заинтересованное лицо, чтобы мы к ним не приставали. Я сталкивалась с этим в университете. Я говорила: «Не ходите ко мне на лекции. Пожалуйста! Лучше проведите это время на свидании, почитайте книгу, выспитесь. Посмотрите — сирень цветёт, идите в ботанический сад, понюхайте сирень. Просто сидеть здесь — не надо. Если уж ты пришёл, ты почему-то пришёл. Не потому, что я тебя зову. Мне не надо, чтобы ты мне тут делал преданные глаза. Я знаю, за что я тебе поставлю зачёт. Ты мне, например, напишешь эссе. По "Гадким лебедям"...»

Да, «Гадкие лебеди» Стругацких — это лучший учебник педагогики и великая книга о родительстве. Ещё одна великая книга об учительстве — «Географ глобус пропил». Я просила ребят её читать, а потом они писали эссе и отвечали на вопрос: «Хотел бы ты, чтобы твой ребёнок учился у такого учителя?» Все говорили: не-е-е-ет, он их в лес утащил, напился, дети чуть не погибли, чёрте что. Потом они писали ещё одно эссе: «А ты бы сам хотел учиться у такого учителя?» И все говорили: конечно. Конечно! Потому что нормальный живой человек, понимаете? Со слабостями, который никого из себя не строит, которого можно пожалеть, к которому можно проявить интерес, в котором есть что-то, что не позволяет ему быть той «мертвечиной», от которой мы все в школе бежим. И это удивительная парадоксальная штука: детей бы не доверили, а самому мне такого не хватало, оказывается.

У нас в 9-й школе работал учителем истории Лёня Юзефович. Те ребята, которые проучились у него хотя бы два месяца, всю жизнь на него молятся. Классы у него были самые бандитские. Он заходил в учительскую, ему говорили: «Вы что, хотите сказать, что у вас и 7 "В" сидит?!» Он говорил: «Ну да. Конечно, да». Он выключал свет, включал слайды, они писали у него завещание Наполеона, они пели «Марсельезу» хором на французском языке! Это была 9-я школа. Не самая худшая школа в мире, не в самый худший свой период, но при этом пока Лёню не вышибли из школы, никто не успокоился. А чего вы хотели? Ведь дети с его урока шли на другие! Ты либо соответствуешь, либо уйди, не раздражай, не создавай невыгодный фон. Когда у тебя учитель истории — Лёня Юзефович, когда литературу преподаёт Дмитрий Быков, есть шанс, что дети это полюбят. Но Быковых где наберёшься? А с другой стороны, что мешает использовать видеолекции сейчас, когда всё доступно? Что мешает не вещать, а слушать, давать возможность высказаться? Что нам мешает всё это делать?

Вот вы сейчас мне продиктуете, а я напишу. Что должен уметь учитель? Диктуйте.

— Говорить.

— Ну глухонемых учителей у нас, конечно, пока немного… Так!

— Уважать ученика.

— Уважать ученика — это очень хорошая штука. А что значит уважать ученика? Человек не равен своему поведению. Это должно быть в голове. Ещё?

— Слушать и слышать.

— Слушать и слышать. Это очень важно.

— Новыми глазами смотреть на свой предмет. Каждый раз видеть в своём предмете что-то новое.

— Быть исследователем в своей сфере? Да?

— Я бы добавила, что учитель должен уметь быть непредсказуемым. В хорошем смысле. Чтобы урок постоянно «держал». Чтобы ты не мог понять, что будет дальше.

— Интриговать — это будет точно? Очень хорошее слово.

— А ещё он должен уметь учиться сам.

— Медаль на пузо за это открытие!

— Вдохновлять...

— Вдохновлять… Но учиться самому… Ребята, это — номер раз! Всё время учиться. Учись водить машину, учи иностранные языки, осваивай компьютер, учись программированию. Выучил английский? Итальянский учи, чёрт побери! Учись танцевать танго. Всё время чему-то учись. Потому что учиться — это труд и радость. И как только ты забываешь, что это такое…

У меня подруга — школьная учительница. Это просто беда. Я её очень люблю, поэтому она у меня — неисчерпаемый источник примеров. Во-первых, она ходила на уроки со страшным кукишем на затылке. Я ей говорю: «Ты почему такая страшная, как моя жизнь?!» А она говорит: «Я же учительница, приличный человек, я же не могу быть как каштанка какая-то». Я говорю: «Ты себя не видишь. Ты хорошо устроилась. А дети-то за что наказаны?» Я сокрушила её простым способом. Сказала, что кукиш — это фаллический символ. Мы постригли её тут же. Садовыми ножницами. Сделали каре.

В какой-то момент её совсем припёрло: «Я больше не могу, я больше не могу». Говорю: «Слушай, что ты стонешь? Осваивай компьютер!» — «Я не умею пользоваться компьютером» — «Да что ты говоришь? Позорище! Вот у меня компьютер, приходи, я буду тебя учить включать-выключать». Человек сидел, с него пот лился градом. Она реально вставала с мокрой головой из-за компьютера: «Господи, как тяжело». Я говорю: «А теперь представь себе, что проходят дети». Они посидели на геометрии, они пошли на физику, после этого пришли на русский. А ты освоила сейчас одну операцию. Не смей забывать, что такое учиться!

Учителей литературы, я считаю, надо обязывать писать сочинения. Устраивать конкурсы. Чтобы там не было банальностей. Штампов. Живые, интересные, творческие сочинения. Летом взять и в лагерь вывезти на неделю. И чтобы учителя литературы писали эссе, которые можно было бы выложить в интернете. Чтобы все читали и думали: «Ох ты, а Марьванна круче всех написала». Это обязательная штука. Учиться, учиться. Чтобы просто не забывать, какой это труд и как это может быть здорово, когда ты ходишь, как цирковой медведь на уроке танго, а потом вдруг — бац, и тебе удался этот поворот, и ты себя ощущаешь красавицей и звездой, и это очень важно. Тогда учитель будет понимать, как сделать, чтобы этот же кайф ребёнок у него на уроке испытывал.

Шаталов говорил: решать задачи — это творческая работа, я за это оценок ставить не буду. В итоге все родители допускали детей к решению задач по физике и математике только тогда, когда те сделали все остальные уроки. Потому что если ребёнок начинал решать задачи, он остановиться не мог. А вдохновлять может только тот, кто сам вдохновлён! Кому самому это интересно. Кто сам каждый день что-то новое узнаёт. Вообще это поразительно: если я не учусь, то становлюсь неконкурентоспособным в любой среде — кроме, к сожалению, школы.

Что ещё должен уметь учитель?

— (Школьник) Из сказанного самое главное, конечно, вдохновлять и учиться самому. Мы видим, что изо дня в день учителя просто преподают материал по книжке, и в итоге никто ничего не запоминает, потому что никому не интересно. Учитель должен сам проявлять интерес к своему материалу. Это главное.

— Здесь есть ещё такая штука: ценность опыта предыдущих поколений резко упала в глазах нынешнего поколения. И пропасть между поколениями существенная. Насколько я умею пользоваться тем, чем пользуется сегодня трёхлетка?..

В школе Монтессори один учитель преподаёт до 12 лет. Естественные науки, два языка, математику и прочее. Скажите мне, встаёт ли вопрос об авторитете этого учителя? Да никому в голову не придёт подвергнуть его сомнению! Люди видят человека широко образованного, умного, сильного. Которому не нужно делать так, как делала моя учительница биологии. Она снимала с себя туфлю, стучала, как Хрущёв, по столу и говорила: «Я требую к себе уважения!» У нас тогда был один мальчик, он победил потом во всесоюзной олимпиаде по физике и создал независимый математический университет в Москве... Я благодарна ему на всю жизнь. Он тогда встал и сказал: «Авторитет не алименты. По суду не получишь».

— Может быть, ещё учитель должен любить себя?

— Молодчина. Молодчина.

— Потому что позволить себе весь тот кайф, радость, кураж, о которых вы говорите, можно только тогда, когда себя любишь.

— Когда человек говорит: «Я вас всех люблю», я всегда пугаюсь и говорю: «Так, меня не надо, пожалуйста». Спрашиваю: «Себя любишь?» — «Не-е-е, себя нет». Если ты не любишь себя, если ты не уважаешь себя, как ты будешь любить и уважать другого? Чтобы уважать ученика, надо уважать себя.

— Вы говорили про то, что учителю не дают инструмента. Он ответственен за многое, но как с этой ответственностью справиться? Почему не дают инструменты и кто должен их давать?

— Кто должен их давать — это очень хороший вопрос. Потому что мы с вами всё-таки разводим государство и общество. Я думаю, что общество должно быть озабочено тем, чтобы у учителя была подушка безопасности. Потому что государство — это тётенька в РОНО, которая в школе не выжила. Если ты успешный учитель, то ты из школы не уйдёшь бумажки перебирать! Тётенька в роно не поможет.

Я, к сожалению, не владею технологией общественного строения, но я проводила тренинги с учителями. Работала с сельскими школами, и мы прорабатывали с ним личные проблемы, мы учились взаимодействию, осваивали технологию установления контакта, поведения в конфликте, самозащиты, саморегуляции... Я их учила этому. Как сохранять хладнокровие. Как вызвать энтузиазм, когда у тебя нет сил. Как эти силы восстановить. Все наши вопросы и ответы — внутри нас. Мы просто не знаем, на какую кнопочку нажать.

— (Школьник) А что делать с тем, что сейчас у учителей помимо того, чем они должны вдохновляться — то есть уроков, огромное количество рутинной работы, которая им не нужна?

— Очень хороший вопрос. Разговаривала как-то с учителем. Молодой парень, преподаёт в хорошей школе. Он мне рассказывает: бумажки бредовые спускают, их никто не читает точно, мы пишем… Я говорю: «А вы себя уважаете? Вот ты — умный, сильный мужик. Что ты стонешь и жалуешься? Вас есть там трое умных, сильных мужиков? Напишите грамотную служебную записку, давайте её пошлём. Не делайте вы то, в чём не видите смысла. Не тратьте на это ни душу, ни время, ни жизнь» — «Дык проще написать!»

Не будешь ты уважать ученика, если ты себя не уважаешь! Не надо делать то, в чём не видишь смысла! Я видела разных учителей. И я видела учителей, которые говорили: «Я буду делать это, это и это, и вы будете за меня держаться». И с ними считались.

— Почему мирятся с этим проблемами в современной школе?

— Ну потому что проще выполнить идиотское требование, чем доказать, что оно идиотское. Но вопрос ещё в том, что нас не учат уважать себя. Поймите, у нас такой опыт растоптанности, такой опыт переломанных носов и выбитых зубов, генетический просто, что мы всего боимся. То есть: «Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков».

— Может ли само образовательное пространство быть инструментом? Вы приводили в пример школу Монтессори, которая кардинальным образом отличается от пространства, в котором учится большинство детей.

— Посмотрите, как мы сидим (обводит рукой зал)? А как мы в классе сидим? Мы сидим друг за другом! Почему мы боимся темноты? Это наша генетическая память: если мы не видим угрозы, если она за спиной, она в тысячу раз страшнее. А как подходит учитель к ученику? (Подходит сзади к одному из слушателей, приобнимает за плечи.) Понимаете?.. И как в классе стоят парты? Ребёнок за первой партой, весь класс у него за спиной — это источник его постоянного стресса. Что сделать с организацией пространства? Банально: посади людей кругом. Никто ни у кого не за спиной, и учитель на том же уровне. Не нависает над ними, а с ними, глаза в глаза.

— Вы сказали, что общество не оказывает учителю поддержку, которую неплохо было бы оказать. Имеются ли в истории мировой педагогики, желательно после римских императоров, примеры, когда общество оказывало эту поддержку?

— Конечно, Франция, 68-й год как минимум. Когда вдруг общество озаботилось тем, что уровень образования упал. А уровень французского образования — это всегда был «гамбургский счёт»! И учитель во Франции в рядовой муниципальной школе получает как очень дорогой специалист. Общество спохватилось: что же такое? Мы учителям платим много, а они перестали требовать. И был серьёзный кризис в образовании, и по требованию общества изменились многие вещи.

— Это были митинги, как они любят?

— Это были митинги, это были студенческие волнения, студенты поддержали… Всё закончилось отставкой правительства.

— Знаете, у меня есть ощущение аморфности самих учителей и разобщённости... Почему-то учителя ждут, что их будут защищать...

— Разобщённости и беззащитности. Не будем судить! Я призываю вас, коллеги! Нет ничего проще, чем закидать учителей камнями. Они держат оборону на переднем фронте. Либо мы им помогаем, и тогда мы с них требуем. Либо если мы их бросили перед всем этим маразмом государственным, перед всем этим унижением, на которое они обречены, то мы не вправе с них требовать.

— Я не закончила мысль. Учителя отказываются защищать свои права. Они очень быстро сдаются. Нет профсоюза учителей, где педагоги чувствовали бы свою сплочённость.

— А для этого нужны лидеры, и вы это понимаете. Лёгкой эта борьба не будет.